За горами – горы. История врача, который лечит весь мир - Трейси Киддер

Начинался отредактированный доклад вполне безобидно, но затем Фармер нараспев провозгласил с кафедры: “Мифы и мистификации вокруг МЛУ-ТБ”. И принялся зачитывать довольно длинный список. Привел цитату из документов ВОЗ: “Лечить МЛУ-ТБ в бедных странах слишком дорого, это отвлекает внимание и ресурсы от лечения чувствительного к препаратам туберкулеза”. Но разве это правда так дорого? – вопросил Фармер. “Даже если борцы с ТБ обречены руководствоваться соображениями экономии, им не составит труда доказать, что истинное разорение – это не отслеживать и не лечить МЛУ-ТБ”. Уважаемым слушателям не мешало бы вспомнить случай в Техасе, когда больной МЛУ-ТБ заразил девять членов своей семьи. “Помочь только этим десятерым стоило более миллиона долларов”.

Миф номер два: некоторые полагают, будто одной стратегии DOTS достаточно, чтобы прекратить вспышки МЛУ-ТБ. Это чушь, заявил Фармер. Что произойдет, спросил он аудиторию, если специальные программы будут успешно бороться с лекарственно-чувствительным туберкулезом, а МЛУ-ТБ останется процветать? Он продолжит распространяться, и даже там, где в настоящее время случаи МЛУ-ТБ составляют ничтожный процент от всех случаев заболевания туберкулезом, его относительный вес будет расти. Более того, DOTS расширит уже имеющуюся резистентность к препаратам. Короче говоря, программы, сегодня восхваляемые за успешность, обречены на провал.

Что же насчет теории, будто МЛУ-ТБ не так заразен и страшен, как обычный туберкулез? Она просто выдает желаемое за действительное, припечатал Фармер, продвигаясь дальше по своему списку “мифов и мистификаций”, то есть по списку убеждений, разделяемых большей частью ТБ-сообщества. С тем же успехом он мог бы назвать добрую половину своих слушателей болванами и негодяями.

“Спасибо за провокационную речь, Пол”, – сказал модератор, специалист по туберкулезу из Центров по контролю и профилактике заболеваний США, друг Фармера по имени Кен Кастро. Фармер, уже покидавший сцену, обернулся: “Извини, Кен, но почему ты счел мою речь провокационной? Я просто сказал, что нам следовало бы лечить больных людей, раз уж у нас есть необходимые технологии”.

Несколько дней спустя в Лиме Хайме Байона услышал сплетню. Якобы кто-то из присутствовавших на конференции позвонил директору государственной программы Перу по борьбе с туберкулезом и сообщил: “Пол Фармер говорит, вы убиваете пациентов”. Но, по крайней мере, его протест был заявлен и принят к сведению “инстанциями повыше”.

Глава 17

Еще в 1994 году Офелия написала Полу в письме: “Слава богу, что у тебя складываются такие теплые отношения с Диди. Я рада за тебя, правда рада”. Новая женщина в жизни Фармера, Диди Бертран, была дочерью директора школы и, по словам сотрудников “Занми Ласанте”, самой красивой девушкой в Канжи. Пол знал ее давно и до свадьбы почти два года за ней ухаживал. Поженились они в Канжи в 1996 году, в разгар суматошной начальной стадии перуанского проекта. Шаферами Пола были Джим и один старый друг из Дьюка, церемонию проводили отец Лафонтан и еще три католических священника, гостей пришло около четырех тысяч, в том числе все жители Канжи. Фармер каким-то образом исхитрился найти время и на обряд, и на повторный свадебный прием в Бостоне.

К этому моменту перуанский проект нещадно тянул ресурсы из ПВИЗ. Препараты на лечение одного пациента стоили в среднем от пятнадцати до двадцати тысяч долларов. А количество пациентов все росло. В Карабайльо уже человек пятьдесят проходили терапию: студенты, безработная молодежь, домохозяйки, уличные торговцы, водители автобусов, медработники. Средний возраст – двадцать девять лет. Казалось бы, пятьдесят больных МЛУ-ТБ – это немного, но они составляли десять процентов от общего числа туберкулезников в Карабайльо. А это в десять раз больше, чем можно было бы ожидать. И неизвестно, сколько народу они заразили, перемещаясь по Лиме со своим кашлем. Также неизвестно точно, сколько людей уже страдали МЛУ-ТБ в других районах города. Судя по сведениям, собранным Хайме, – сотни. В Карабайльо сотрудники “Сосиос” находили целые семьи, болеющие и умирающие от МБТ генетически близких, как выяснилось, штаммов. Феномен оказался столь распространенным, что медработники дали ему название – familias tebecianas, “туберкулезные семьи”.

