Голубая кровь - Мелисса Круз

— Ты — новое лицо «Цивилизации»! — захлебываясь от восторга, вещала в мобильник Линда Фарнсворт. — Ты им необходима! Не заставляй меня умолять!

— Ну ладно, пускай, — сказала Шайлер, слегка ошеломленная буйством эмоций Линды.

Поскольку Шайлер не смогла придумать уважительной причины отказать божествам моды (кто она такая, чтобы говорить «нет» «Цивилизации»?), на следующее утро она отправилась в центр на фотосессию. Фотостудия на крайнем западе Челси располагалась в громадном, размером с квартал, здании, где раньше размещалась типография. Служебным лифтом управлял близорукий джентльмен в дешевом костюме, он доставил Шайлер на нужный этаж.

Фотостудия располагалась в северо-восточном крыле здания. Дверь была открыта и подперта, и из помещения неслась громкая электронная музыка.

Шайлер зашла, плохо понимая, чего ожидать. Студия представляла собой большое открытое пространство: белые стены, блестящие полиуретановые полы и окна от пола до потолка. На одной из стен был натянут цельный белый задник, а напротив установлен штатив. Зевающие практиканты вертелись у вешалок с одеждой, чтобы стилист с дредами мог осмотреть их наряды.

— Шайлер!

Сухопарый мужчина с легкой щетиной, в мятой футболке направился к девушке, с энтузиазмом протягивая ей руку. На нем были солнечные очки-авиаторы «Рей-Бэн», он курил на ходу.

— Привет, — отозвалась Шайлер.

— Я — Джонас Джоунс. Ты меня помнишь? — спросил мужчина, приподнял очки и улыбнулся.

— Ой… конечно! — отозвалась слегка испуганная Шайлер.

Джонас Джоунс был одним из самых известных выпускников Дачезне. Он окончил школу несколько лет назад и произвел своими картинами фурор в мире искусства. Еще он снял фильм, «Кадриль лесорубов», получивший приз на фестивале «Санденс». А на данный момент переквалифицировался в модного фотографа.

— Спасибо тебе большое, что пришла, — сказал Джонас. — Извини, что все так внезапно. Но такой уж у нас бизнес.

Он представил Шайлер модельеру «Цивилизации», бывшей модели с каменным прессом и выступающими тазовыми костями.

— Я — Анка, — бодро представилась та. — Извини, что сорвали тебя в такую рань в субботу, но день у нас сегодня намечается долгий. Хотя я думаю, что все будет отлично. У нас тут масса пончиков. — И она указала в сторону стола, заваленного бело-зелеными коробками из «Криспи крем».

Шайлер она сразу же понравилась.

— Ну, хорошо. Давай займемся твоей прической и макияжем, — заявил Джонас и указал Шайлер на угол, где стояли большое зеркало, окаймленное двумя рядами ламп, и два накрытых холстом кресла с высокими спинками.

В одном из кресел уже сидела Блисс Ллевеллин. Линда как-то забыла упомянуть, что в этом году у «Цивилизации» будет два лица. Высокую техаску уже подготовили к съемке. Волосы ей уложили в пышную прическу с начесом, а губы накрасили вишнево-красной помадой. Блисс была одета в воздушное белое платье и болтала с кем-то по мобильному. Она весело помахала Шайлер рукой.

Шайлер помахала ей в ответ. Она умостилась в кресле, и англичанка-визажист, представившаяся как Перфекшн Смит, принялась изучать состояние ее кожи. Одновременно стилист по прическам поймал прядь ее волос и принялся рассматривать, неодобрительно цокая языком.

— Что, недосып? — поинтересовалась Перфекшн, приподняв подбородок Шайлер поближе к свету. — Дорогуша, у тебя очень сухая кожа, — произнесла она в нос, с выговором кокни.

— Угу, — отозвалась Шайлер.

Она плохо спала со времен собрания Комитета. Ее до дрожи пугала мысль о том, что, когда она спит, ее собственная кровь оживает и просачивается в ее сознание и все воспоминания и голоса из прошлых жизней рвутся захватить власть над ее мозгом. И хотя Джек объяснил, что на самом деле все происходит не так: что воспоминания ее собственные, потому они часть ее и бояться тут нечего, Шайлер все равно терзали сомнения.

Пока лицо ее терли, пощипывали, покалывали, полировали, пудрили, а волосы дергали, расчесывали и сушили, едва не подпаливая корни, Шайлер сидела с закрытыми глазами.

Когда фен едва не обжег ей кожу на голове, Шайлер ойкнула, но мрачный стилист даже не извинился.

Еще ей с трудом удавалось поворачиваться во все стороны, куда велела Перфекшн. Шайлер никогда и в голову не приходило, что макияж такая тяжкая процедура. Нужно все время «работать» лицом, чтобы визажист мог исполнить свою работу правильно. Перфекшн вела себя словно сержант, муштрующий новобранца.

— Открой. Пошире! Посмотри вбок. В другую сторону. Мне на колено. На потолок. Закрой рот. Потри губы друг о дружку. Посмотри на меня. На колено.

К тому моменту, как преображение завершилось, Шайлер окончательно выбилась из сил.

— Ну что, готова? — спросила Перфекшн.

Она развернула кресло, и Шайлер наконец-то смогла взглянуть на себя в зеркало.

И не поверила собственным глазам. Из зеркала на нее смотрело лицо ее матери. То самое лицо, что так ясно улыбалось со свадебных снимков, которые Шайлер хранила у себя под кроватью. Она была прекрасна, как богиня.

Шайлер охнула, распахнув глаза. До этого момента она и не знала, насколько похожа на мать.

«О господи, она же и вправду красавица», — подумала Блисс. На самом деле «красавица» — это было слабо сказано. Это все равно что назвать Одри Хепберн симпатичной. И как только она этого не замечала? Она разговаривала с Диланом по мобильнику сообщала ему о вечеринке, которую намеревалась устроить вечером, ее мачеха отправилась в округ Колумбия навестить отца, а Джордан собиралась заночевать в гостях у друзей. Блисс как раз говорила Дилану, к какому времени подходить, когда заметила преображение Шайлер.

Шайлер выглядела как стопроцентная фотомодель. Губы у нее были полные и блестящие. Парикмахер так уложил ее иссиня-черные волосы, что они волной ниспадали на спину, прямые и безукоризненные, словно занавес цвета эбенового дерева. Стилист обрядил ее в джинсы «Сшито для Цивилизации». И теперь, когда Шайлер больше не пряталась под слоями бомжовой одежды, Блисс осознала, что у соученицы великолепная фигурка, такая стройная и хрупкая, что Блисс вдруг почувствовала себя рядом с ней лошадью.

— Я попозже перезвоню, нас зовут, — сказала она Дилану и отключила телефон. — Слушай, ты потрясающе выглядишь, — прошептала Блисс, когда их с Шайлер поставили рядом на фоне белого задника.

— Спасибо, — отозвалась Шайлер. — Я себя чувствую на редкость по-дурацки.

Ей никогда еще не доводилось появляться на людях в столь малом количестве одежды, и она с трудом удерживалась, чтобы не выказывать смущение.