Люди нашего берега - Юрий Рытхеу

Самолет кружил над льдиной. Летчик еще издали заметил флаг, — а затем — и человека, спящего под торосом. Человек зашевелился, стал отвязывать себя от тороса, вскочил, замахал руками.

Самолет развернулся и взял направление на льдину. Он летел теперь так низко, как будто собирался совершить посадку.

«Неужели он хочет сесть?» — с удивлением подумал Кэнири, невольно отступая. Ему казалось, что машина летит прямо на него. Он не очень хорошо разбирался в авиационных делах, однако понимал, что посадить самолет на такую льдину невозможно. Правда, буря, к счастью, не разыгралась, море уже поуспокоилось немного, но льдину еще порядочно качает. Да и не таких она размеров, чтобы служить аэродромом И торосистая вдобавок

Однако машина стремительно приближается Слышен уже не монотонный, ровный гул, а рев, нарастающий с каждой долей секунды. Не выдержав, Кэнири падает и прикрывает голову руками. Падая, он видит какой-то предмет, отделившийся от машины.

РА отдаляется так же быстро, как приближался. Кэнири поднимает голову и видит аккуратно упакованный тюк, застрявший между двумя торосами. Он не успевает еще распаковать тюк, как видит, что самолет, сделав круг, снова направляется к льдине.

Теперь Кэнири не падает. Он только приседает и то — лишь тогда, когда машина, кажется, вот-вот заденет его крылом. Он хорошо видит летчика и, счастливо смеясь, машет летчику правой рукой, не отнимая левой от тюка.

Снова от самолета отделяется какой-то предмет. Это второй тюк. Но он сброшен не так удачно, как первый. Ударившись о льдину и несколько раз подпрыгнув, он скатывается в воду.

Кэнири, торопясь, принимается отматывать от тороса бечеву, которой привязан флаг, — иначе как закидушкой тюк не достать. Узлы затянуты на совесть, они не сразу поддаются.

А самолет все кружит и кружит над льдиной.

Только тогда, когда Кэнири отмотал бечеву, поймал тюк и вытащил его на лед, самолет поднимается выше.

Перед тем, как улететь, он трижды качнул крыльями. Кэнири понял, что летчик приветствует его. «Наверно, у летчиков так полагается», — подумал он. И, чтобы быть вежливым, он вытянул в стороны руки, нагнулся и трижды качнул руками — точно так, как самолет крыльями. .

В тюках были упакованы самые различные веши, о каких может только мечтать человек, унесенный на льдине в море. Здесь были и продукты, и теплая одежда, и аптечка, и палатка, и даже электрический фонарик с двумя запасными батарейками. Кэнири рассматривал каждую вещицу, и каждая вызывала в нем такую радость, так нравилась ему, что он только присвистывал от восхищения.

Скоро в палатке деловито шумел примус, а сам (энири лежал на спальном мешке, ожидая пока закипит чайник и покуривая трубочку. Есть ему уже не хотелось: рассматривая содержимое тюков, он съел пачку печенья и две плитки шоколада.

Из всех вещей, обнаруженных в тюках, одна особенно сильно занимала его — главным образом потому, что он никак не мог понять ее назначения. Это была всего навсего какая-то очень короткая палка из неизвестного Кэнири, прочного, но очень легкого материала. Судя по звуку, была она не сплошной, а представляла собой нечто вроде трубки, но открыть эту трубку Кэнири не мог, сколько ни старался.

Всласть попив горячего чаю и еще раз повертев в руках непонятную трубку, Кэнири залез в спальный мешок и сразу заснул. На этот раз, впервые за-все время, он проспал несколько часов подряд.

Проснувшись, он вышел из палатки и обвел глазами небо, море, горизонт. Море было спокойным, на небе — ни облачка. Солнце стояло высоко. Небольшая светлосерая птичка прыгала по льдине, поклевывая крошки печенья. Заметив Кэнири, она взлетела и села на воду неподалеку от льдины.

Кэнири долго слонялся по льдине, выискивая трещины и ямки, обследовал ее края и остался доволен: льдина еще продержится Наслаждаясь счастливым ожиданием и тем, что его помнят на большой земле, Кэнири не знал, как убить время: заходил в палатку и выходил из нее; рассматривал красочные этикетки на всех консервных коробках; менял батарейки в электрическом фонарике; щедро смазал себе иодом все ссадины и царапины и даже забинтовал левую руку — не потому, что царапин на ней было больше, чем на другой, а потому, что на левой руке бинт почти не мешал. Еще раз оглядел небо, прислушался. Нет, все тихо…

Может быть, поиграть в шахматы? Для этого в конце концов не так уж обязательно иметь партнера. Он расставит фигуры так, как они стояли в его последней партии с Айгынто, перед тем, как Кэнири проиграл ладью. Фигур потребуется немного, почти все уже были сняты с доски. Расставит и попробует сыграть по-другому — так, как советовал потом сам Айгынто.

