Однажды в Карабахе - Ильгар Ахадов

Кроме того, выяснилось, что ее любимая бабушка проживала в соседнем с нами дворике поселка Кирова, и она все детство провела у нее после того, как отец развелся с матерью. Мать года два назад захворала и скончалась – она всегда была болезненная. А отца след пропал в России, куда он после развода подался…

Такая вот судьба сложилась у Саламовой. И странно, что я не заметил у себя под носом столь очаровательное создание…

– Что делает вам честь и доказывает, что вы действительно были увлечены вашей Джулией, – не удержалась от реплики Гюлечка…

– Мы во время одного из ее дежурств разоткровенничались и почувствовали душевное родство между собой. Я рассказал ей о Джулии, она о своем. С тех пор мы начали часто общаться, что не понравилось одному из ее поклонников – гизиру Бахтияру Мамедову. Тот просто бесился от ярости, хотя я пытался уверить его, что это простая дружба и не я виноват, что она в упор его не замечает. Он же, видимо, не переставал видеть во мне источника провала его безответных чувств и все чаще доставал хамскими выходками, которые начали переходить в оскорбления. Я пока терпел, надеясь, что он все-таки образумится…

Длинный машинально сделал глоток из рюмки, не замечая, что емкость давно пуста.

– Люди могут образумиться от чего угодно, но только не от любви, – вдруг печально произнес Ганмуратбек, тяжело вздыхая.

– А вы откуда знаете, косолапый вы наш, – воскликнула в восторге Аталай. – Неужто и вас когда-то пронизывали стрелы Амура?

Тот опять сконфузился, пытаясь переварить сказанное. После все-таки нагнулся к Бакинцу:

– Переводи.

Бакинец в отчаянии развел руками.

– Не смогу. Пока объясню, постарею. И ты… – он как-то с удивлением оглядел оппонента, – вопреки законам логики и природы, кажется, ей нравишься.

Ганмурат плавно перекрасился в бордовый цвет и в смущении, начал кашлять…

– Но однажды Мамедов все же перегнул палку, – продолжил Длинный. – Как-то в столовой в моем присутствии начал говорить про Саламову всякие гадости. Я велел ему заткнуться и пойти вымыть рот. Все удивленно замолчали. Мамедов был еще тот здоровяк. В свободное время любил подкачиваться гантелями. А я, как видите, кожа да кости…

– Не скажи, – вновь пощупал шею Бакинец. – Да ты, браток, еще и скромный…

– Как я и ожидал, гизир озверел после моего выпада. Он был еще и на взводе – покрасневшие и воспаленные глаза и прочее. Раскидывая столы-стулья в сторону, ринулся на меня. Пришлось встретить его прикладом винтовки в челюсть.

Когда Мамедова оттащили в сторону и начали приводить в чувство, я просто сказал, что в следующий раз, когда распустит язык про Саламову, я его пристрелю…

– Вы действительно пристрелили бы его? – вкрадчиво задал вопрос Прилизанный.

– Нет, конечно, я с ним без этого справился бы. Просто вырвалось, я разозлился.

–А как оказалось, что пуля была выпущена из вашей винтовки? – не отставал Прилизанный.

Длинный призадумался.

– Думаю, меня подставили. В ту ночь я плохо себя чувствовал. Тошнило и ко сну тянуло. Потом еще и голова жутко разболелась. Сослуживцы, увидев мое состояние, повели в укрытие под скалой, где мы обычно отдыхали, и взялись за меня отдежурить. Была летняя ночь. Обняв винтовку, с которой никогда не разлучался, я заснул как убитый. Правда, утром, когда меня разбудили, почувствовал запах пороха, но не придал этому значения. Тогда же услышал, что ночью Бахтияра Мамедова застрелил якобы снайпер.

– А почему якобы?

– Потому что мы еще тогда обратили внимание: пуля попала в затылок покойному, а лежал он навзничь, головой к противнику. И отверстие от пули было достаточно широкое, что указывало на выстрел с близкого расстояния.

– Хотите сказать, что пока вы спали, по какой-то причине почти в отключке, кто-то взял вашу винтовку, подкрался к вашему недругу и убил его? – продолжал вершить допрос Прилизанный, почувствовав себя в своей стихии. – Но мотив-то должен быть? – он важно крякнул, ерзая в кресле. – А может вы врете, голубчик? Все вы чокнутые, судя по этим рассказам. Может, замкнуло где-то, и вы решили отомстить?

– Во шьет дело, гад! – пробубнил Ветеран в тельняшке, с ненавистью зыркая на классового противника.

Длинный после некоторой паузы ответил.

– Вот вы все спрашиваете, откуда, почему, может быть… То есть, я должен доказывать, что не верблюд. Но зачем? Это же события давно минувших дней. На все вопросы давно нашлись ответы. И, если будете терпеливы, вы о них узнаете.

– Да-да… – смутился Прилизанный. – Вы правы, извините, – пробормотал он. – Проклятое время. Нам всем привита мания недоверия…

– Держали меня в одном из помещений Военной разведки – в подвале, воняющем сыростью и запахом сгнившей картошки. Видимо, ранее действительно держали здесь этот продукт, и, даже выйдя оттуда, мне еще долгое время мерещился этот отвратительный запах…

Недавно было расформировано Управление Военной Контрразведки – УВКР и на ее базе создано УВР – Управление Военной Разведки при ГШ ВС Азербайджана, а при нем ЦВР – Центр Военной Разведки – войсковая часть № XXX. Так вот, эти “товарищи” были оттуда, я после узнал… Почти каждый день допрашивали и требовали, чтобы я признал вину и не отвлекал их. Все мои протестующие доводы отскакивали, как от глухой стены и никакого впечатления не производили. Казалось, их только одно интересовало: чистосердечное признание того, чего не было. Особенно старался один тип – мерзкий такой, мускулистый, с постоянно вонючей сигаретой в зубах и фирменными подтяжками поверх грязной майки.

– Винтовка твоя? Пуля твоя? Мать твою!.. Тебя на посту не было и у тебя был мотив. Колись, падла! – наорал он как-то на меня, размахивая кулаком перед носом и брызжа слюной.

– Мать не трогай… – скрипнул я зубами, бессильно смотря на руки в наручниках. – Рот порву!

В ответ он ударил меня под дых, после по почкам, по голове. Я попытался сам достать его головой, но не попал и получил еще один апперкот. Когда согнулся от острой боли, с трудом ловя воздух, мелькнуло в угасающем сознании:

“Убью! Лучше пришить одного такого гада, чем уничтожить взвод армян…”

Сознание выключилось окончательно, когда получил третий удар, кажется, ботинком в голову…

Очнулся я уже в подвале. Надо мной склонился небритый тип, с жутким фингалом под глазом. Странно, что я это заметил в полумраке, будучи в полуобморочном состоянии. Наверное, душа висела под потолком и фиксировала детали, которые не могли узреть глаза. Потому