Размышляя о минувшем - Степан Калинин

— Вы что, уже решили, что город будет сдан немцам? — спросил я секретаря.

— По всему видно, что так, — ответил он.

Проезжая по улицам, я все больше убеждался, что город абсолютно не подготовлен к длительной обороне. Даже на его западной окраине ни в одном кирпичном здании не были оборудованы огневые точки.

Командира 19‑й дивизии встретил на опушке леса. Это был уже немолодой, имевший за плечами огромный жизненный опыт генерал, несколько тучноватый, но все же сохранивший воинскую подтянутость и подвижность.

Пока шли к штабу, я старался убедить его в необходимости превратить город в опорный пункт.

— Там осталось много жителей, — возражал он. — Неудобно как–то выселять их прежде времени. К тому же Ельня — маленький городок. Есть ли нужда держаться за него?

— А вы давно были в городе?

— Дня три назад. Там ведь у меня только один батальон.

— Так вот, — сказал я, — жителей в городе уже нет, а если бы и были, не остались в стороне, обязательно приняли бы участие в его обороне. Городок Ельня действительно небольшой, но в системе общей обороны он имеет важное значение. Туда следует переместить и командный пункт дивизии.

— Боюсь, что это будет ловушкой, — продолжал сомневаться командир дивизии. — Противник может обойти город.

— Могут, конечно, быть всякие неожиданности. Но ведь вокруг Ельни — ровная местность. Даже оврагов нет ближе десяти километров. Значит, опасаться внезапного обхода Ельни нечего.

— Что ж, вы, пожалуй, правы. Но надо связаться с командующим армией. Пусть он решает.

— При чем тут командующий? Это направление поручено оборонять частям вашей дивизии. Следовательно, от вас прежде всего зависит превращение Ельни в опорный пункт. Надо же проявлять и собственную инициативу.

Но командир дивизии продолжал стоять на своем: пусть решает командующий.

После разговора с комдивом я написал краткое донесение и с мотоциклистом послал маршалу С. К. Тимошенко.

Севернее 19‑й дивизии, в районе Дорогобужа, держала оборону 107‑я стрелковая дивизия, которой командовал полковник П. В. Миронов. Разрыв между соединениями равнялся примерно 20 километрам и контролировался только дозорами и разведкой. Положение явно ненормальное. Надо было принимать срочные меры, чтобы как–то заполнить брешь.

Выехал к Миронову. Приказал ему выслать в сторону Ельни несколько подразделений, одновременно подготовить противотанковые средства на случай контратак противника.

— Решение правильное, — согласился Миронов. — Меня и самого беспокоит левый фланг, да силенок маловато. Но сделаю все возможное для усиления обороны на стыке. Полагаю, что с соседом мы найдем общий язык.

Полковник тут же распорядился передвинуть на левый фланг дивизии артиллерийскую противотанковую батарею и несколько стрелковых подразделений, вооруженных для борьбы с танками бутылками с горючей смесью. Удовлетворенный его распорядительностью и оперативностью, я на машине проселочной дорогой направился в сторону Починок. Однако прорваться в район Рославля мне так и не удалось: пути подхода к городу были уже заняты гитлеровцами. Пришлось возвращаться в штаб фронта. Там я узнал, что командующий, получив мое донесение из Ельни, приказал мне остаться в городе и возглавить его оборону. Но приказание стало известно мне с опозданием на сутки. А за это время на фронте произошли серьезные перемены. Девятнадцатая дивизия почти без боя оставила Ельню. Сказались пагубные последствия нерешительности ее командира, за что он и был отстранен от занимаемой должности.

В результате занятия города вражескими войсками образовался так называемый Ельнинский выступ, создалась угроза флангового удара противника по группировке войск Западного фронта. Реальная угроза окружения нависла над частями нашей 28‑й армии в районе Рославля.

Чтобы ликвидировать Ельнинский выступ, в бой были брошены соединения 24‑й армии. При активной поддержке авиации они нанесли серьезное поражение действовавшим там вражеским войскам. Завершающий удар по противнику в районе Ельни был осуществлен в ночь на 5 сентября. Под прикрытием темноты соединения советских войск внезапно обрушились на врага. Гитлеровцы, застигнутые врасплох, бежали, бросая вооружение, боеприпасы, снаряжение и автомашины.

