Ангел для Дьявола (СИ) - Мушенок Анастасия

Сдерживать слёзы смысла не было и я громко заплакала от нахлынувшего цунами эмоций. Чувство будто плита бетонная упала столько вопросов и ни одно ответа, слишком далеко всё зашло.

Глава 34

Сидя в приёмной на диване, крутя в руке стакан с виски, сверля сквозь стекло задумчивым взглядом. Огастин много думал:

«Какая это по счёту бутылка? Вторая, третья или четвёртая? Ах, хотя какая разница, если меня ничего не берёт, а забыться ужас как хочется. Раньше отвлекался в окружение различных девиц или в пабе наблюдал смешные миниатюры в виде пьяных, чаще обдолбанных людишек — это даже забавляло, а истинное наслаждение находил в забирание их душ, отправляя через себя в пекло ада, благодаря чему я становился сильнее. Конечно, мне было не сравниться мощью с Леона, до тех пор, пока не появилась Челси. А без неё ни тебе повеселиться, ни тебе расслабиться, когда ты дьявол и по уши влюблён в белого ангела, то это стало абсолютно трудно достижимым. Ныне без неё уже ничего не имеет такого значения. Смотря на этих упоротых, всегда радовался своей безмерной, дьявольской силище, которая не позволяла быть от чего бы то ни было зависимым, но не сейчас и не с ней. Она — моё болезненное пристрастие, выводящие из равновесия одним только взглядом изумрудных глаз. Где мой прежний здравый смысл? Когда я привёл Стражей природы, я был уверен на все сто, что она обрадуется, примет как лучший подарок в её жизни, однако я прогадал, выставили конченым психом. На самом деле, я не исключал такую реакцию Челси, но всё же поспешил ей сообщить о смене власти в небесном мире, болван. Отнюдь, править этим гнусным политиканам я не позволю, даже ради Челси это не случиться, таково моё решение.

Но ради Челси я их не казню жёстко и беспринципно, дабы не ранить её тонкую натуру, сколько хватит меня на всю эту сентиментальность я не знаю, но знаю, что это знатно подрывает мою внутреннюю сущность и доверительное правление Адом в целом. Жалость и гипертрофическое чувство долга, то что я на дух не переношу, считал их психологической блювотиной, но угораздило полюбить белого ангела у которого в крови обострённая жертвенность».

Из размышлений Огастина вывел стук, с его позволения вошёл Марк. Растерянный взгляд и бледность лица, выдавали страх, непривычный и не свойственный Марку. Обычно этот парень из всего находил входы и выходы, а тут осознавая, насколько его жизнь зависит от слов белокрылой — неистово мандражировал. Он видел насколько сильно может разгневаться Огастин, как правитель в ярости ломает кости одним ударом или дотла сжигает малейшим касанием рукой до тела того, кто заставил его выйти из себя, и быть на месте тех неудачников Марку, до ужаса не хочется.

— Ну, что проходи, присаживайся, — предлагает Огастин сесть в кресло напротив. — Коньяк?

Марк взглядом прошёлся по комнате, заметив кучу пустых бутылок и, отчего больше напрягся, понимая, что правитель чем-то не на шутку расстроен.

— Нет, пожалуй, откажусь, — проговорил открещиваясь.

— Что с тобой? У тебя что-то произошло? Ты что-то от меня скрываешь? — осыпал вопросами Огастин — Марк, ты же знаешь, что можешь обратиться ко мне в любое время, если у тебя появились проблемы?

Чёрнокрылый собрался с смыслами, ведь своей растерянностью вызывает много вопросов и раз Огастин сразу его не пришил, значит, девчонка молчит, как полагается. Он шумно выдохнул, закинув ногу на ногу, приняв непринуждённый вид.

— Я так понимаю, проблемы совсем не у меня, — намекает Марк, кивая в сторону небрежно разбросанных, пустых ёмкостей из под спиртного.

— Не в бровь, а в глаз, — усмехнулся Огастин, делая глоток. — Хочу расслабиться, но эта ерунда не берёт меня, — возмущённо посмотрел на стакан, бросив его вскользь на столик.

— Может по старой схеме? В пабе много красоток они помогут снять напряжение, наконец, тряхнём стариной, вспомним былые времена, — воодушевленно зазывает своими сияющими, карими глазами.

