Император (ЛП) - "РуНикс"

         — Не торопись, пожалуйста.

         Его глаза вспыхнули, и внезапно она оказалась на спине на кровати, ее ноги свисали с края, Данте стоял на коленях между ними, его взгляд был на ней, его рот находился в ударе сердца от ее трусиков.

         — Ты хочешь, чтобы я остановился?

         Она безмолвно покачала головой, ее сердце забилось так, что между ног скопилась влага.

         Он взял ее трусики, стянул их с ее ног и бросил на кровать, его пальцы нашли ее складки.

         — Блядь, ты чертовски влажная.

         Его грубый, жесткий голос отмечал, что его грубые, твердые пальцы на ее плоти только делали ее влажнее. Она со стоном запустила руку ему в волосы.

         — Данте.

         Она почувствовала, как его руки обхватили ее колени, подталкивая ее ноги к ней на кровати, широко открывая ее его глазам.

         — Я буду есть эту киску, пока они меня не закопают в землю, — заявил он, его рот сомкнулся на ее складках.

         Амара выгнулась из-под кровати, схватившись руками за его волосы, жидкое тепло задвигалось по ее телу, по спирали к тому месту, где его рот поглощал ее. Он пожирал ее, его язык погрузился внутрь, пробуя ее на вкус, изучая ее, одна из его рук касалась ее маленького комочка плоти, его большой палец энергично тер его, когда он поедал ее, будто это было его единственной целью в жизни.

         Это был первый раз, когда ее пробовали на вкус вне дома, и, Боже, ей это нравилось. Это удовольствие не походило ни на что, что она испытывала раньше, даже на те несколько раз, когда она пыталась прикоснуться к себе после нападения. Она никогда не была такой мокрой; оргазм еще никогда не был таким близким. Извиваясь у его лица, из ее горла вырывались звуки удовольствия, Амара притянула его рот ближе, не желая, чтобы он отрывался.

         — Давай, малышка, — подбодрил он ее, целуя киску, будто это был последний раз, когда он ее заполучил. — Оседлай мое лицо. Блядь, ты такая вкусная. Используй мой язык.

         Боже, какой же он болтун. Грязный, мерзкий болтун в этом костюме. Это возбудило ее еще больше.

         Его язык кружился вокруг ее клитора, из стороны в сторону, по кругу, по диагонали, во все стороны, и Амара почувствовала, как волна захлестнула ее настолько сильно, что она закричала, нити в ее горле напряглись, когда удовольствие захлестнуло ее ногу и судороги выплёскивались из-под контроля, когда она обрушилась на него.

         Он удерживал ее все это время, позволяя ей оседлать волну, прижимая ее к кровати, пока она медленно спускалась вниз.

         Она чувствовала слабость. Тяжелую, словно ее кости, весили тонну, но в лучшем смысле этого слова.

         Моргая, она подняла глаза, когда он парил над ней, между ее ног, все еще в своем костюме, глядя на нее с таким интуитивным взглядом, что что-то заставило ее сердце сжаться.

         — Привет, — прошептала она, ее грудь вздымалась.

         Его губы, все еще влажные от нее, приподнялись вверх.

         — Привет. Ты в порядке?

         Она облизнула губы. И почувствовала выпуклость в его брюках, прижимающуюся к ее обнаженному теплу, и знала, что, вероятно, оставит на нем мокрое пятно. И хотя свидетельство его возбуждения само по себе заставляло воспоминания всплывать на поверхность, она не хотела ничего, кроме этого человека, похороненного как можно глубже внутри нее, соединённого с ней во всех отношениях.

         Она должна была это сделать. Ей нужно было это сделать. Не сводя взгляда, усиленным собственническим жаром в этих карих глазах, зная, что он скорее отрубит себе руку, чем причинит ей физический вред, она знала, что он позволит ей.

         — Две вещи, — мягко сказала она ему, — Никогда не бери меня сзади и не называй меня шлюхой.

         Он слегка приподнял брови и секунду поколебался.

         — Есть ли что-то, что я должен знать, прежде чем мы это сделаем?

