Град Светлый - Людмила Шапошникова

Несмотря, казалось бы, на самое отчаянное положение в стране, Елена Ивановна предвидит духовные сдвиги в сознании народа России. О подобных сдвигах в то темное время репрессий и уничтожения духовной Культуры нельзя было и предполагать. Но пути Духа таинственны и часто непредсказуемы, а их смысл доступен не каждому. Будучи уверенной в лучшем будущем «лучшей страны», Елена Ивановна реально смотрела на Ивана Стотысячного. «Конечно, потенциал русской души велик, но сейчас потенциал этот в большинстве случаев еще глубоко захоронен. Пока что нам приходится сталкиваться с проявлениями невежества и со страшным самоедством, этим первым доказательством низкого уровня сознания, лишенного всякого синтетического вмещения. Несомненно, что в Иване Стотысячном имеются большие задатки, но если к сроку он не пробудит их в себе, то можно будет вообще поставить крест на спасении нашей расы, и ковчег нового Ноя за ненадобностью будет отставлен»[224]. Космическая эволюция, считала Елена Ивановна, предоставила Ивану Стотысячному возможности, но в какой мере он сумеет воспользоваться ими, зависит от многих обстоятельств, как внешних, так и внутренних. И прежде всего от того, воспримет ли Россия новое планетарное мышление, Новое Учение или покорно последует за тем, что навязывали ей ее вожди. Как все сложится в действительности, определить было трудно.

В 1933–1934 годах Елена Ивановна Рерих собрала из высказываний Учителей вторую книгу-предупреждение. Она называлась «Напутствие Вождю». Книга была сделана в совершенно иных исторических условиях, когда страна не только двинулась в направлении тоталитарного режима, но уже укрепляла и развивала его. «Напутствие Вождю» было опубликовано в пятидесяти экземплярах и оставлено до лучших времен. Авторы «Напутствия» хорошо понимали, что предупреждения их тщетны. Заведенная Сталиным государственная машина уже работала на полных оборотах. Поэтому второе предупреждение постигла та же судьба, что и первое. Оно не дошло до адресата. Однако мысли, содержавшиеся в «Напутствии Вождю», до сих пор не утратили своей актуальности и дают нам представление о том, как авторы Живой Этики расценивали деятельность Сталина и его качества. Однако параграфы второй книги-предупреждения, так же, как и первой, не соотносились прямолинейно с конкретной личностью Сталина, а как бы косвенно свидетельствовали о нем и его деяниях.

«Вождь стоит на гребне, у которого нет спуска. Найти границу между противоположениями может Вождь прирожденный <…> Вот перед ним снисходительность или попустительство. Конечно, у первого рождается второе, но между ними лежит Меч Справедливости. Ведь снисходительность от Света, но попустительство уже от тьмы. На гребне между ними лежит Меч Вождя. Узко место, где может лежать Меч. Также узка грань между мужеством и жестокостью. Лишь сердце Вождя знает, где эти грани»[225]. В этом небольшом параграфе заключены важнейшие психологические проблемы человека, стоящего у руля власти и ощущающего все бремя ответственности, лежащее на его плечах. Если человек, находящийся на таком месте, действует «во имя свое», то огромные беды грозят стране, которой он правит. Если мы внимательно просмотрим параграфы, каким не должен быть вождь, то поймем, что человеческие качества Сталина были хорошо известны авторам «Напутствия».

Вот целый «букет» подобных качеств. «Многие события были искажены именно личным произволом, который вносил насилие в широкие устремления»[226].

«Также Вождь не должен знать месть, как одно из самых животных чувств»[227].

«Плох Вождь, скрывающий истинную опасность»[228]. «Страх несовместим с понятием Вождя. Каждое проявление страха уже есть уничтожение уважения к Вождю <…> Страх заставляет даже неглупых людей увеличивать около себя стражу. Но Вождь не нуждается в страже. Он может быть окружен сотрудниками и помощниками. Явление страха разрушило многие Государства»[229].

«Какое мерзкое чувство подозрительность! Ведь оно не имеет ничего общего с Огненным Миром. Приступ подозрительности делает человека хуже животного, у того остается чутье, но подозрительность выедает все чувства. Конечно, этот пережиток от самых темных времен[230].

„Действительно, жестокость должна быть искоренена. Не только жестокость действий, но и жестокость мыслей, последняя хуже самого действия“[231].

„Каждое умолчание Вождя будет заполнено злом, которое преследует каждое отступление добра“[232].

„При строительстве Вождь наблюдает, чтобы под личиной исполнения заветов не обнаружилось своекорыстие. Уничтожение творческих завоеваний следует за темным своекорыстием“[233].

Полагаю, вышепроцитированное не нуждается в комментариях. В этих параграфах мы находим все, что уже знаем. И глубоко отрицательные качества характера Сталина, и своекорыстное искажение им ленинского наследия или заветов, и отступление от идеалов революции.

