Башня - Ричард Штерн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она замолчала, чтобы перевести дух.
Зиб ответила медленно и серьезно:
– Да, ты права. Еще и насмехается.
Кэти некоторое время не знала, что ответить:
– Тяжело тебе будет, девонька. Вам, патрицианским типам, и в голову не приходит мысль об ответственности за собственные неудачи. Он...
– Ты так думаешь, Кэти? – Голос был ее, но звучал, как совершенно чужой, задавая вопрос, о котором Зиб никогда не задумывалась. – Да?
– Ну, все не так плохо. – Кэти иронически усмехнулась, признавая, что преувеличила.
– Но кое-что в этом есть?
«Неужели Нат думает так же? ».
– Знаешь, – ответила Кэти, – эти девичьи проблемы, – она снова улыбнулась, – мы безоговорочно решали только в нашем лагере в Кикапу у костра, после ужина, и тогда главной проблемой было: «Когда начинать носить лифчик»..
– Я ведь тебя о чем-то спросила, Кэти, – сказала Зиб. – Скажи откровенно, что ты обо мне думаешь.
Кэти заколебалась:
– По-моему, ты просто напрашиваешься!
Она помолчала:
– Ну ладно. Тогда так: я ходила в школу в сельской местности, куда добрую сотню человек привозили на автобусах. Автобус был единственной возможностью добраться туда – нас свозили каждый день с территории в сто пятьдесят квадратных километров. Где училась ты? В пансионе мисс Икс или миссис Игрек? Я училась в колледже, название которого ты никогда в жизни не слышала. А ты? Вассар? Или Смитсоновский колледж? Уэлсли-колледж? Рэдклифф? Мой отец ходил в ту же школу, что и я, только он ее не окончил, потому что начался кризис и дед оказался без работы, так что отцу пришлось идти работать куда возьмут, чтобы хоть что-то приносить домой. Твой отец закончил Гарвард? Или, может быть, Йель? Меня бы не удивило, если бы и вас затронул кризис, да так, что осталась всего одна яхта, не больше. Но ваши-то знали, что это временные неприятности, не более, а для моих наступал конец света. Главная разница между тобой и мной в том, что ты, что бы ни делала, все считаешь правильным, потому что другого и быть не может. А я должна раздумывать и проверять каждый свой шаг, потому что, сколько я себя помню, Хорны всегда оставались с носом, и я, возможно, буду первой, кому удалось прорваться, но, может быть, их гены во мне только ждут момента, чтобы показать свои когти.
Кэти помолчала:
– В этом и заключается разница в происхождении и культурном уровне.
– Я не знала, Кэти. Мне никогда и в голову не приходило.
– Но вот чего я не хочу от тебя слышать, продолжала Кэти, – так это, что я – бедняжка.
– Не услышишь. – Зиб задумалась. – Ты знаешь Ната и говоришь, он порядочный человек. Нат...
– Он наконец плюнул тебе в лицо? – Тон Кэти говорил больше, чем слова.
Зиб подняла голову.
– А ты ожидала, что это случится? Ждала, когда же это произойдет?
«Но почему она не чувствует даже обиды? »
– Ну, не то чтобы в редакции уже держали пари, – ответила Кэти, – но всем было совершенно ясно, как у вас обстоят дела.
Она поднялась:
И вот доказательство, там творится Бог весть что, а ты здесь сидишь и читаешь эти бредни.
Наконец-то они дошли до сути, до голой, неприкрытой правды.
– Я думала о себе, – ответила Зиб, и без всякого усилия над собой продолжала: – О том, что происходит в городе, я не имела понятия, – потом добавила: – Видно, у меня вошло в привычку думать только о себе.
– Да уж, – ответила Кэти И вышла из комнаты.
18
Маленький приветливый домик в Гарден-Сити. Зеленый газон, цветущие белые петуньи, баскетбольное кольцо с сеткой на воротах гаража, огромная телевизионная антенна на вершине кирпичной трубы, нацеленная поверх крыши в сторону города.
Жена Пата Харриса открыла ему дверь в облегающих розовых джинсах, теннисных туфлях того же цвета и полосатой «под арестанта» футболке. Ее волосы были накручены на синие пластмассовые бигуди. Она была молода, привлекательна и очень хорошо об этом знала.
– Не может быть, какой сюрприз, мистер Саймон! Хотите говорить с Патом?
– Хотел бы. – Поль задействовал свою актерскую улыбочку и старался держаться непринужденно.
– Он смотрит телевизор. – Она помолчала. – Мы думали, вы будете на открытии «Башни мира», мистер Саймон. Я-то не смотрю, но знаю, что уже началось. Знаете, по дому столько работы, особенно когда Пат дома. Так что проходите. Он будет очень рад вас видеть.
