Секретный сотрудник - Сергей Иванович Бортников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы только постелите нам в дальней комнате – и можете отдыхать! – улыбнулась Ольга.
– Хорошо. И всё же, может, сперва попьём все вместе чайку? – Наталья Ефимовна отвела в сторону новую изящную штору, открывая взорам собравшихся великолепную фруктовую вазу, доверху наполненную всякой вкуснятиной, и поставила её на стол.
– Сама пекла? – удивлённо уставился на временно припрятанную «смачнину» профессор (жена не позволяла ему есть много мучного).
– Что ты?! «Остановись, уличное течение! Помни – в Моссельпроме лучшее печение!» – чётко, с выражением, словно на конкурсе художественных чтецов, продекламировала рекламные изыскания любимого поэта Наталья Ефимовна.
– «Печенье не черствеет. Питательнее, выгоднее булки. Продаёт Моссельпром. Отделения – в любом переулке!» – поддержала её подчинённая.
– Думаете, удивили? – разошёлся Фёдор Алексеевич. – Я, если хотите, по памяти могу процитировать «Листовки для столовой Моссельпрома»…
– А ну давайте… Просим, просим, – захлопал в ладоши Ярослав.
Каждому нужно
обедать и ужинать.
Где?
Нигде, кроме
как в «Моссельпроме».
В других столовых
люди – тени.
Лишь в «Моссельпроме»
сытен кус.
Там —
и на кухне
и на сцене
здоровый обнаружен вкус.
Там пиво светло,
блюда полны,
там —
лишь пробьет обеда час —
вскипают вдохновенья волны,
по площади Арбатской мчась.
Там —
на неведомых дорожках
следы невиданных зверей,
там все писатели
на ножках
стоят,
дежуря у дверей.
Там чудеса,
там Родов50 бродит,
Есенин на заре сидит,
и сообща они находят
приют, и ужин, и кредит.
Там пылом выспренним охвачен,
грозясь Лелевичу51-врагу,
пред представителем рабфачьим
Пильняк52 внедряется
в рагу…
Поэт, художник или трагик,
забудь о днях тяжелых бед.
У «Моссельпрома»,
в бывшей «Праге»,
тебе готовится обед.
Где провести сегодня вечер?
Где назначить с приятелем встречу?
Решенья вопросов
не может быть проще:
«Все дороги ведут…»
на Арбатскую площадь.
Здоровье и радость —
высшие блага —
в столовой «Моссельпрома»
(бывшая «Прага»).
Там весело, чисто,
светло, уютно,
обеды вкусны,
пиво не мутно.
Там люди
различных фронтов искусств
вдруг обнаруживают
общий вкус.
Враги
друг на друга смотрят ласково —
от Мейерхольда
до Станиславского.
Там,
если придется рядом сесть,
Маяковский Толстого
не станет есть.
А оба
заказывают бефстроганов
(не тронув Петра Семеныча Когана53).
Глядя на это с усмешкой, —
и ты там
весь проникаешься аппетитом.
А видя,
как мал поразительно счет,
требуешь пищи
еще и еще.
Все, кто здоров,
весел
и ловок,
не посещают других столовок.
Чорта ли с пищей
возиться дома,
если дешевле
у «Моссельпрома»?
– Браво! И вам, и Владимиру Владимировичу – браво! – зааплодировала Ольга. – А я там ни разу, к своему стыду, не бывала!
– У нас ещё – всё впереди! – бодро заверила Наталья Ефимовна и вдобавок пообещала: – В следующий выходной непременно идём вместе в «Моссельпром»!
– Нас с собой возьмёте? – с мольбой в голосе, шутливо справился Ярослав.
– Ни в коем случае! Грубиянам и матерщинникам вход туда заказан! Это заведение только для высококультурных граждан. Таких, как Мейерхольд, как Станиславский. Так что – извините, – поставила шутливую точку в дискуссии Ольга.
31
Очередная встреча старшего майора Шапиро с секретным агентом Ярой состоялась как раз накануне праздника Крещения.
Было около шести утра.
Город ещё спал.
Но Плечов уже возвращался с утренней пробежки и прямо у себя под домом случайно стал свидетелем забавного эпизода: старый дворник вдоль и поперек честил согнувшегося в дугу мужчину в роскошной шубе и надвинутой на уши шапке, периодически давая ему под зад метлой:
– Что ты, подлец, забыл в нашем образцовом дворе, а? И вроде ж одет прилично, интеллигент хренов, а по чужим почтовым ящикам шаришь!
– Что случилось, дядь Лёня?
– Да вот… Поймал грабителя… Надо бы доставить его куда следует!
Незнакомец удачно уклонился от очередного удара и повернул лицо. Студент сразу же признал в нём своего земляка и одновременно куратора а, поэтому, не медля, бросился в его объятия.
– Бог ты, мой, Савелий Андреевич, дядя!
– Ярослав, родной!!! Оттяни от меня подальше этого дикого зверя!
– Что так смотришь, Леонтий Никандрович?
– Да… Вот… Он… Ключом ковырялся в замке твоего ящика!
– Вот именно – ключом! Заметь, не гвоздём, не отмычкой. Фабричным ключом! Как он мог попасть ему в руки? Кто мог дать его? Я, дядь Лёня, только я.
– Зачем?
– Мы встретились на дороге, я – туда, он – сюда, что делать? Прекращать прогулку или бросить дядьку мёрзнуть на трескучем морозе? А, может, вообще заставить его бегать за собой в натуральной шубе?
– Не знаю…
– Вот я и дал ему ключи, чтобы забрал прессу и читал её у меня в квартире, пока мы набегаемся… Усёк?
– Так точно! Выходит, я чуть не зашиб до смерти уважаемого человека?
– «До смерти» – это, конечно, громко сказано! – пробурчал Исаак Ильич, отряхивая одежду от снега, приставшего к ней в результате «избиения» грязной метлой. – Как мне на работу теперь явиться, а?
– Простите… Бес попутал! Может, оставьте шубку-то, я её очищу, пока вы газетёнки читаете?
– Нет уж. Сами управимся! Пошли, дядя Сава… Посмотришь, как мы живём!
– С великим удовольствием!
Ольга ещё спала. Ярослав плотно прикрыл двери, ведущие из узкой прихожей в единственную комнату, и повёл раннего гостя на кухню.
– Выпьем?
– Ты что, совсем с ума спятил?
– Чайку?
– А… Не откажусь…
– Кстати, хочу поблагодарить вас за предоставленное жильё.
– Благодари!
– Огромное спасибо, Исаак Ильич, за все ваши добрые дела.
– Спасибо на хлеб не намажешь… Должен будешь!
– Непременно. Вот ваш чай. Сахарку сколько?
– Два кусочка…
– Хотя, если честно, – продолжал Шапиро, помешивая ложкой дымящийся и приятно пахнущий напиток. – Сия благотворительность – исключительно за твой же счёт.
– Поясните…
– За съём квартиры заплатили с твоих гонораров. Вот, возьми остальное, – Шапиро достал из-под шубы конверт и положил на стол. – Здесь всё до копеечки! С полагающимися вычетами, конечно.
– Будто знали, что сегодня представится возможность рассчитаться.
– Чекист должен быть в любую секунду готов к разным превратностям судьбы.
– И поэтому вы предпочитаете всё время держать при себе