В „Напутствии“ особо обращают наше внимание на те деяния Сталина, которые потом поставили советское государство на грань катастрофы. Привожу только важнейшие из них. „Каждое объединение может состояться лишь на кооперативных началах (т. е. сотрудничестве. — Л.Ш.). Стоит только допустить элемент завоевания, подавления и унижения, чтобы рано или поздно эти отвратительные тени превратились в разрушительных чудовищ“[234]. Любому ясно, как актуально звучат сегодня эти слова, раскрывающие смысл того, что произошло с нашим государством в последние десятилетия.

„Срам стране, где учителя пребывают в бедности и нищете <…> Народ, забыв учителя, забыл свое будущее“[235].

Это тоже о нас, сегодняшних.

Вождь „понимает необходимость свободы духовных убеждений. Он собирает Советы лиц умудренных, чтобы свобода духовная не нарушалась, ибо такая свобода есть крылья народа“[236].

Это писалось в то время, когда духовная свобода народа огромной страны была грубо попрана, унижена и уничтожена Сталиным и его соратниками. Народу подрезали крылья, которые до сих пор так и не восстановились.

И еще один важный момент, о котором сказано в этой уникальной книге. Это необходимость связи вождя с Высшим, которая ставит вождя в цепь Иерархии и придает его действиям эволюционный характер. „Сказано о предвидении Вождя, но откуда может сойти предвидение, если Врата Высшие не открыты? Как создать понимание сроков, если Руководитель не усмотрит течение потока?“[237] И еще: „…Действительно, Указ может быть жизненным лишь своевременностью. Но что же, кроме Иерарха, может усмотреть своевременность? Потому жемчужина силы Вождя лишь в общении с Иерархом. Нельзя растопить эту жемчужину, ибо в разложении она дает яд. Нужно хранить жемчужину явленную, как единое незаменимое сокровище. Представим себе, что Вождь отринет Общение, тогда он сразу станет самым обычным человеком, и нить порванная отбросит его далеко назад“[238].

В этом фрагменте особенно важна последняя фраза. Отринувший или не имеющий общения с Иерархией вождь становится обычным человеком. Здесь заключена, я бы сказала, эзотерическая суть государственного руководителя, его космичность, неизбежность его появления в определенном пространстве и времени. При всей противоречивости Ленина как вождя в нем присутствовала эта важная эзотерическая суть, что подтверждали сами Учителя, дав ему соответствующую характеристику в „Общине“ монгольского издания. И в то же время у Сталина, при всем его желании, если можно подозревать такое, подобной связи с Высшим просто не могло быть хотя бы в силу того страха за собственную жизнь, который мучил его всегда, заставляя принимать соответствующие меры, начиная от усиления личной охраны и кончая уничтожением всех тех, кого он подозревал в каких-либо действиях против себя. „Можно представить, — сказано в „Напутствии“, — как Вождь заражается ужасом, разве можно тогда представить общение с Иерархией?“[239] Космические законы, которые управляют и человеческим обществом, были отторгнуты ортодоксальными правителями советского государства и не приняты во внимание. И если просмотреть историю нашего государства под этим углом зрения, то многое станет ясным и смысл многих важных событий найдет свои причинные связи.

Но меньше всего хотелось бы, чтобы ситуация, сложившаяся в Советском Союзе в 30-е годы, рассматривалась однозначно и прямолинейно: с одной стороны вождь-злодей, с другой — его жертва, многострадальный народ. Народ этот, как мы уже знаем, был разным. Помните, у Бердяева? „Русь святая“ и „Русь звериная“, два полюса, две крайности, сложившиеся в России к началу XX века. Социальная революция сдвинула и перемешала эти полюса. Обстоятельства, с которыми сталкивался человек, проявляли в нем, в зависимости от уровня его сознания, или то, или другое. „Культурная революция“, подавление духовной свободы, насаждение страха и многое другое поднимали наверх „Русь звериную“ и пробуждали ее в душе человека, поставленного обстоятельствами буквально между жизнью и смертью, между тюрьмой и волей. В этих условиях каждый выживал по-своему. „Русь звериная“ составила главную опору сталинского режима, в то время как „Русь святая“ гибла в лагерях и тюрьмах. Ни один вождь, будь он семи пядей во лбу, не смог бы создать самолично в стране такой режим, если бы у него не было массовой опоры. А она была именно массовой. Механизмы, включенные Сталиным и его соратниками, действовали точно и безотказно. Яд, называвшийся „во имя свое“, в изобилии текший с высот партийного руководства, разъедал души людей, заставлял их забывать о других и понуждал их „во спасение“ идти на самые низкие поступки. 1937 год стал кульминацией сталинских репрессий. Тщательно скрываемая информация о страшных событиях просачивалась за рубеж, в другие страны, где в это время было немало русских эмигрантов. Некоторые из них писали отчаянные письма Елене Ивановне. У всех них остались в России близкие и родственники, так же, как и у самих Рерихов. Елена Ивановна, отвечая им, писала о том, что наряду с разрушением в народе живут „устремления к знанию и строительству“. „Никакая тьма, — убеждала она отчаявшихся своих корреспондентов, — не может осилить Великий План Света. Истинно, Знамя Преподобного поднялось над Страною“[240].