Жена для императора - Евлампий Бесподобный

Дагнар

Есть у моей сестры одно не самое приятное свойство - акцентировать своё внимание на зацепивших её вещах и держаться за них до тех пор, пока проблема не будет разрешена до основания, или пока полученные на все её вопросы ответы не удовлетворят полностью нешуточный интерес Гриэль. Причём не всегда её нездоровое увлечение какой-то очередной идеей-фикс может привести к положительному результату. Ошибалась она не меньше, но и глядела в корень очень даже часто.

Не заведи она разговор о подмене Илларии на возможного двойника, я бы сам, наверное, о таком никогда бы не задумался. По крайней мере, не в ближайшее время, хотя и общался с этой императорской ведьмой куда больше моей всеподмечающей сестрицы.

Зря Гриэль заговорила об этом. Ох, зря. Потому что не думать об этом теперь становилось слишком проблематично. Мысли то и дело возвращались к поднятому сестрой вопросу, а мой взгляд из-за этого постоянно притягивался к чеканному профилю захмелевшей Илларии. Да и как, скажите, не смотреть на эту соблазнительную чертовку, которая нисколько не стеснялась своих природных качеств истинной пожирательницы мужских сердец. И чья физическая близость мешала моему вниманию сосредоточится на чём-то другом. И это при всём моём последнем, одержимом желании избавиться от любой возможности в неё когда-нибудь влюбиться?

Видимо, я никак не мог изгнать из себя те ощущения, которые испытал не так уж и давно в пророческом коконе Аифа. Я ведь не просто заглянул в некое видение из смазанных картинок. Я пережил целый кусочек собственной будущей жизни, пропустив через своё тело каждое действие и каждую эмоцию не в иллюзорной галлюцинации, а по-настоящему! Не удивительно, почему этот след всё ещё тлел на моей коже, царапал сердце и томил душу, пока я наблюдал весь последний час за совершенно иными вещами. Я неосознанно пытался увидеть в Илларии ту женщину, которая не только подарит мне в скором времени здорового и долгожданного наследника, но и которая завладеет моей сущностью не иначе, как через колдовской приворот. Причём, малая толика этих чувств так и не покинула моей неспокойной души. А близость Илларии неустанно рисовала в моём воображении далеко не целомудренные картинки нашего с ней общения, особенно в образах будущих супругов.

Я прекрасно понимал, что очень скоро возьму её. Более того, я мог взять её ещё этой ночью, прямо в её покоях после того, как пробил мощную брешь в её колдовском щите и каким-то неимоверным чудом сумел заковать во временную ловушку магической клетки, лишавшую могущественных сейм их ведьмовских сил. Я не просто заключил её в этот страшный и смертельно опасный для любого человека энергетический круг, я буквально любовался каждой пройденной секундой. Как Иллария задыхается, как становится беспомощной и именно жалкой, оседающей на пол хрупкой девушкой, которая вот-вот должна умереть. А её раскрытые во всю ширь бирюзовые глаза, глядящие в мои с неподдельным ужасом и мольбой о пощаде...

Я достаточно повидал за свою не такую уж и короткую жизнь смертей. Иногда, смерть смотрела и в меня с занесённой над моей головой жнеческой косой. Я видел, как умирали дети, старики, беспомощные женщины... Война и её жертвы - неизбежны. К ним “привыкаешь”, как к неотъемлемой части нашей тёмной сущности.

Я мог запросто убить Илларию в тот момент. Возможно даже подобные мысли и мелькали тогда в моей голове. И, честно говоря, я хотел этого не менее сильно, как до этого жаждал услышать от неё предсмертные стоны о пощаде. Но что-то всё-таки заставило меня тогда сойти с места и практически на последних секундах остановить циклический разряд магической клетки. И едва ли это что-то было связано с мыслями о своём будущем наследнике.

Ведьма к тому времени уже потеряла сознание, но продолжала всё ещё дышать. Еле-еле. Будто на последнем издыхании. С выбеленным, как белокипенные простыни её собственного ложа, лицом, с дрожащими и чёрными, как маркий уголь ресницами и приоткрытыми тёмными губками.

Моя уставшая за последние сутки длань сомкнулась тогда на её лебединой шейке скорее не в порыве прощупать бьющуюся жилку. Это было моим первым к ней прикосновением, на грани жизни и смерти. На чётком осознании, что только от моей воли зависело её ближайшее будущее. Либо она умрёт прямо сейчас от моей руки, либо...

В конечном счёте, я надел на неё ошейник, тем самым поставив на его замке собственную печать единоличного хозяина и владельца. Снять его мог только я, как и запустить скрытую в нём магическую удавку. За всё это время, Иллария ни разу не пошевелилась и не открыла глаз. Так что, мне ничего не стоило задрать ей юбку, распороть на груди корсаж и овладеть прямо там, на ковре у изножья её императорского ложа, как самой обыкновенной девкой. Видимо, меня остановило от этой безумной идеи лишь чёткое понимание, каким я буду при этом выглядеть грязным насильником - ничуть не лучшим безродной солдатни или мародёром. Хотя в моих глазах она в те секунды совершенно не заслуживала тех почестей и первой брачной ночи, которые мы должны будем пройти вместе в ближайшее время. Её удел - зачать от меня сына! Выносить и родить его - не больше, не меньше! Дарить ей часть своего имени и принимать в свою семью... Моя б воля - продержал бы её в подземелье, прикованной к каменной кладке до первых родовых схваток.

Но эти грёбаные Шайгарские законы, будь они неладны!

И куда, спрашивается, подевались все мои прежние к ней желания? - унизить, низвергнуть до уровня бесправной наложницы, заставить ползать в моих ногах и выполнять все мои грязные прихоти... Ведь, по сути, не успело пройти даже полных суток с нашего близкого знакомства, а я уже рассматриваю её благородный профиль, вдыхая в полные лёгкие исходящий от неё аромат, с совершенно иными притязаниями на её тело и душу. И, если мне кто-то скажет, что моё резко изменившееся к ней отношение не обошлось без ведьмовства, я точно рассеку надвое этого смельчака сию же секунду прямо на месте.