Кодекс - Дуглас Престон

Жители деревни слушали речь с открытыми ртами. «А дон Альфонсо умеет рассказывать истории», — подумал Том.

— Давным-давно, мои друзья, мне приснился сон, будто я покидаю вас и отправляюсь на край земли. И теперь, когда мне сто двадцать один год от роду, этот сон становится явью. Не многие в моем возрасте справятся с подобным делом. Но в моих жилах по-прежнему течет много крови. И была бы жива моя Росита, она улыбалась бы каждый день. До свидания, друзья мои. Ваш возлюбленный дон Альфонсо Босвас покидает деревню со слезами печали на глазах. Не забывайте меня и рассказывайте обо мне своим детям, и чтобы они рассказывали обо мне своим детям до скончания века.

Раздались громкие аплодисменты. Взорвались петарды, залаяли собаки. Кое-кто из мужчин принялся выстукивать палками сложный ритм. Лодку оттолкнули на стремнину, и Чори запустил мотор. Нос разогнал волну. Каноэ давно скрылось за ближайшим поворотом, а дон Альфонсо все стоял, махал рукой и посылал воздушные поцелуи ликующей на берегу толпе.

— У меня такое ощущение, что мы улетаем на шаре с Волшебником из страны Оз, — заметила Сэлли.

Дон Альфонсо наконец сел и смахнул слезы с глаз.

— Э-хе-хе… вот видите, как они любят своего вождя?.. — Он прилег на груду припасов, достал трубку из кукурузного початка, набил табаком и с задумчивым видом раскурил.

— Вам в самом деле сто двадцать один год? — спросил его Том.

— Разве кто-нибудь знает, сколько ему на самом деле лет? — отозвался индеец.

— Я знаю.

— Потому что сосчитали каждый, который прошел после вашего рождения?

— Не я — за меня сосчитали другие.

— Значит, сами вы точно не знаете?

— Знаю. Дата моего появления на свет значится в моем свидетельстве о рождении, которое подписал принимавший мои роды врач.

— И где теперь этот врач?

— Понятия не имею.

— Так вы верите подписанному невесть кем бесполезному клочку бумаги?

Том был побит его сумасшедшей логикой.

— В Америке такие, как вы, занимаются определенной профессией. Мы называем их юристами.

Старый индеец хлопнул себя по колену.

— Отличная шутка! Вы, Томасито, такой же весельчак, как ваш отец. Вот уж кто был неунывающим человеком. — Дон Альфонсо смеялся и посасывал трубку. А Том достал карту Гондураса и принялся ее изучать.

Дон Альфонсо скептически смотрел, а затем выхватил ее из рук американца. Повертел так и сяк.

— Это что, Северная Америка?

— Нет, южный Гондурас. Вот река Патука и Брус. Деревня Пито-Соло должна быть где-то здесь, но она не помечена. И Меамбарское болото тоже.

— Значит, согласно этой карте, нас вовсе не существует на свете. И Меамбарского болота тоже не существует. Берегите этот ценный листок, смотрите, как бы не подмок. Может, когда-нибудь пригодится развести костер. — Он рассмеялся собственной остроте и кивнул Чори и Пинго, которые заразились его весельем и тоже принялись хохотать, хотя не поняли ни слова из того, что он сказал.

Дон Альфонсо громко смеялся и бил себя по ляжкам, пока у него на глазах не выступили слезы.

— Приятно начинаем путь, — заметил он, овладев собой. — Нам надо много веселиться и шутить. Иначе болото сведет нас с ума и мы погибнем.

23

Лагерь, как всегда, был разбит на сухом месте среди болота с военной пунктуальностью. Филипп сидел у костра, курил трубку и прислушивался к ночным звукам джунглей. Он в который раз удивлялся, насколько Хаузер был опытен во всем, что касалось передвижений в тропическом лесу, как обустраивал ночлег и отдавал распоряжения солдатам. Филиппа он ни о чем не просил, а его попытки хоть чем-то помочь сразу отвергал. Не то чтобы Филипп горел желанием ползать по болоту и добывать на ужин гигантских крыс — просто он терпеть не мог ощущать себя бесполезным. Не такое испытание придумал для него отец. Вряд ли он предполагал, что его сын будет сидеть у костра и курить, а работать за него станут другие.

Филипп швырнул палку в костер. Черт с ним, с испытанием! То, как обошелся Максвелл Бродбентс своими сыновьями, стало самым безумным поступком с тех самых пор, как король Лир разделил свое царство.

Окотал, их проводник, которого они взяли в убогом поселении на берегу реки, сидел в сторонке, поддерживал в костре огонь и варил рис. Странный это был человек — небольшого роста, молчаливый, с подлинным чувством собственного достоинства. Что-то привлекало в нем Филиппа. Окотал был из тех мужчин, которые обладают непоколебимым внутренним сознанием собственной значимости. Он, безусловно, знал свое дело и день за днем, нимало не сомневаясь, вел отряд по невероятным хитросплетениям проток и не обращал внимания на наставления, вопросы и замечания Хаузера.

Филипп выбил остатки табака и, радуясь, что догадался захватить с собой «Дакхилл еарли морнинг», уложил трубку. А все-таки надо постараться бросить курить, тем более что у отца рак легких. Но только когда вернутся. Здесь табак — единственный способ отогнать москитов.

Послышались крики; Филипп обернулся и увидел, что Хаузер возвращается с охоты, а за ним четыре солдата несут убитого тапира. Они подвесили животное на переброшенной через ветку веревке. Хаузер оставил солдат и подсел к Филиппу. От него распространялся легкий запах табака, крови и лосьона после бритья. Частный детектив достал сигару, обрезал кончик и закурил. Набрал полные легкие дыма и выпустил через нос, как дракон.

— Мы превосходно справляемся. Как вы считаете, Филипп?

— Замечательно! — Филипп убил москита и в который раз удивился, как это Хаузеру удается избегать укусов, хотя он вроде бы даже не пользуется никакими репеллентами. Наверное, настолько прокурился, что в крови накопилась смертельная концентрация никотина. Он смотрел, как Хаузер затягивается толстой, как у Черчилля, сигарой. Так курильщики обычно затягиваются сигаретами. Странно, что одни легко переносят то, от чего другие умирают.

— Вам знакома дилемма Чингисхана? — спросил частный сыщик.

— Как будто нет.

— Когда Чингисхан готовился умирать, он пожелал, чтобы его похоронили, как подобает правителям, — вместе с сокровищами, наложницами и конями, чтобы и на том свете он мог пользоваться всеми этими богатствами. Но в то же время он прекрасно понимал, что его гробницу почти наверняка разграбят и таким образом лишат в загробной жизни всех радостей. Он долго размышлял и не мог прийти ни к какому решению. Наконец призвал к себе великого визиря — самого мудрого человека в царстве.

«Как мне поступить, чтобы мою могилу не разграбили?» — спросил его Чингисхан.

Визирь долго думал и наконец дал ответ. Чингисхан был удовлетворен. Когда правитель умер, визирь привел в действие свой план. Он послал десять тысяч работников в далекие алтайские горы и приказал высечь в скале гробницу. А затем наполнил ее золотом, драгоценными камнями, винами, шелками, слоновой костью, сандаловым деревом и благовониями. Для услады великого Чингисхана в потустороннем мире принесли в жертву сто прекрасных девственниц и тысячу коней. Состоялись пышные похороны. Работникам дали вина. Затем тело умершего поместили в гробницу, замуровали и тщательно скрыли вход. Всю округу завалили грязью, и больше тысячи всадников скакали по долине взад и вперед, чтобы скрыть следы захоронения.