         Амара почувствовала, как ее ладони стали липкими.

         — Нет.

         Она никогда не сможет сказать ему, когда этот стыд все еще скручивался в ее животе.

         — Ты уверена?

         Она кивнула. Подняв руки, она медленно начала расстегивать пуговицы на его рубашке, обнажая сантиметр за сантиметром восхитительную мужскую плоть, которую он прятал под своими дорогими костюмами, пока не запарил над ней в своем пиджаке и расстегнутой рубашке. Его грудь покрывала редкие волосы, спускающиеся к твердому прессу, вплоть до пояса и выпуклости под ним.

         Она надавила ему на плечи.

         — Ложись, — тихо сказала она ему и увидела, как его губы приподнялись в типичной ухмылке.

         — Как пожелаете, леди.

         У нее вырвался смех.

         — Ты только что процитировал «Принцессу-невесту», пока я пыталась тебя соблазнить?

         — Тебе никогда не придется пытаться, Амара, — пробормотал он, проводя пальцами по ее губам, прежде чем откинуться назад, сцепив руки за головой. — В свое оправдание, ты заставила меня дважды посмотреть этот фильм.

         — Тебе понравилось, — отметила Амара.

         — Мне понравилось, — сказал он, глядя на нее удивительно трезвым взглядом. — Я верю в настоящую любовь и верю, что ее нужно дождаться. Ты бы стала ждать, Амара? Если бы в фильме была ты, ты могла бы дать обещание, не зная, почему, когда и как?

         Она знала, что они больше не говорят о фильме. Она перелезла через него, оседлав его талию, его эрекция уперлась прямо в ее сердцевину.

         — Моя настоящая любовь пытается найти меня, быть со мной в фильме? — спросила она, ее сердце колотилось, когда она расстегивала его, впервые ощущая его член в своих руках.

         Она увидела, как его пресс напрягся от ее прикосновения, но он оставался неподвижным, наблюдая за ней.

         — Каждый божий день.

         Ее сердце заикалось. Она не могла противостоять ему стенами, не тогда, когда он говорил такое дерьмо и на самом деле имел это в виду.

         Не обращая внимания на то, как его слова подействовали на нее, она обхватила его пальцами или попыталась, чувствуя его мягкость, но твердость, тяжесть в своей ладони. Другой рукой она похлопала по карману его брюк, вытащив его кожаный бумажник, надеясь, что в нем есть презерватив.

         И он там был. Достав его, она отодвинулась назад, разрывая его, открывая своими зубами, и, наконец, взглянула на его член, первый член. Она на самом деле видела через телефон, когда смотрела порно.

         Но он был большим. Большим. Блядь.

         Паника начала просачиваться по краям. Она не могла принять это. Она не могла принять его. Будет больно.

         Боже, это причинит ей боль.

         Ее рука дрожала, и она почувствовала, как он забрал у нее презерватив и плавным движением надел его по своей эрекции.

         Это немного рассеяло туман ее паники. Она не делала этого с каким-то случайным незнакомцем, который безо всякой мысли входил в нее или, возможно, причинял ей боль. Это Данте. Мужчина, который поднял ее тело, когда она была сломлена, и удерживал ее душу, когда она считала ее безнадежной, давая ей золото, заполняя трещины каждый день в течение трех лет. Он был самым опасным человеком из всех, кого она знала, но в каком-то смысле и самым благородным. Она знала, что он никогда не сможет, она была в безопасности, находясь с ним. И если она скажет ему остановиться, он остановится.

         Глубоко вдохнув, она посмотрела ему в глаза, широко раздвинула ноги и почувствовала, как его кончик касается ее нижних губ.

         — Я буду ждать тебя целую вечность, Данте Марони, — прошептала она ему, медленно опускаясь на его эрекцию, чувствуя, как ее стенки растягиваются, приспосабливаясь к его толщине.

         Из нее вырвался вдох, и она сняла платье, подставляя каждый сантиметр своего тела его голодному взгляду.

         — Но ведь эта вечность будет проведена в одиночестве, не так ли?