«Сомневаюсь», – сказал себе Поль, но по дороге в обшитую деревом гостиную его улыбка не изменилась. На экране цветного телевизора в массивном футляре пожарные шланги, извивавшиеся на Тауэр-плаза, казались кровеносными сосудами. Звук был приглушен, и голос комментатора едва слышен:
«Мы только что получили сообщение, дамы и господа, что пожар в Башне усиливается. Вся эта катастрофа – потому что все и вправду похоже на катастрофу – кажется просто невероятной. Здание снабжено всеми средствами безопасности, какие архитекторы только могли... »
Экран погас, звук умолк.
Пат Харрис, сидевший в кресле, сказал:
– Здравствуйте, шеф. Я так и знал, что вы приедете.
Он положил пульт дистанционного управления на журнальный столик и вскочил с кресла:
– Выпьете?
В его словах слышалось скрытое недружелюбие.
– Неплохая идея, – ответил Поль, сел и осмотрелся вокруг.
В комнате стояли бар, большой стол для бильярда, длинная, обтянутая искусственной кожей кушетка и к ней такие же кресла, столик с картами и кучкой жетонов, на одной стене висела мишень с торчавшими в яблочке тремя стрелками.
– У вас тут мило, – заметил Поль, взял стакан, благодарно кивнул, пригубил хорошее шотландское виски «Чивас ригал», как ему показалось. – Очень мило.
– Ну! – Пат Харрис был маленьким шустрым человечком. Его беспокойные глаза бдительно следили за лицом Поля. – Если человек много работает, он любит хорошо пожить. – И после паузы добавил: – Я ведь только исполнитель. Делаю, что прикажут.
Поль, не замечая умолкнувшего телевизора, все внимание сосредоточил на Харрисе.
– Вы собираетесь продолжать в том же духе? – спросил он и, не дождавшись ответа, добавил: – Делать, что приказано?
Харрис закурил сигарету и выдохнул облачко дыма. С сигаретой во рту он занялся разрыванием на части бумажной спички. Движения его были быстрыми и резкими.
– Я как раз об этом думал. – Он мельком улыбнулся, но эта улыбка ни о чем не говорила. – Это странно, но я как раз об этом думал, когда вы шли по лестнице.
Поль медленно и осторожно спросил:
– И к каким выводам вы пришли?
Очередное облачко дыма. Харрис наклонился, стряхнул пепел в пепельницу на журнальном столике, снова выпрямился:
– Знаете что, вот, допустим, вы работаете на какого-то парня, понимаете? Он отличный парень, хорошо к вам относится, значит, вы ему кое-чем обязаны, так?
– По-моему, это разумный подход, – ответил Поль. – Товарищеский подход, – добавил он.
– С другой стороны, – продолжал Харрис, – понимаете, что я имею в виду? С другой стороны, человек должен подумать и о себе, понимаете? Мы живем в мире, где один пожирает другого. Человек или урвет свое, или отдаст концы. – Он выжидательно замолчал.
– Думаю, что и этот подход в известной мере приемлем, – сказал Поль.
– Для меня это слишком мудрено.
«А мудреные слова опасны, – сказал себе Поль, – потому что звучат двусмысленно».
Не оставалось ничего другого, как не обращать внимания на эти пререкания.
– Ну, а дальше? – спросил он Харриса.
– Как мне кажется, – продолжал Харрис, – человек все взвешивает то так, то этак и пытается выяснить, что правильно.
Поль кивнул и отпил виски, которое вдруг потеряло всякий вкус и обожгло горло.
«Ерунда, просто нервы шалят», – сказал он себе.
– И что вы решили? – как можно спокойнее спросил он.
Харрис взял из пепельницы сигарету, глубоко затянулся, выпустил подряд четыре больших кольца и только потом заговорил:
– Берт Макгроу сейчас в больнице. Инфаркт. Возможно, не выживет.
Его беспокойные глаза забегали по лицу Поля.
– Не знаю, – ответил Поль. – Сердечный приступ у него был, это да. – Он махнул рукой. – Но мы говорили о вашем решении. Берт сейчас ни при чем.
– Не скажите, – ответил Харрис. – Как подумаю, что он уставится на меня налитыми кровью глазами... – Он покачал головой.
– Берт, – продолжал Поль, – мне показывал какие-то извещения на изменения. – Голос его звучал совершенно спокойно. – Спрашивал меня, произвели ли мы изменения. Я ответил, что, разумеется, произвели; почему бы и нет?
Харрис вытер рот:
– Господи Боже! Так вы сознались!
Поль покачал головой. Наплевать на эту боль в горле. Наплевать на все.
– Эти извещения выплыли наружу, но как, не знаю. Обнаружил их Гиддингс. Берту он ничего не объяснил, собирался ковыряться в стенах, чтобы проверить, так ли это. А я ему мог только подтвердить, что мы, естественно, произвели все изменения. Чтобы он взглянул на подпись: «Нат Вильсон», – тот Колдуэллов херувимчик. Могли ли мы усомниться в гласе свыше? – Последние четыре слова он подчеркнул.