Катализ - Ант Скаландис

— Ты давай размножай свои продукты, — распорядился я, — а то съем все, и побежишь снова. А работа у нас такая: совершенствуем сибр.

И я рассказал Альтеру о нашем последнем открытии.

Потом, когда продуктов стало уже больше, чем надо (заслушавшись, Альтер явно перестарался), а сибр под руками Альтера решительно отказался принимать форму куба и заменить кнопочное управление на сенсорное, мы сели к столу, и вновь на какое-то время беззаботное веселье сменилось настороженностью, тревогой и сосредоточенностью. Ребята посматривали на меня растерянно, угрюмо и не находили, что сказать. Молчание нарушила Ленка:

— Нож ни черта не режет. Объявляю конкурс: как поточить нож с помощью сибра?

— Элементарно, — сказал Альтер, — подвести лезвие к воронке питания.

— Ну нет, — сказала Ленка. — Только не это. Отгрызет пальцы не заметишь как. Кстати, волшебник, запиши себе в план: воронка питания должна работать только в том случае, если из нее ничего не торчит. Техника безопасности. Понимаешь? Попроси сибр сделать какую-нибудь крышку или там фотоэлементы по краю выложить.

— Правильно говоришь, — согласился я. — Однако вернемся к ножу. Поточить его можно не только в воронке, но и в экспокамере.

— Ага, — сказала теперь уже Алена, — и опять полный гивер кровавых обрубков. Руку-то надо будет внутри держать, а с первого раза — это уж точно — ничего не получится. Ну вас в баню, людоеды!

«Идея», — подумал я.

— Идея, — сказал Альтер. — Без всякой крови.

— Сделать новый нож? — догадалась Ленка.

— Да, сказал я, — причем, из сибрового сплава.

Альтер встал из-за стола и приступил к делу. Он вкладывал в экспокамеру куски сибра, а я выгребал из гивера всю эту груду металлолома, выбирал что лучше и снова протягивал ему. Наконец, удалось сделать достаточно тонкую полоску. Слишком тонкую. Настолько тонкую, что обматывая ее изолентой для удобства эксплуатации, я порезался.

Я порезался и не почувствовал боли. В общем это было нормально. Когда порез очень тонкий, например, от бритвенного лезвия, боль приходит не сразу. Ненормально было другое. Когда я слизывал с пальца выступившие капельки крови, я едва почувствовал языком повреждение кожи, а когда отнял палец от губ, вообще не увидел никакого следа. И, еще плохо сознавая, что делаю, я вновь, но теперь уже глубже резанул себе кожу на ладони. И с облегчением ощутил боль и увидел кровь. Но облегчение было кратковременным, потому что боль прошла, а под собравшейся в ладони лужицей не оказалось даже шрама.

Ребята разом вскочили из-за стола, и у каждого на губах замерли слова, которые они не решились произнести. Я знал, о чем они думали. Ведь Альтер пока еще думал моими мыслями, а Ленку и, стало быть, Алену тоже, я давно уже научился понимать без слов. Они думали, что я перестал быть человеком, что Апельсин сделал меня сверхчеловеком, монстром, человеко-апельсином, и в силу этого я — волшебник, а от волшебника один шаг до злого колдуна, а от колдуна с такой страшной силищей в руках, как Апельсин — рукой подать до конца света. Наверно, мы с Ленкой здорово перечитали плохой фантастики, и мозги у нас были набекрень.

Я сам больше всех испугался. Я закричал:

— Я человек! Человек я!! Я человек!!!.. Да вы и сами, наверно, такие же.

Этот аргумент отрезвил их. Альтер взял нож у меня из рук и лихо полоснул себе вдоль предплечья. Эффект был тот же!

Один за другим мы нерешительно улыбнулись, на мгновенье задумались, а потом каждый, кто чем мог, кому что попалось под руку, принялся яростно, с одышкой и стонами сладострастья кромсать свою плоть. И все зарастало, все заживлялось на глазах, и не оставалось следов. И боль была сладкой, потому что ты знал, что она пройдет, пройдет быстро, сразу, и не будет рубцов и болячек, и не будет приступов дурноты, а будет только жгучий всплеск разнообразных, противоречивых эмоций, восхитительное зрелище срастающихся тканей и — на закуску — ни с чем не сравнимое, так хорошо знакомое больным и раненым наслаждение от затихающей боли. В мазохистском разгуле мы уже начали вскрывать себе вены и даже артерии, с любопытством наблюдая, как быстро опадают фонтанчики крови. И наконец Альтер медленно и жутко вспорол себе живот, и мы увидели надрезанные кишки, а он скорчился и упал на пол, но почти тут же стал сладострастно распрямляться и стонать и пыхтеть, а живот его уже почти закрылся, и это было омерзительно.

— Хватит! — закричала Ленка. — Хватит, уроды!