Из квадратиков печенья, Кэнири составил на снегу шахматную доску. Получилась вполне приличная доска из белых и желтых квадратиков. Потом зашел в палатку и из картонной упаковки примуса вырезал ножом несколько фигурок. А когда снова вышел, — увидел целую стайку светлосерых птичек, растаскавших и энергично клюющих его шахматную доску.

Настроение у Кэнири было такое хорошее, что он даже не рассердился на них. Наоборот, он решил, что его малышам очень понравится рассказ об этой истории, — о том, как его «обыграли в шахматы» какие-то морские птички.

На солнце было теплее, чем в палатке. Кэнири скинул на лед куртку, и из кармана выпала палочка, секрет которой все еще не был разгадан. Кэнири поднял ее, и на этот раз секрет открылся почти сам собой: палочка оказалась трубкой, в которую была вложена записка. Видимо, при падении стала на место резьба головки и теперь головку трубки удалось отвинтить без труда.

С волнением развернул Кэнири записку. Торопливым, но разборчивым почерком было написано:

«Тов. Кэнири

Мы вас ищем третьи сутки. Не падайте духом, спасем. Главное — найти. А раз нашли, — спасем.

В тюках все, что вам необход. Если погода будет не хуже этой, завтра навещу.

Б а к ш е е в».

Вот оно что Значит, это — письмо от летчика А трубка — это у них для таких случаев вместо конверта. Понятно. Наверно, он бросил ее одновременно с первым тюком, когда Кэнири лежал, прикрыв руками голову.

«В тюках — все, что вам необход.»… О, да, здесь все, что необходимо Здесь гораздо, гораздо больше, чем необходимо «Если погода будет не хуже этой»… А ведь погода утром была еще неважная, совсем неважная. Но Бакшеев не побоялся, полетел.

Все яснее представляет себе Кэнири, как много народу заботится сейчас о его спасении. Он снова думает о том, как Тэюнэ прибежала с тревожной вестью к Вамче, но теперь эта сцена представляется ему совсем не так, как в первый раз. Вамче, наверно, растревожился, сразу дал радиограмму куда надо, оттуда выслали самолет. А пока что колхозники подтаскивали, наверно, по припаю вельбот, чтобы в любой момент спустить его на воду. Теперь Бакшеев уже указал им направление, и они, наверно, плывут, торопясь снять Кэнири с льдины.

Сколько людей беспокоится о нем Радист, начальник аэродрома, летчик — совсем незнакомые люди. И не только они. Наверно, и в Анадыре знают, по всему побережью, может быть, велено следить за морем, искать.

Кэнири становится неловко. Что он — герой какой-нибудь, важный человек? Обыкновенный чукотский колхозник, охотник. А правду сказать — так себе колхозник, из отстающих. И в беду попал по собственной вине: заснул на краю припая, не заметил, как льдину оторвало.

А сколько дорогих вешей ему сбросили с самолета Может, это все-таки ошибка? Неужели все это предназначено именно ему? Да, в записке так и сказано: «Тов. Кэнири» Никакой ошибки тут быть не может. Летчик Бакшеев сам написал его имя.

Хороший, видатъ, человек этот летчик Отыскал-таки и вещи сумел на льдину сбросить, и еще от себя записку написал. Захотел подбодрить. «Не падайте, написал, духом, обязательно спасем»

Кэнири перечитывает записку. Ему нравится в ней каждое слово, ему хочется что-нибудь очень хорошее сделать для этого летчика. «Бакшеев, — повторяет он про себя. — Красивая фамилия. Если фамилии можно давать, какие хочешь, то одному из малышей надо дать эту. Кольке хотя бы. Николай Кэниривич Бакшеев — вот как»

К вечеру четвертых суток Кэнири был снят с льдины пароходом «Уэллен». Это произошло совсем не так, как представлял себе Кэнири. Он думал, что еще издали увидит вельбот, будет махать своим флагом, приветствуя спасителей, потом пожмет руки Вамче, Унпэнэру и Ринтувги. Почему-то казалось, что в вельботе будут именно они. О своих приключениях Кэнири решил не болтать до тех пор, пока его не станут расспрашивать: пусть охотники сразу увидят, что не такой уж он хвастунишка, каким его считали прежде.

Но все произошло иначе. В море появился не колхозный вельбот, а большое грузопассажирское судно. Кэнири не махал флагом, а, истомившись ожиданием, спал в палатке. Пароход остановился, с него спустили шлюпку, двое матросов высадились на льдину, а Кэнири все не просыпался. Матросы даже начали тревожиться, но приблизившись к палатке, услышали такое сладкое похрапывание, что все их тревоги сразу рассеялись.