— Брось свои фантазии, мне сейчас не до этого, — дерзкая ухмылка, сменилась озадаченностью. — Я тебя позвал, потому что у меня есть серьёзный разговор. Мне нужно знать всё до мелочей, до малейшей, неприметной детали, которая могла навредить Челси в день её пропажи. Напомни, откуда ты её забрал?

— С городского парка, — снова побледнел от неожиданного вопроса Марк.

В воздухе повисло тяжёлое молчание.

— Ну! И чего ты замолчал? Слушаю, — нахмурившись, говорит Огастин.

— Вспоминаю и не могу ничего припомнить странного, — актёрски задумывается, выдавая одновременно недоумение. — А что именно произошло?

— Расскажу, но не сейчас, итак паршивое состояние. Как точно узнаю чьих рук дело — казню на месте. Ты кстати убрал хранителя, который недоглядел пропажу Челси?

— Да, убрал, как ты приказал, — подтвердил чернокрылый.

— Как что-нибудь вспомнишь, немедленно сообщи, — откинулся напряжённо на спинку дивана Огастин.

— Конечно. Я могу идти? — вопросил Марк.

— Да, иди, — задумчиво проговорил.

Марк, как можно безшумней вышел за дверь и только она захлопнулась за ним, протёр выступившие капельки пота на лбу. Теперь ему точно необходимо снять напряжение, после нелёгкого разговора с господином, поспешил направиться прямиком в паб.

Он вышел и сел в свой чёрный «Мерседес». Выезжая из двора замка, Челси взглядом провожала с окна своей комнаты. Увидев его, снова для себя поняла, что простила, но не отпустила все те унижения, которое он себе позволил по отношению к ней, всем сердцем желая, чтобы жизнь больше не пересекала с ним никакие пути дороги.

— Челси, родная, — голос Огастина прозвучал внезапно, заставив её вздрогнуть от неожиданности.

Он подошёл тихо со спины и обнял горячим станом, потянув руки к её довольно округлившемуся животу. Волос Челси был подобран в высокий пучок, открывая тонкую шею и острые ключицы, послужив точно красной тряпкой для быка, прильнул к ней принявшись с жадностью целовать, вдыхая нежно ванильный запах кожи, при этом жарким дыханием обжигая жадно стонет.

— Огастин, — шепчет Челси, отдалив голову в сторону.

Он сглатывая тяжёлый ком, глухо произнёс:

— Прости, — понимающе отстранившись, встал рядом с Челси, смотря так же в окно.

Слово «прости» — редкое явление в лексиконе Огастина и знала бы Челси, как нелегко ему даётся просить у неё прощения. Зачастую, отец при ссоре с Леоном требовал извинений перед ним, когда виноват вовсе не Огастин, а старший брат. Он не желал унижаться, многократно получая за непослушание огненной розгой по спине, боль была неизмеримая не с чем другим, оставаясь в памяти навсегда.

— Каждую нашу встречу ты меня удивляешь, каждым своим движением сводишь с ума, за что ты мне? За какие такие заслуги ты мне дарована? — повернувшись к ней, подняв острый подбородок кончиком пальцев.

— Я не дар! Я — проклятие! Моё рождение — ошибка! — всхлипнула она, пряча мокрые от слез глаза.

— Ты была создана для меня, ты росла для меня и теперь ты моя. Это не сотрёшь и не вычеркнешь, потому что девятнадцать лет назад я пришёл к Стражам природы с просьбой. Конечно, выбора у них не было и они не могли мне отказать, на кону были их жизни. Я всегда их мог свергнуть, но мне это было не надо до того времени, пока не появилась у меня ты. Вспомни, как по-детски радуешься мелочам, такие как прогулка по городу, праздник и людские наряды, всё то что у вас в небесном мире под запретом. У нас же чёрные ангелы свободны, единственный закон — это никакой магии в мире людей. Я решил, что ты была бы рада за своих сородичей, которые не могут по настоящему познать истинной радости, но благодаря мне познают, — тяжело сглотнул, смотря и чувствуя благоговение перед этой особой.

«Он снова прав», — не переставая твердила в своей голове, соглашаясь с каждым его словом. Челси зачастую думает о тех особенных радостях, которые она успела прочувствовать лично, но какой лишены другие белые ангелы и как бы она хотела изменить это всё, боясь признаться самой себе, что все эти правила полнейшая чушь. Ведь, когда всю жизнь живёшь с одними законами, тебе они не кажутся неправильными, пока не появиться что-то подобное с чем можно сравнить. Каждый белый ангел, хоть малость, но задумывался о родителях, семье, детях, наравне с людьми.