Она кричала истошно, отчаянно, каким-то не своим, полузвериным голосом. И мы очнулись, как от кошмара, и молча сели за стол. А потом все вместе встали и, вынув из шкафа не первой необходимости одежду, принялись вытирать перепачканный кровью пол. И Альтер лил кипяток из чайника на линолеум, на тряпки и на руки. И никому не было горячо. Только Ленка заметила ворчливо:

— Кровь отмывают холодной водой.

А я возразил:

— Для нашего пола это не имеет никакого значения.

Потом Альтера послали снова поставить чайник. И он как-то подозрительно надолго пропал. Я догадался, что он там делает, и в ярости ворвался в кухню. Альтер держал указательный палец в пламени конфорки и с увлечением наблюдал, как быстро восстанавливается обгорающая кожа.

— Слушай, двойничок, — сказал я, — хорош паясничать. У нас слишком мало времени, а проблемы слишком серьезные. Пора приниматься за дело. Пока не поздно.

— А когда будет поздно? — поинтересовался он, вынимая из огня палец и стряхивая с него пепел.

А я не успел ничего сказать. Ответом стал телефонный звонок.

Мы оба вздрогнули. За два дня, проведенные в окружении чудес, мы успели забыть, что живем пока еще не на другой планете и не в параллельном мире, а среди обычных людей, и нас связывает с ними все то, что связывало и раньше. Телефон в том числе.

Раздался уже четвертый звонок, а никто из нас не решался поднять трубку. Обе Ленки тоже стояли в растерянности. Бог знает какую чушь успели мы передумать в эти секунды! А что если на нас уже донесли, и звонят из милиции? (Но разве милиция станет звонить?) А что если в лесу проводился научный эксперимент, а я нарушил его, украв Апельсин? (Долго же меня искали в таком случае!) А что, если это звонят инопланетные хозяева Апельсина, и сказке — конец, как бывает в смешных и страшных рассказах Шекли, Каттнера или Тэнна?..

И все-таки я снял трубку.

Звонил Артур.

— Привет, старик. Это ты? Голос у тебя какой-то странный. Заболел?

— Да нет, просто пью подряд третий день, — почти не соврал я.

— Хорошо живешь, — позавидовал Артур. — Ну как оно там, на БАМе?

— Нормально, — сказал я.

— Слушай, ты ведь сейчас при деньгах, да?

Я задумался на секунду и ответил:

— Могу.

— Рубликов пятьдесят, старик, а?

— Запросто, — сказал я, ожидая, что Артур тут же попросит сто, но он не попросил.

— К тебе заехать?

— Нет! — вырвалось у меня испуганно и торопливо, и чтобы загладить возможно возникшее впечатление, я быстро пояснил: — Вечером буду в центре. На Пушкинскую к восьми подруливай.

— Отлично! — обрадовался он.

— Возле памятника. В восемь, — повторил я, а про себя автоматически отметил: «Час ночи в Иркутске».

— До встречи.

— Очень глупо получилось? — спросил я у Ленки.

— Весьма, — сказала она. — У тебя что, много лишнего времени?

— Лишнего времени, как и лишних денег, не бывает ни у кого и никогда! — обозлился я.

— Не прав, Брусилов, — возразил Альтер. — Как раз у тебя теперь очень много именно лишних денег, совсем лишних. И, кстати, я считаю, это хорошо, что ты договорился с Артуром.

— Чего ж хорошего? — возмутилась Алена.

— Нам всем пора немножечко встряхнуться, — провозгласил я.

— И даже не немножечко, а основательно, — поправил Альтер. — Иначе мы очень скоро сойдем с ума. Опыты превратились в сплошное самоистязание, от телефонных звонков шарахаемся, как от хохота сатаны… Дальше совсем хана, ребята.

— Согласен. Но прежде — за работу. Все за работу! Мы тут сидим в нашей теплой уютной норке, играем в восхитительные игрушки дьявольского происхождения и думаем, что так может продолжаться вечно. Не может! Финал будет ужасен! Если мы вовремя не подготовимся к нему.

— Ты прав, Виктор, хоть и вещаешь, как оракул, — сказала Ленка. — Пошли работать.

— И вот наш срок, — заключил я. — К семи часам вечера, то бишь, к полуночи по-иркутски…

— Надоел ты со своим Иркутском! — буркнула Алена.

— …Должна быть выработана полная программа действий.

— Ура, — сказал Альтер.

Чайник запел на кухне свою бурную песню, и мы сразу почувствовали, что так еще и не позавтракали толком, а времени было уже немало. Даже московского.

Дискуссия

…Мы расставим по квартирам аппаратики, избавляющие нас от труда. Отныне человек имеет возможность три раза в день, протянув руку к кнопке, получить завтрак, обед и ужин… Труд превратил обезьяну в человека, безделье превратит человека в обезьяну…