Тайны «Монастырского приюта» - Александр Трапезников

– Расскажите мне о том преступлении в одиннадцатом веке, об этой легенде, – попросил Александр Юрьевич. – Вы обещали.

– Разве? Вы – опасный человек. Всегда своего добиваетесь?

– Я – историк, мне нужно видеть следы, чтобы знать, куда они ведут.

– А если взятый вами след ложный?

– Бывает и такое. Ничего страшного. На то я и следопыт, чтобы разобраться.

– Хорошо, слушайте, – согласилась она. – Мой далекий предок, Армен Прошян, был владетельным князем этой местности, а кроме того, начальником азнаурской конницы – спарапетом. Ему принадлежал и этот монастырь, и Атенский Сион, и многие другие храмы в горах. Христианское учение здесь было еще не так сильно.

«Она неплохо знает историю родного края», – с уважением подумал Сивере, а вслух произнес:

– Я мог бы прочесть целую лекцию на эту тему. Христианству противостояли тондракиты, близкие к сектам манихеев и павликиан. А сам князь? Кому он благоволил?

– Никому, ничему, кроме денег, – ответила она. – Деньги его и погубили. Он изнурял податями не только крестьян, но и собственных азнауров. Скопил несметные сокровища, может быть, гораздо большие, чем у его предка – Бабека. Поговаривали даже, что он продал душу дьяволу. Последние годы жизни он провел здесь, в этом монастыре, считая его наиболее недоступным местом. Страшно подозрительный и ревнивый, он обвинил местного настоятеля в том, что тот украдкой, за его спиной чеканит фальшивые серебряные монеты. И велел посадить его на кол. Знаете, как это происходит?

– Догадываюсь, – усмехнулся Сивере.

– Нет, вы не знаете, – продолжила Тереза. – Вначале на голову настоятеля надели мешок с голодными крысами и завязали на шее. Они изъели лицо, но он оставался жив. Тогда его посадили на острую перекладину, которая не позволяла быстро пронзить внутренности, острие медленно входило в тело настоятеля и только через два дня вышло возле лопатки. И он жил еще трое суток, парализованный, в ужасных страданиях, пока не испустил дух. Позднее выяснилось, что…

Она замолчала, прислушиваясь к чему-то. Но кругом была тишина, даже 1ела молча сидел на своей скамейке, дурацки приоткрыв рот. Сивере выглянул в коридор – никого. Лишь колыхалась белая занавеска в одной из ниш.

– Жуткая смерть, – пробормотал он, возвращаясь. – Так что же было дальше?

– Выяснилось, что Прошян сам чеканил фальшивые монеты украдкой от византийских правителей. А всю вину свалил на настоятеля монастыря. У него были целые мастерские, подземные хранилища. Даже отлитая из чистого золота статуя богини Анаит.

– Наслышан, – кивнул Сивере. – И что же, возмездие его не настигло?

– Он… исчез, – понизив голос, сказала Тереза. – За все преступления, которые он совершил, монахи приковали его к стене. Аутром, когда пришли судить, цепи оказались вырваны из камня.

– Ночной горбун? – вспомнил вдруг Сивере. – Сегодня утром я уже слышал эту легенду.

– Да, Армен Прошян был горбуном, – кивнула женщина. – И поскольку у него был заключен союз с дьяволом, тот помог ему скрыться.

– У вас несколько иная интерпретация этого происшествия, – заметил Сивере. – По другой версии, монахи срезали его горб, а там оказался живой младенец. И потом он стал возвращаться из века в век, наказывая обитателей монастыря.

– Может быть, и так, – согласилась Тереза. – Это не имеет значения. Важнее то, что он – существует.

– Вы тоже верите в это?

– А вы – нет? – вопросом на вопрос ответила она.

5

Сауна располагалась на заднем дворе гостиницы, в отдельном одноэтажном домике, выстроенном не так давно. Современное вкрапление в готический монастырский ансамбль. Надо сказать, что это весьма портило весь исторический вид. Монахи предпочитали пользоваться раскаленными камнями, поливая их водой – так называемый восточный пар или турецкая баня. Но теперь в монастыре были заведены другие порядки, хотя большие плоские камни, на которых было столь удобно лежать и нежиться, еще хранились во дворе.

Заглянув в домик, Сивере прежде всего попал в раздевалку, где вперемежку висела мужская и женская одежда. Посередине стоял стол для игры в пинг-понг. Здесь было еще достаточно прохладно. В следующем помещении размещались тренажерные велосипеды, массажные дорожки, упоры для накачки мускулов и пресса, гантели. Еще дальше – дверь, из-за которой доносились веселые голоса.