В боях под Ельней в числе других отличились части 107‑й стрелковой дивизии. Воины–алтайцы с честью оправдали надежды советского народа. За мужество и героизм, проявленные в Ельнинской операции, дивизия была удостоена высокого звания гвардейской.

— Бои под Ельней, — рассказывает бывший командир 107‑й дивизии, ныне генерал–лейтенант Герой Советского Союза, Павел Васильевич Миронов, — были для нас первым серьезным боевым экзаменом. Его успешно выдержали все бойцы и командиры. Именно в этих боях мы по–настоящему поняли, что враг не так уж силен и страшен, каким он хотел быть и каким казался нам вначале.

Ельнинская операция вошла в историю Великой Отечественной войны как одна из первых наступательных операций наших войск. Успешные действия 24‑й армии непосредственно в районе Ельни, а 16‑й армии в районе Духовщины привели к разгрому ельнинской группировки немцев. Здесь фашистские генералы, избалованные прежними успехами, впервые испытали горечь поражения.

В течение сентября немецко–фашистское командование наряду с развитием наступления в юго–восточном направлении не прекращало интенсивно усиливать группу своих армий «Центр». Фашисты готовили новый удар с целью овладения столицей нашей Родины — Москвой.

В эти горячие дни мне довелось побывать в ряде частей 19‑й армии, командование которой тогда только что принял генерал–лейтенант М. Ф. Лукин. Она по–прежнему занимала оборону по реке Вопь. Ее личный состав в подавляющем своем большинстве имел уже боевой опыт, прекрасно понимал значение инженерных оборонительных сооружений. Поэтому бойцы и командиры без сна и отдыха отрывали новые и углубляли имевшиеся прежде окопы, ходы сообщений. Саперы под непрекращавшимся огнем противника строили противотанковые препятствия, устанавливали проволочные заграждения. Это был поистине титанический труд.

Южнее, в районе Ярцево, держала оборону 16‑я армия под командованием генерала К. К. Рокоссовского. На рубеже ее обороны, также проходившей в основном по реке Вонь, оборонительные работы велись не менее интенсивно.

Река Вопь, по которой проходил фронт обороны 19‑й и 16‑й армий, была шириной всего 15–25 метров. Течение очень спокойное. Глубина — не более 1,5–2 метров. Но широкая, заболоченная долина реки являлась серьезным препятствием. Наши передовые части удерживали в ряде мест плацдармы на западном берегу, что облегчало организацию обороны.

Еще левее, от Соловьевской переправы по Днепру и далее по реке Устрем до стыка с 24‑й армией Резервного фронта, проходила полоса обороны войск 20‑й армии, которой командовал уже генерал–лейтенант Ф. А. Ершаков.

Из армий, оборонявшихся на северном участке Западного фронта, мне наиболее известна была в тот период 30‑я, войска которой располагались несколько юго–западнее города Белый. С командующим тридцатой генерал–майором В. А. Хоменко мне уже приходилось встречаться. Он производил впечатление человека собранного, волевого, вдумчивого. О его деловитости, умении контролировать выполнение отдаваемых приказов и распоряжений свидетельствовал такой, может быть не очень значительный на первый взгляд, штрих. Все служебные разговоры, которые генерал Хоменко вел с подчиненными командирами, обязательно записывались. Эту работу выполняла стенографистка, постоянно следовавшая за ним. По возвращении в штаб она перепечатывала стенограммы и передавала начальнику штаба. Таким образом, штаб всегда знал, какие распоряжения отданы командующим, какие недостатки выявлены, на что обращено внимание. Проверить исполнение приказаний в таких случаях не представляло большого труда. Нередко командующий сам просматривал стенограммы и, если устанавливал, что какое–либо его приказание не выполнено, строго взыскивал с виновников.

Разумеется, подобная практика таила в себе известный риск, особенно в условиях боевой действительности. Попади такая стенограмма к врагу, она могла раскрыть немало важных секретов. Но тут опять–таки все зависело от собранности, бдительности — качеств, которые должны быть присущи каждому командиру.

В составе войск Западного и Резервного фронтов было несколько московских дивизий народного ополчения. В ротах таких дивизий можно было встретить и заслуженного профессора, и народного артиста, и старого московского рабочего, и только что получившего аттестат зрелости школьника. Все они встали на защиту родной столицы добровольно, по велению сердца. Каждый из них готов был умереть, но не пропустить врага. В полках и дивизиях народного ополчения нередко сражались вместе по два — три человека из одной семьи.