Чужая игра - Андрей Таманцев

Человек способен вынести почти все, что угодно, если у него нет выбора. Но настоящее мужество начинается тогда, когда у вас есть выбор, а вы все равно делаете то, что должны делать. Ведь долг — это не вообще какой-то долг, а именно ваш — то, что в эту минуту никто, кроме вас, не сделает. Не про это ли говорится в Екклесиасте: «Кто наблюдает ветер, тому не сеять. И, кто смотрит на облака, тому не жать».

Вот что приходит в голову, когда просто бежишь от опасности...

Когда мы с Доком, нарочно громко хрустя валежником, вышли на цепь омоновцев, по нас сразу же открыли огонь, — похоже, у этих ребят была такая инструкция: мочить!.. Но, слава богу, реакция нас с Доком не подвела. Они еще только поднимали в нашу сторону свои короткоствольные автоматы, а мы уже рухнули в траву и кубарем покатились под прикрытие деревьев. Затем следовало самое страшное — встать и на виду у них побежать, отвлекая цепь от нашего «форда». Мы с Доком понимали друг друга с полуслова или даже с полвзгляда. Док посмотрел на меня, я — на него, и вскочить нам удалось почти одновременно. Тут же последовал рывок: он стал забирать вправо, я — вглубь. По стволам деревьев, выщелкивая кору и обрезая ветки, засвистели посланные в нашу сторону пули. Велик был соблазн отбежать на безопасное расстояние, но нам нельзя было слишком отрываться от наших преследователей: они постоянно должны были видеть нас, иначе они вернулись бы на свое прежнее место и тогда с треском провалилась вся наша затея.

Так, под свист пуль и трескотню уничтожаемых ими сучьев, мы двигались минут пятнадцать. Док давно уже был где-то далеко в стороне от меня; я слышал, как метрах в трехстах правее по нему стреляют из нескольких стволов, а по тому, как перемещаются эти звуки, я мог догадаться, где примерно сейчас Док находится. Мне, как и ему, было совсем несладко — как еще выразить словами свое состояние, когда по тебе шпарят из пяти или шести автоматов Калашникова?..

Я решил, что пора это прекращать: оставшиеся в «форде» члены нашей команды наверняка уже проникли на другую сторону оцепления. Ну, а если не проникли... Все равно тащить за собой дальше целое отделение молодых вооруженных бойцов, с азартом гончих идущих по твоему следу, было бессмысленно. Я огляделся, выбрал подходящее дерево, подпрыгнул, ухватился за нижний сук, сделал подъем переворотом, затем поднялся по стволу чуть выше и здесь удачно устроился в разветвлении ствола. Через минуту на том месте, где я только что стоял, появились мои преследователи — их черные береты было отлично видны с моего наблюдательного поста.

— Володь, ты его видишь? — негромко спросил один милиционер у своего соседа. — Он, кажется, в ту сторону двигался... — Омоновец показал рукой куда-то впереди себя.

— Да нет же, он левее брал... — заспорил с ним его приятель. — Давай погодим наших, пусть догонят.

Они остановились неподалеку от того самого дерева, на котором я сидел. Через мгновение неподалеку раздался топот бегущих людей — и на полянку выскочили еще четверо омоновцев. Я порадовался их физической подготовке: никто из них тяжело не дышал и совсем не устал от трехкилометрового лесного рывка. Видно, прилично их гоняют инструктора по физподготовке. Что ж, если у них и с единоборствами дело так же хорошо поставлено, как с легкой атлетикой, мне придется туговато — сразу всех шестерых я вряд ли осилю.

— Ну, чего встали? — спросил один из вновь подбежавших, с двумя лычками младшего сержанта на погонах.

— Да пропал он куда-то, — ответил Володя, мордастый, здоровый парень, в руках которого автомат казался детской игрушкой. — До этого места мы его еще видели, а потом он как сквозь землю провалился...

Володя хотел еще что-то объяснить сержанту, но тот оборвал его:

— Тихо! Слушать всем! Он, наверное, где-то рядом затаился.

Все немедленно замолчали. Я давно уже восстановил дыхание, поэтому мог сидеть в своем «гнезде» абсолютно бесшумно. Омоновцы с минуту вслушивались в лесные шорохи, время от времени настороженно выкидывая свои автоматы то на звук неожиданно вспорхнувшей птицы, то на скрип дерева, закачавшегося от порыва ветра; затем все тот же сержант — наверное, у него за плечами было побольше опыта — скомандовал:

— Так, встаем в цепь на расстояние видимости соседа и движемся вон в том направлении. — Он показал стволом автомата на деревья впереди себя. — И помните: поодиночке с ним в бой не вступать, возможно, у него спецназовское прошлое, а возможно, даже и какая-нибудь западная диверсионная школа...