Офелия беспокоилась. Похоже, в проекте, изначально простом и ясном, пошли метастазы. Когда Пол и Джим твердили, что это ЗЭЯ, она отвечала: “Хорошо, ребята. Я согласна. Но бабки-то где?”

Примерно тем же вопросом задавался их бригемский друг Говард Хайатт. В свои семьдесят с лишним Хайатт был заметной фигурой в медицине – бывший декан Гарвардской школы здравоохранения, бывший главный врач больницы Бет-Исраэль, ныне профессор в Гарвардской медицинской школе. В его обязанности помимо прочего входили консультации и помощь молодым врачам, избравшим необычную карьеру. В числе его любимчиков были и Пол с Джимом, изрядно трепавшие ему нервы. Где же они берут препараты второго ряда? – гадал профессор. Откуда, ну вот откуда у них на это деньги? И в один прекрасный день директор Бригема остановил Хайатта в коридоре: “Ваши приятели Фармер и Ким получат от меня по первое число. Они должны больнице девяносто две тысячи долларов”.

Хайатт принялся разбираться. “Ну кто бы сомневался. Перед отъездом в Перу Пол и Джим всякий раз заглядывали в бригемскую аптеку и уходили с полными чемоданами лекарств. Уговаривали разных людей, чтобы их отпускали с добычей”. В общем-то ему даже понравилась эта история. “Такие вот у них стрелы Робин Гуда”.

На самом деле лекарства молодые люди только позаимствовали. Вскоре Том Уайт прислал в Бригем чек на всю сумму с запиской, в которой рекомендовал больнице проявлять больше щедрости по отношению к бедным.

“Прощение получить легче, чем разрешение”, – любил повторять отец Джек. Таково было главное житейское правило Фармера. Как только они с Джимом приняли решение заняться МЛУ-ТБ в Карабайльо, он пришел к Тому Уайту со словами: “Купите лекарства только для десяти больных. Больше не надо, честное слово”. Уже тогда Фармер знал, что это, как он сам говорил, “обманка”. С тех пор он не раз просил у Уайта еще денег. Уайт разделял всеобщую тревогу. Он часто заявлял, что хочет уйти из жизни без гроша в кармане, но, по мере того как росло количество пациентов, начинал опасаться, что Пол и Джим нарушат его расчеты. “Какое-то время мне казалось, что они потратят все мои деньги гораздо раньше, чем я умру”.

Многие опытные руководители проектов по здравоохранению сочли бы затею Фармера и Кима безрассудством – а то и аферой, как впоследствии намекали некоторые. Не имея надежного источника лекарств, вооруженные одной лишь решимостью их добыть, молодые люди полагались на свое обаяние, позволявшее им “одалживаться”. Лабораторные анализы они тоже “заимствовали” в Массачусетсе. Никакие солидные учреждения их не поддерживали, мнение авторитетных экспертов было не на их стороне. Их маленькую организацию обременяли разные проекты, в Гаити, Бостоне и других местах, так что Перу всем создавало дополнительную нагрузку.

Джим наведывался в Карабайльо минимум раз в месяц. Фармеру приходилось туда ездить немного чаще. Он старался особо не жертвовать ради Перу другими делами – ни своими обязанностями в Гаити, ни службой в Бригеме, ни преподаванием в Гарварде, ни публичными выступлениями, коих становилось все больше. Просто добавил Карабайльо в свой график.

Зачастую путешествие длилось всего два дня. Он покидал Канжи на рассвете и ехал на машине в Порт-о-Пренс. Иной раз, когда пикап застревал в пробке, Фармер, бросив машину на попечение помощника-гаитянина, последние полмили до аэропорта пробегал бегом. Садился на утренний самолет до Майами, потом пересаживался на рейс в Лиму и поздно вечером добирался до Карабайльо. На следующий день с раннего утра начинались походы вверх-вниз по пыльным холмам в сопровождении гарвардских студенток либо медсестры из “Сосиос” – Фармер навещал пациентов в их убогих жилищах. Позже, когда отношение местного “туберкулезного начальства” к “Сосиос” немного потеплело, больных стали привозить в Центр отца Джека Руссена, и Фармер принимал их в маленьком помещении, где стоял стол, а пол был залит цементом. Так он успевал обследовать больше народу. Работа кипела до самого отъезда в аэропорт. Потом ночной перелет в Майами, рано утром самолет до Порт-о-Пренса, и во второй половине дня он уже снова в Канжи. Из сорока восьми часов двадцать два уходили только на дорогу, а то и больше, если рейсы задерживались либо отменялись, или грузовичок “Занми Ласанте” ломался в пути, или участок Шоссе № 3 на склоне Морн-Кабри оказывался перегорожен из-за аварии, или речные русла, пересекающие трассу, наполнялись дождями так, что ни проехать, ни пройти.