Слепой прыжок - Павел Балашов

Слишком многое в этот момент стало чем-то другим. И слишком многое в этот момент стало ненужным. И еще многое стало настолько важным, насколько могло быть в принципе. Двое людей, не питавшие никаких иллюзий насчет самих себя, двое настолько счастливых, насколько могли быть счастливы недолго знакомые, тонули друг в друге и не видели и не слышали ничего вокруг.

…а потом был кофе, неразбавленный и без сахара. Потом была сигарета — одна на двоих, переходившая из рук в руки. Потом был свет двух лун в открытом окне кабинета и огромное кресло директора, на котором вполне хватило места обоим. Потом была случайно задетая винтовка, с грохотом свалившаяся со стола, громкий смех в два голоса, когда один из двоих, реагируя на резкий звук, в прыжке-перекате ушел в противоположный угол кабинета. Потом была опрокинутая на стол чашка с кофейной гущей и впивающиеся в кожу спины ногти…

А потом, когда дыхание уже выровнялось и два вроде как человека смогли нормально дышать и думать, Елена встала, в несколько мгновений оделась, втиснула свои грациозные ступни в шлепанцы и вышла, прежде чем Макс, обалдевший от такой разительной перемены поведения, успел хоть что-то сказать. А когда за ней закрылась дверь каюты, Заславский обессиленно откинулся спиной на кровать и решил для себя, что это была последняя попытка понять эту женщину.

Почему-то у Макса саднило в горле, тяжко бухало сердце, и на душе в момент стало паскудно. Он бы не смог внятно это объяснить, если бы попросили, но почему-то в голове всплыла старая, как мир, фраза: «Гондон — это призвание, использованный — это судьба». И от фразы этой Заславскому стало еще паршивей. Он встал с кровати, дошел до кабинета, открыл стенной шкаф, извлек оттуда бутылку водки и стакан, налил себе примерно половину и выпил залпом. После чего взял со стола ИВС, проверил патрон в патроннике и с винтовкой наперевес вернулся в свою каюту. Сунул винтовку под кровать, сняв с предохранителя, запер тщательно дверь, отключил систему вызова, вернулся к кровати и вытянулся на ней. Сон вроде не шел, и Макс начал тупо вспоминать все анекдоты, которые смог. Смеяться не хотелось, но это был вполне вариант призвать на свой организм сонное состояние. И, как обычно, методика, проверенная годами, не подвела — через несколько минут Заславский провалился в зыбкий, но глубокий сон.

До посадки транспорта с колонистами оставалось шестьдесят девять с половиной часов.

Глава 7

Успех диверсионной операции зависит не от оружия. Успех диверсионной операции зависит даже не от удачи. Успех в таком деле зависит только и исключительно от выучки, выдержки и выкладки. Запомните эти три «вы» и никогда не потеряете ключ к успеху.

Утро у Отто Лемке начиналось всегда одинаково. Вернее, если быть точным, Отто Лемке знал несколько вариантов начать утро — и различались они исключительно по признаку местонахождения немца. Если он просыпался дома — то принимал контрастный душ, варил себе кофе, просматривал утренние новости в Сети, затем завтракал — и день вступал в свои права. Если же Отто находился на борту звездолета, причем неважно, пассажиром или членом экипажа, то душ менялся на умывание, а кофе — на тоник. Завтрак все равно по бортовому расписанию, а новости посмотреть не всегда есть возможность. Оказавшись среди форматировщиков, Отто скомбинировал два варианта — душ есть душ, в конце концов воду экономить пока причины нет, кофе из автомата, а вместо новостей — просмотр отчета событий на базе, который ему, как заместителю командира, доставлялся постоянно.

Этим утром педантичный тевтон не собирался менять свои привычки. Встав с постели и скинув пижаму, он прошлепал босыми ногами в душ, десять минут ворочался под струями разной температуры, потом накинул на голову полотенце, чтобы вода с волос впиталась, вышел, оделся и затребовал кофе у автомата. Как только чашка с напитком вылезла на подставке, и Отто собрался сделать первый глоток, раздался ревун тревожной сирены, и голос Заславского, чеканя слова, произнес:

— Внимание всему персоналу группы! Общая тревога, общая тревога! Сбор в зале совещаний через минимально возможное время! Внимание всему персоналу группы! Общая тревога, общая тревога! Сбор в зале совещаний через минимально возможное время.

Отто чуть чашку не опрокинул. Вот тебе и попил кофе, полистал новости. Что же случилось, черт побери, какой свинячий хвост плешивой собаки что устроил? Размышляя и ругаясь вслух, Лемке достал из шкафа бронированный скафандр высшей защиты — штурмовую броню, и быстро в нее облачился. Пристегнув сбоку плазмобой, немец достал из стола раритет, доставшийся по наследству, — «люгер» посткайзеровских времен, к которому было почти не достать патронов, но два магазина у Отто были. Раритет, почищенный и смазанный не далее как вчера вечером, ушел в нагрудный карман бронескафандра, ибо в состоянии «общая тревога» ничто лишним не бывает. Закончив вооружаться, Лемке достал из-под кровати аптечку, походно-полевой вариант. В смысле, это был чемодан, объемом литров сто, напичканный всем, что могло только пригодиться, но уже в медицинском плане. Стимуляторы, гепатопротекторы, перевязочные материалы, обезболивающие, антидоты… Список можно было бы составить примерно с Лемке размером. Аптечку Отто пристегнул к спине, благо нужные крепления давно были приделаны к ней рукастым Леоном. И наконец, почувствовав себя ко всему готовым, Лемке открыл дверь своей каюты и бросился бежать в зал совещаний.

Он оказался вторым. Первым туда успел непосредственно Макс, что было неудивительно. Командир сидел в углу, развернув стул спинкой вперед, положив на эту спинку импульсную винтовку Северова, с которой не расставался последние сутки. Ствол ИВС сначала уперся в Отто, потом Макс опознал своего зама, и ствол ушел вверх.

— Входи, садись, — бросил Макс отрывисто очень злым голосом.

— Есть. Что случилось?

— Крепко спим, вот что случилось. И ты, и я, и все остальные.

— А подробней?

— Убит Ивар. Вскрыт бокс изолятора. Немой исчез, нигде нет. Уничтожена станция дальней связи, наша. Хватит?

— Donnerwetter!!! Но как?

— Кверху каком! — Заславский чуть не взрывался уже. — Вот так, Отто!

Дверь открылась, на пороге стоял Герман-Урмас. Здоровяк нашел у себя в каюте, которую ему определили, скафандр для агрессивных сред из штатной комплектации базы и облачился в него. Размер явно был ему маловат, поэтому рукава и «сапоги» скафандра Герман-Урмас попросту отрезал.