— А автоматы нам на что? — возразил один из курсантов. — Подумаешь, спецназ! Дал очередь по нему — и всех делов.

«Эх, я бы сейчас показал этому сопляку, как давать очередь по безоружному!..» — подумал я. Впрочем, подумал совсем беззлобно.

— Слушай, что тебе говорят! — прикрикнул на него сержант. — Опытный боец тебя и близко к себе не подпустит с твоим автоматом. А если он и окажется рядом, то ты этого просто не успеешь заметить... Ладно, хорош болтать! Рассредоточились и пошли...

Они снова растянулись цепочкой и двинулись в глубь леса.

«И откуда ты такой умный взялся? — подумал я о сержанте. — Все-то ты знаешь, а вот умеешь ли?..»

Дождавшись, когда милиционеры отойдут на достаточное расстояние, я осторожно сполз по дереву на землю и направился в противоположную их направлению сторону — туда, где совсем недавно мы расстались с Доком. Я надеялся, что ему тоже удалось без особых проблем избавиться от преследователей. Но тут я ошибался...

Я увидел Дока через десять минут. Он сидел на земле со связанными сзади руками. Рядом стояли два омоновца. На плечах одного из них висела рация. Когда я подошел на расстояние, достаточное, чтобы услышать, о чем он говорит, тот уже заканчивал разговор:

— ...Есть, товарищ капитан! Да, я все понял. Есть повторить приказ! Берем задержанного и доставляем к блокпосту. В случае нападения ликвидируем террориста, вступаем в бой и ждем подкрепления... Есть смотреть в оба! Отбой.

Радист снял с головы наушники и убрал их в кармашек чехла от рации. Затем он потянул за ворот Дока и сказал:

— Пошли! Только без глупостей. Побежишь — буду стрелять без предупреждения!

Омоновец старался выглядеть круче, чем был на самом деле. Кажется, он побаивался Дока даже связанного: наверняка командиры наплели им о нас с три короба. В принципе командиры правильно сделали: испуганный человек злее. Но тут тоже перебарщивать нельзя, всему есть пределы: напугаешь вот так какого-нибудь малоопытного молокососа с пушкой в руках, а он с перепугу начнет палить во все стороны, не разбирая, где свои, а где чужие...

Док встал и пошел между двумя омоновцами — тот, который с рацией, чуть впереди, а второй — рядом с Доком, придерживая его за руку. Я спрятался за широкий ствол сосны и подал наш условный сигнал — дважды свистнул.

Человеку неопытному он мог показаться, скажем, криком сойки, только сойка никогда не повторяет свой свист в одной тональности. В любой скрытно работающей группе обязательно есть подобные сигналы на все оговоренные заранее случаи. Без них ни в разведку, ни на диверсионную акцию не пойдешь — не перекрикиваться же в присутствии противника открытым текстом! Говорят, что в некоторых подразделениях спецназа используются специальные свистки, звук которых нетренированным ухом уловить трудно, но я лично подобных средств связи еще не видел.

Мой сигнал означал «здесь свой». Я видел, как Док легонько кивнул головой, показывая, что услышал мой свист. Что касается омоновцев, то они, как и следовало ожидать, на сигнал не среагировали, просто не обратили на него внимания.

Я крадучись подобрался к Доку и его конвоирам на максимально близкое расстояние; до спины моего друга было всего метра три, не больше. Что ж, настала пора освобождать старого боевого товарища... Я легонько цокнул губами, давая сигнал «атакую», и, сделав быстрый шаг вперед, нанес удар кончиками пальцев под затылок идущему рядом с Доком милиционеру. В принципе это смертельный удар. Но если нанести его чуть слабее, то человека просто на несколько минут парализует.

Не зря мы столько времени делали дело бок о бок — пока я управлялся с задним омоновцем, Док крутанулся на пятке и провел ногой знаменитый удар «мельница» в висок идущему впереди него радисту. И вовремя, потому что тот уже готов был обернуться на шум сзади. А теперь он лишь обхватил голову руками и упал на землю. Док тут же уселся на него, для верности придавив его шею коленом. Я поспешил освободить Доку руки.

— Как тебя угораздило? — спросил я.

— "Как", «как»... — поморщился Док. — Шел в отрыве, все вроде нормально было. Выбежал на полянку, а там в кустах меня человек десять встречают — их, наверное, по рации вызвали, мне наперерез послали. Открытое место, автоматы в упор и все такое. Куда денешься? Пришлось сдаваться... И главное, они, мальчишки, обрадовались и побежали тебя искать! Думали, наверное, сейчас поймаем по-быстрому второго — и домой...