Вторая жизнь Арсения Коренева #4 - Геннадий Борисович Марченко

с ней наедине, — рядом с Маратом во мне снова просыпаются забытые материнские чувства. Не подумай, что в отношении тебя у меня нет таких чувств, ты был моим сыном и им навсегда останешься. Но Марат… Он такой маленький, такой беззащитный… Я когда Юре в этом призналась, он мне сказал, что испытывает тоже подобные чувства.

— Усыновить хотите? — прямо спросил я.

Мама вздохнула:

— Ой, Сеня, даже и не знаю… Я ведь тоже про это думала, но как-то осторожно, с опаской. Мальчишка, понятно, только рад будет, а вдруг мы с Юрой не справимся? Всё-таки нам уже не по двадцать лет, возраст...

— Мам, ну какой возраст?! Ты у меня точно женщина в самом соку, выглядишь от силы лет на тридцать пять. Да и Юрий Васильевич – мужчина хоть куда… Нет, ты не пойми, будто я уговариваю вас усыновить Маратку, это сугубо ваше личное дело. Но если вы чувствуете в себе такое желание – почему бы и не попробовать?

Мама обещала на пару с Юрием Васильевичем подумать над моим предложением.

Только вернулся в столицу, как меня пригласили на очную ставку с Геворгом Давидовичем Симоняном. Тот уже сидел в СИЗО, и вид у доцента был, скажем прямо, не слишком презентабельный. Однако, нужно отдать ему должное, упирался вовсю, не желая признавать того факта, что подкатывал ко мне с предложением поспособствовать сдаче племянником зимней сессии, а магнитофонную запись называл мерзкой подделкой. В общем, я дал свидетельские показания, и меня отпустили восвояси.

В институте уже каким-то образом прознали, что я приложил руку к аресту Симоняна. Не иначе ректор был оповещён, но не думаю, что чекисты посвятили его в детали дела. Скорее всего, в институте знали или догадывались, что Геворг Давидович пытался со мной договориться, а в итоге всё закончилось для него весьма плачевно. Сложили два и два, и пришли к логичному выводу, что причиной ареста стал не кто иной, как аспирант Коренев. Как-то уж резко, появляясь в институте на собраниях, я стал ловить на себе настороженно-задумчивые взгляды преподавателей. В том числе и от членов ректората, включая самого Лакина.

Да ну и плевать, думал я, это их проблемы. Зато будут знать, что с предложениями подобного рода ко мне подкатывать не стоит.

6 января позвонила Ольга Леонидовна. Она прошла обследование в поликлинике, где обследование у врачей, анализы и УЗИ молочных желёз подтвердили мои слова о том, что я снял с неё три недуга за один сеанс. Мне пришлось выслушать казавшийся бесконечным поток благодарности, но я выдержал это испытание.

Сессия прошла как по маслу, пролетела в один миг, и вот уже можно немного расслабиться. И морозы наконец-то ушли, а то, честно говоря, поднадоело передвигаться по улице, закутавшись так, что в щель между шапкой и шарфом только глаза видны.

Окончание сессии мы с Ритой отметили походом в ресторан «Арагви», который нравился мне своей кухней с неизменными хинкали, сациви, хачапури, купатами и прочими ткемали/сацебели… Но прежде всего, конечно, знаменитым цыплёнком табака в орехово-чесночном соусе.

А ещё памятен встречей с Джапаридзе. По счастью, в этот вечер его физиономии здесь не наблюдалось, так что помешать нам приятно провести время никто не мог.

Попасть в ресторан так просто не получилось – у входа толклось с десяток тех, кто ждал своей очереди, то есть когда люди будут выходить из ресторана, освобождая места. Помогла «синенькая»[1], предъявленная сквозь стекло швейцару с помощью приложенной к стеклу пятерни, чтобы купюру не увидели те, кому этого не надо было видеть. Блин, подобное в любой другой стране хоть социалистической, хоть капиталистической представить было невозможно. Там ресторанов хватает ан всех. А у нас почему-то поход в ресторан для многих сродни небольшому подвигу.

Как бы там ни было, внутрь мы попали, хоть и под возмущённые комментарии оставшихся за спиной претендентов. Рите, хоть она и москвичка, бывать здесь прежде не доводилось, и девушка смогла по достоинству оценить грузинские блюда. А после ресторана мы на такси поехали ко мне. Тут-то всё и случилось…

Нет, Рита не была девственницей, да я и не рассчитывал на это. Однако в постели излишнюю фантазию не проявляла, для советской девушки подобное поведение в минуты интимной близости претит высокому званию комсомолки. Хе-хе… А вот я, старый козёл, старался вовсю, открыв для своей партнёрши целый новый мир в области сексуальных развлечений.

А вскоре произошла довольно неожиданная, но весьма любопытная встреча. Сначала был вечерний звонок на домашний телефон. Когда я поднял трубку, на том конце провода вежливо поинтересовались, Коренев ли я, который Арсений Ильич? Когда я ответил утвердительно, незнакомец представился:

— Меня звать Юрий Константинович, фамилия моя Соколов. Мне вас порекомендовал наш общий знакомый Михаил Борисович, директор концертного зала «Россия».

— Как же, знакомы… У вас, я догадываюсь, проблемы со здоровьем?

— Совершенно верно. Эхо, так сказать, войны.

— Что ж, давайте попробуем полечиться. В эту субботу сможете где-нибудь с утречка подъехать на Конюшковскую?

Юрий Константинович заверил, что сможет, а я, подложив трубку, призадумался. Слишком уж знакомое сочетание имени, отчества и фамилии. Тот ли это Соколов, что в эти годы является директором «Елисеевского», и которого расстреляют в 84-м? А что, очень может быть. Не знаю, получится ли мне его узнать в лицо, в кино его играл Маковецкий, а на исторических фото я этого директора, ставшего жертвой системы, не очень помню. Ну ничего, может, в разговоре между делом получится выяснить.

Юрий Константинович прибыл на чёрной «Волге» с водителем. Это я разглядел из окна своей съёмной квартиры. Соколов что-то ему сказал, тот кивнул, после чего гость с большим пакетом в руке направился к подъезду.

Дверь я открыл заблаговременно.

— Здравствуйте! — вежливо поздоровался Соколов.

— Здравствуйте, Юрий Константинович! Проходите… Пальто можете сюда повесить. А тапочки вот.

Я проводил гостя в комнату, тот осмотрелся и протянул мне пакет.

— Это вам, небольшой презент.

Я взял пакет и краем глаза заглянул в него. Та-а-ак, похоже, мои предположения насчёт «Елисеевского» оказались верными. В пакете я разглядел палку копчёной колбасы, какие-то консервы, апельсины, горлышко коньячной бутылки… Перевёл взгляд на Соколова.

— Это всё мне?

— Да, и совершенно безвозмездно, — расплылся тот в улыбке. — Михаил Борисович меня предупредил, что вы