Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры - Олег Хлевнюк

В любом случае дискуссии, несмотря на их политический подтекст, способствовали развитию научной историографии проблемы. В целом преодоленными можно считать упрощенные трактовки причин голода, исходившие из того, что голод был организован на основе прямого приказа из Москвы и что сталинское государство располагало значительными запасами хлеба для предотвращения голода. Один из инициаторов изучения проблемы Р. Конквест в письме авторам новейшей книги о голоде Р. У. Дэвису и С. Виткрофту в сентябре 2003 г. писал, что он никогда не полагал, что «Сталин преднамеренно вызвал голод 1933 г. Нет. Я доказывал, что в условиях неминуемого голода, имея возможность предотвратить его, он следовал “советским интересам” вместо того, чтобы прежде накормить голодающих.

Таким образом, сознательно поощрял голод»[298]. По мнению итальянского историка А. Грациози, выступившего с интересной и стимулирующей дискуссию статьей, столкнувшись с проблемой голода, во многом неожиданного для сталинского руководства следствия коллективизации, Сталин и его окружение на определенном этапе решили использовать эту ситуацию для реализации целей укрепления диктатуры. Подавление Украины путем продолжения и интенсификации реквизиций продовольствия было важнейшей задачей этой политики. Момент смены курса, как считает Грациози, наступил осенью 1932 г., когда в Москве приняли решение «придать голоду в определенных республиках и регионах “плановый” характер (решение, которое современные историки иногда ошибочно считают принятым еще до 1932 г.)». Таким образом, общесоюзный голод 1931–1933 гг. с определенного момента превратился на Украине и Северном Кавказе в голодомор, осознанную и спланированную политику террора голодом[299].

В ином направлении развивается изучение голода, который охватил в 1931–1933 гг. Казахстан. По количеству жертв в процентом соотношении к численности населения голод в этой республике был самым значительным на территории СССР. Однако, насколько мне известно, никто из историков не ставит вопрос о голоде-геноциде в Казахстане. Важные исследования, проведенные в последние годы, описывают казахский голод как результат насильственной коллективизации и перевода на оседлый образ жизни животноводов-кочевников. Это вызвало массовую гибель скота. Важную роль, как и повсюду, играли непомерные государственные хлебозаготовки, лишавшие кочевников-животноводов, полностью зависевших от закупок хлеба, существенной части продовольственных ресурсов[300].

Существенным событием в историографии голода 1930-х годов был выход в 2004 г. книги одного из самых известных и заслуженных историков советской экономики Р. У. Дэвиса из Великобритании и его коллеги из Австралии, специалиста по статистике и демографии С. Виткрофта[301]. Это — фундаментальное обобщающее исследование сельского хозяйства и голода начала 1930-х годов, отражающее уровень сегодняшних знаний о советской аграрной экономике этого периода. В работе Дэвиса и Виткрофта содержатся многие принципиально важные сведения и цифры. Вместе с тем книга вызвала дискуссию на Западе, которая (как и сама книга), к сожалению, остались незамеченными и в России, и на Украине. В основном спор шел о политических аспектах проблемы голода[302]. В дальнейшем изложении я буду использовать положения перечисленных публикаций в той мере, в какой они касаются основного предмета данной книги — изучения механизмов принятия решений и роли Сталина в трагических событиях 1932–1933 гг.

Общая картина эскалации голода и факторы этой эскалации вполне изучены. Разрушение наиболее жизнеспособных крестьянских хозяйств и создание вместо них низкоэффективных колхозов, государственные реквизиции не только излишков продукции, но значительной части основных фондов вели к сокращению посевных площадей, катастрофическому сокращению поголовья скота, падению агрокультуры. Основой этого быстро нараставшего кризиса и его основным результатом было невероятное ослабление трудового потенциала деревни. Голодные и ограбленные государством крестьяне бежали из деревень в города и на стройки. Те, кто оставался, не хотели и часто не могли работать в колхозах. Высшей точки этот кризис достиг в период хлебозаготовительной кампании осени-зимы 1932–1933 гг. Хотя новый урожай, как обычно, принес некоторое облегчение, он не мог успокоить крестьян, с самого начала получивших невыполнимые планы заготовок. Осознавая угрозу распространения и усиления уже начавшегося голода, крестьяне искали способы самостоятельного спасения, отказываясь работать на государство. Урожай 1932 г., средний в силу природных причин, собирался с огромными потерями. Хлеба становилось все меньше. Руководствуясь естественным стремлением не допустить повторения голода, как крестьяне, так и низовые работники пытались создать страховые запасы и всячески саботировали вывоз хлеба в счет заготовок. Заготовки в июле и августе существенно отставали от планов. После значительного нажима из центра в сентябре план был почти выполнен. Однако это были последние возможности деградирующей деревни. Октябрь ознаменовался провалом. Месячный план по СССР был выполнен на 57 %. Основные житницы, Украина и Северный Кавказ, дали примерно треть месячного плана. Годовой план заготовок на 25 октября по Украине был выполнен всего на 39 %[303].