Заглянув туда, Александр Юрьевич обнаружил всю честную компанию. В удобных креслах, за круглым столом, уставленным кувшинами и разнообразной снедью, сидели, завернувшись в белые простыни, Прозоров, Стас и Оленька Дембовичи, Багрянородский и Лейла. Они уже были изрядно пьяны. Дымилась сигара, пахло еще чем-то – сладковато-приторным.

«Так вот почему они отсутствовали за ужином!» – подумал Сивере. Накачались здесь.

– О, Шандор-джан, барев джес! – поприветствовал его Герман. Другие тоже что-то такое повыкрикивали, подняв в римском поздравлении правые руки. Целую треть комнаты занимал встроенный в пол бассейн, в котором запросто могло бы разместиться человек пять-шесть. Как раз все присутствующие.

Александр Юрьевич, не снимая свитер, уселся в пододвинутое ему кресло, благодушно разглядывая почтенный ареопаг. В руках оказался большой рог с красным вином.

– До дна, до дна! – подсказал Дембович. – Коли уж опоздали. Его бронзовое от загара и мускулистое тело украшала самая разнообразная татуировка. От мифических животных до портрета Сталина с трубкой. Внушительно выглядел и Прозоров, как боксер-тяжеловес, только что ушедший на пенсию. Не портил картины и Багрянородский – поджарый, сухой, словно хорошая охотничья борзая. Что касается молодых дам, то они производили впечатление веселых куртизанок с полуприкрытой белым полотном грудью. Лейла – более крупная, упитанная, Оленька – изящно-спортивная, как фигуристка.

Сивере осушил рог, сразу захмелев. Налево вела еще одна дверь, очевидно, в сауну. Так и оказалось. Дембович сбросил простыню и, оказавшись в чем мать родила, по-матросски раскачиваясь, пошел туда, а навстречу вырвалось облако жаркого пара.

– Ну, парень, ты свитер-то сними! – сказала Оленька, ласково глядя на Александра Юрьевича. Ее простынка также соскользнула к талии, обнажив прелестную грудь.

– Он стесняется! – взвизгнула Лейла.

– У него просто искривление позвоночника, – вставил Багрянородский. – И ущемление грыжи.

Пришлось Сиверсу встать и отправиться в раздевалку. Там он сбросил с себя всю одежду, облачившись в белое полотно, как в тогу. «Рыхловат малость!» – подумал он с некоторым огорчением, разглядывая себя в зеркало. Затем, не присаживаясь больше за стол, прошел в сауну. Здесь, кроме Стаса, сидела уже и Оленька, ничуть не смущаясь своей наготы.

– А что такого? – пробормотал себе под нос Сивере, занимая скамью и освобождаясь от простыни. А вскоре привалили и остальные, с веселыми шутками и выкриками.

– Ну как тебе? – толкнул его в бок Герман. – Нравится?

– Ничего, – уклончиво отозвался тот, вдыхая горячий воздух. Пот уже начал как следует его прошибать. Подождав еще минуты две, он выбрался наружу. Справа от него в узком проходе находилась душевая, еще дальше – туалет. Но первым делом Сивере нырнул в бассейн, где прохладная вода разом успокоила разгоряченное тело.

«А здорово!» – подумал он. Теперь и ему было плевать на то, что он голый. Эка невидаль, взрослые люди! В бане и морге равны все, аршин не нужен.

– Красавчик, садись за стол! – позвала его Лейла. Александр Юрьевич отрицательно махнул рукой, поскольку к нему в бассейн нырнула и Оленька, а с ней ему было как-то приятней. Голая наяда плескалась вокруг Сиверса и задорно смеялась, он же ощущал себя мифическим Меровеем, похищающим царскую дочь, чтобы утешить свою рыбью плоть и положить начало французской династии королей Меровингов. Оленька в воде вдруг оплела ногами его бедра, никого не смущаясь прильнула к губам. Впрочем, сидящим за столом было не до них. Там вовсю пили и веселились.

– Подожди ты… – прошептал Александр Юрьевич.

– Чего ждать? – откликнулась она, широко раскрыв глаза, в которых он мгновенно начал тонуть. В бассейн плюхнулся еще кто-то, а Сивере, кое-как освободившись от цепкого захвата и выбравшись на бортик, пошел в сауну. Там сидел Багрянородский, выжимая из себя остатки пота.

– Ну-с, как? – точно Прозоров, спросил он.

– Никак-с, – ответил Сивере. – Послушайте, кто у вас был той ночью? Помните, когда я ошибся дверью? Оленька или Лейла?

– Обе, – игриво хохотнул Багрянородский. – Хотите, верьте – хотите, нет.

– После нашего сабантуя вполне поверю. А как же Стас? Неужели ему все равно?

– Именно, – подтвердил частный сыщик. – Ночью он спит как убитый. Оленька сама жаловалась. Да и днем ему на все плевать. Он тут, в монастыре, с какой-то другой целью. И никакие они не молодожены, уж я-то чувствую, у меня нюх.