Темная Башня - Стивен Кинг

Ыш последовал за своим другом, громко тявкая: «Эйу-Эйк! Эйк-Эйк!» — и дверь за ними захлопнулась. Флагерти добежал до нее двадцать секунд спустя и барабанил по ней кулаками, пока не разбил их в кровь (когда Ламла попытался остановить его, Флагерти отшвырнул его с такой силой, что тахин растянулся на полу), но больше-то ничего сделать не мог. Кулаки не могли открыть дверь; ругательства — не могли; ничто не могло.

В самую последнюю минуту мальчишка и ушастик-путаник ускользнули от них. И еще на какое-то время ядро ка-тета Роланда сохранило свой состав.

Глава 6

На Тэтлбек-лейн

Посмотрите, прошу вас, и посмотрите очень хорошо, потому что это одно из красивейших мест, которые еще остались в Америке.

Я хочу показать вам обыкновенную проселочную дорогу, которая бежит вдоль густо заросшего лесом горного хребта в западном Мэне, ее северный и южный концы упираются в шоссе № 7, на расстоянии примерно в две мили. К западу от этого хребта, словно ювелирная оправа, расположилась глубокая зеленая впадина. В самом ее центре — камень в оправе, озеро Кезар. Как на всех горных озерах, погода на нем может меняться с полдюжины раз за день, но здесь она выкидывает просто удивительные фортели; ее можно назвать полоумной и не ошибиться. Местные жители охотно расскажут вам, что белые мухи один раз появились в конце августа (1948), а однажды посыпались на славное Четвертое[41] (1959). Еще с большей радостью они расскажут вам о торнадо, который пронесся по ледяному панцирю озера в январе 1971 г., засасывая снег и создавая белый вихрь, в глубине которого гремел гром. Трудно поверить, что есть место с такой безумной погодой, но вы можете поехать и повидаться с Гэри Баркером, если не верите мне; у него есть фотографии, доказывающие вышесказанное.

Сегодня озеро на дне впадины — чернее смертного греха, не только отражает тяжелые грозовые облака, нависшие над ним, но и усиливает их черноту. Время от времени по обсидиановой, гладкой как зеркало поверхности пробегают серебряные искры: отражения молний, вылетавших из облаков. Раскаты грома прокатываются под ними, закрывшими небо с запада на восток, словно грохот колес огромной каменной повозки по небесной мостовой. Сосны, дубы и березы застывают, и весь мир, кажется, замер, затаив дыхание. Тени исчезли. Птицы замолкли. Над головой громыхает еще одна повозка, неспешно катясь лишь ей ведомым курсом, и тут (наконец-то!) мы слышим шум двигателя. А вскоре появляется и запыленный «форд-гэлакси». Сквозь ветровое стекло виднеется озабоченное лицо Эдди Дина, сидящего за рулем, включенные фары разгоняют раньше времени сгустившуюся темноту.

Эдди уже открыл рот, чтобы спросить Роланда, как далеко им еще ехать, но, разумеется, ответ знал и сам. Рядом с южным концом Тэтлбек-лейн стоял щит-указатель с большой черной единицей, и около каждого поворота на подъездную дорожку (все они вели влево, к озеру) — точно такой же, менялось лишь число, в большую сторону. В просветах между деревьями они кое-где видели черную воду, но дома находились ниже по склону, и в поле зрения не попадали. При каждом вдохе Эдди явно ощущал запах озона и дважды приглаживал волосы на загривке, в полной уверенности, что они стоят дыбом. Они не стояли, но все равно щекочущее нервы магическое чувство радостного возбуждения никуда не делось, волнами прокатывалось через него, вспыхивая в солнечном сплетении, как среагировавший на перегрузку предохранитель, и уж оттуда расходясь по всему телу. Конечно, все дело в грозе. Так уж вышло, он из тех людей, у кого нервные окончания отзываются на ее приближение. Правда, никогда раньше они не отзывались так сильно.

Гроза тут ни при чем, и ты это знаешь.

Да, разумеется, ни при чем. Хотя Эдди рассчитывал, что все эти немыслимые вольты, возможно, облегчат ему установление контакта с Сюзанной. Он возникал и исчезал, как передача далекой радиостанции по ночам, но после их встречи с

(Ты, дитя Родерика, ты, увечный и заблудший)

Чевином из Чайвена контакт этот определенно окреп. Он подозревал, что часть Мэна, в которой они находились, благодаря утончению перемычек стала ближе ко многим мирам. Как их ка-тет приблизился к тому, чтобы вновь стать единым целым. Ибо Джейк уже нашел Сюзанну, и на какое-то время они пребывали в безопасности, отделенные крепкой дверью от преследователей. И однако что-то грозило им и по ту сторону двери:

Сюзанна то ли не хотела говорить об этом, то ли не могла объяснить, какая над ними нависла угроза. Но Эдди все равно ощущал страх Сюзанны, страх, что придется вновь столкнуться с этой угрозой, и думал, что знает, чего боится Сюзанна: ребенка Миа. Который в каком-то смысле, пусть Эдди до конца не понимал, как именно, был и ребенком Сюзанны. Что заставляло женщину, вооруженную пистолетом, бояться младенца, Эдди не знал, но не сомневался: если боится, значит, на то есть веская причина.

Они проехали щит-указатель ФЕНН, 11, потом — ИСРАЭЛЬ, 12. Обогнули поворот, и Эдди нажал на педаль тормоза. «Гэлакси» резко остановился, подняв столб пыли. На обочине, под указателем БЕКХАРДТ, 13, стоял знакомый пикап, сработанный компанией «Форд», а к тронутому ржавчиной борту кузова небрежно привалился еще более знакомый мужчина в синих, с отворотами, джинсах, отутюженной синей рубашке из «шамбре», застегнутой до чисто выбритой шеи и двойного подбородка. Голову украшала бейсболка бостонской команды «Ред сокс», чуть сдвинутая набекрень, как бы говорившая: «А я тебя обогнал, партнер». Мужчина курил трубку, и синеватый дымок окутывал его изрезанное морщинами добродушное лицо, не рассеиваясь в застывшем предгрозовом воздухе.

Все это благодаря обострившимся до предела чувствам Эдди видел с удивительной четкостью, отдавая себе отчет, что широко улыбается — так улыбаются, встретив давнего друга в далеком краю, скажем, у египетских пирамид, на рынке в Танжере, на острове Формоза или на Тэтлбек-лейн в Лоувелле, во второй половине летнего дня в 1977 году, перед самой грозой. И Роланд улыбался. Старый, длинный и уродливый… и улыбался! Что тут скажешь, чудесам несть конца.

Они вылезли из кабины и направились к Джону Каллему. Роланд поднес кулак ко лбу и чуть согнул колено.

— Хайл, Джон! Я вижу тебя очень хорошо.

— Ага, вижу тебя тоже, — ответил Джон Каллем. — Ясно, как божий день. — И отдал честь, коснувшись рукой головы пониже бейсболки и повыше кустистых бровей, потом повернул голову к Эдди. — Молодой человек.

— Долгих дней и приятных ночей. — Эдди тронул лоб костяшками пальцев. Он не принадлежал к этому миру, уже не принадлежал, и до чего же приятно не притворяться, будто принадлежишь.