В первую половину осени, возможно, под влиянием относительно успешных заготовок в сентябре Сталин колебался и выжидал. Так и не решившись (или не желая) сменить целиком украинскую верхушку, Сталин 16 сентября и 1 октября 1932 г. провел через Политбюро решения о назначении на Украину двух новых работников. Заместитель председателя ОГПУ СССР И. А. Акулов был направлен первым секретарем ключевого Донецкого обкома партии, а энергичный и жесткий первый секретарь Средне-Волжского обкома М. М. Хатае-вич получил пост второго секретаря ЦК компартии Украины. Хата-евичу явно отводилась роль чрезвычайного комиссара по хлебозаготовкам[304].

Однако кадровые перестановки не решали коренной проблемы, вызвавшей кризис. Вполне осведомленное о невыполнимости планов и нарастании голода, сталинское руководство продолжало политику маневров и некоторых уступок. В сентябре-ноябре планы заготовок были уменьшены для вымиравшего от голода Казахстана, а также для Северного Кавказа, Украины и в меньшей степени для Нижней Волги. В результате план заготовок хлеба по крестьянскому сектору (колхозы и единоличники) по сравнению с августом к концу ноября снизился с 17,4 до 15,6 млн тонн[305]. Однако эти вновь сильно запоздавшие решения уже не могли оказать серьезное воздействие на противостояние государства и крестьянства.

На самом деле Сталин и его окружение определенно не рассчитывали на возможность достижения компромисса с крестьянством. Основная ставка делалась на насильственные методы продразверстки. Об этом свидетельствовал и опыт предшествующих лет, и отмеченные в предыдущей главе половинчатые и лживые по своей сути попытки воздействовать на крестьян весной и летом 1932 г. Ноябрь 1932 г. можно считать временем окончательного и неприкрытого поворота исключительно к методам продразверстки и начала полномасштабной войны против крестьян. Организаторами этого решающего наступления в деревне были чрезвычайные московские комиссии, отправленные в ноябре-декабре в основные зерновые районы — на Северный Кавказ (под руководством Кагановича), Украину (под руководством Молотова, а затем Кагановича), в Поволжье (под руководством Постышева).

Высказывания сталинских эмиссаров и характер решений, принятых под их надзором, нацеливали на резкое ужесточение политики в деревне. Признавая «некоторое снижение урожайности» по природным причинам, московские лидеры утверждали, что местные работники ошибочно полагали, что «хлеба нет» и на основании этого фактически прекратили борьбу за заготовки. Это привело к усилению саботажа. Как минимум 40 %, а то и половина хлеба была разворована. Задача таким образом состояла теперь в том, чтобы выявить путем обысков этот хлеб и забрать его для государства. Борьба, заявляли Молотов и Каганович, будет напряженной, с большими жертвами[306].

Не сидел без дела и оставшийся в Москве Сталин. Он внимательно следил за цифрами хлебозаготовок и определял направления карательных акций. 29 ноября 1932 г. Сталин направил полномочным представителям ОГПУ Украины, Северного Кавказа, Средне-Волжского, Нижне-Волжского, Западно-Сибирского краев, Уральской, Западной и Московской областей (копии руководителям ОГПУ Менжинскому, Ягоде и Прокофьеву) телеграмму, в которой требовал высылать в секретный отдел ЦК копии допросов и сообщения по делам о саботаже хлебозаготовок, вредительстве и хищениях в колхозах и совхозах, которые «представляют интерес с точки зрения извлечения поучительных выводов»[307]. Такие указания резко активизировали карательные акции органов ОГПУ в связи с хлебозаготовками.