Защитник монстров - Григорий Шаргородский

Собор святой Бетани был именно тем местом, где грань мироздания становится тонкой и чувствуется присутствие рядом чего-то необъятного и безмерно великого.

В прошлый раз у меня не хватило решимости войти в собор, но сейчас был вполне законный повод — я собирался принять христианство и, как бы корыстно это ни звучало, воспользоваться этой оказией для разговора с кардиналом Дагдой.

Утренняя служба в центральном храме столицы собрала большую толпу. Я не стал выпячивать свою личность и тихонько постоял в сторонке. Служба была пышной и немного утомительной, но пришлось отстоять ее от начала до конца. Мои опасения оказались напрасны — отец Дагда не стал манкировать своими обязанностями и был на своем месте, закатив шикарную проповедь. Он говорил о терпимости и милосердии, явно пытаясь погасить волну, поднятую братом Врадаком.

Аудитория живо откликалась на доводы священника, но, боюсь, этого заряда разума и справедливости надолго не хватит. История моего собственного мира показывает, что фанатики почти всегда намного убедительнее.

Когда уставшая от стояния и сидения толпа выплеснулась наружу, я остался у стены, прикрыв глаза и пытаясь найти умиротворение в душе. Причем так увлекся, что пропустил приближение священника.

— Сын мой, — тихо сказал незнакомый мне человек в белом ритуальном облачении, — отец Дагда хочет с вами поговорить.

Все получилось намного легче, чем я опасался, — оставшийся в храме человек привлек внимание служителей, а у них явно имелось мое описание и соответствующий приказ.

Мы немного поплутали по сводчатым коридорам и попали в большую библиотеку. Ряды полок были местами завалены грудами свитков, а остальные стройными рядами заставлены книгами разного формата. У высоких окон с рассеивающими свет стеклами стояли длинные столы.

Не знаю, много ли здесь обычно собирается людей, но сейчас в библиотеке сидел только кардинал. Он почти не изменился с прошлой нашей встречи, лишь печальные морщины вокруг глаз стали глубже, а в самих глазах поубавилось доброго лукавства. Все те же длинные седые волосы и такая же белая борода спускались на белоснежное одеяние. Из украшений на кардинале имелась лишь серебряная фибула с крупным алмазом. Было кое-что не замеченное мною ранее — сидящий в кресле священник перекатывал между пальцами бусинки четок с небольшим резным крестиком. Эта деталь никак не вязалась с остальными деталями гардероба — и четки, и крестик были вырезаны из дерева, при этом резьбу не назовешь тонкой и изысканной. Впрочем, странности в аксессуарах кардинала меня интересовали меньше всего.

— Вы все-таки решили принять крещение? — по-доброму улыбнулся священник, отпуская жестом моего провожатого.

— Если честно, то крещение было второй причиной, — пришлось признаться мне.

— В этом богоугодном деле нужна искренность, — вновь улыбнулся кардинал, вторым жестом предлагая мне присесть на соседнее кресло. — Какой же была первая причина?

— Я хотел бы попросить вас передать принцу одну вещь.

— Кольцо? — сразу догадался священник, и по его лицу пробежала легкая тень. — Хотите попросить о милости для себя, но вас не пускают?

— Не для себя. Пусть для некрещеного это звучит странно, но, слава Господу, у меня все прекрасно. Помощь нужна моим друзьям.

— Корпус поводырей? — вновь блеснул эрудицией кардинал. — Моя сегодняшняя проповедь была и о них тоже. Я не знаю, что творится в душе Белинуса, но его набожность становится какой-то странной.

— Мне кажется, этот секрет знает вся столица. Имя этой странности — брат Врадак, хотя даже не могу представить, кто может воспринять этого человека как своего брата.

— Вашими устами говорит обида, — с легким укором мягко сказал кардинал. — Брат Врадак — верный сын нашей церкви, возможно, некоторые аспекты веры он понимает превратно, но никто не может упрекнуть его ни в корысти, ни в ереси.

— А как насчет гордыни, нетерпимости и, в конце концов, фанатизма? Лично для меня эти черты, особенно последняя, не очень вяжутся с образом слуги Божьего.

— Вы судите?

— Нет, я боюсь, очень боюсь. Вы когда-нибудь видели, как дурачатся два ковая, как хидой купается в утренней росе и повизгивает от счастья? Видели, как питомец тычется в руку наставника, выпрашивая ласку? Какие они к чер… — запнулся я, но продолжил: — Они просто звери, божьи твари, его творения, такие же, как и мы. При чем здесь преисподняя? Только потому, что страшны ликом? Так пойдите в спальные кварталы, ближе к внешним стенам, и увидите там такие хари, что заработаете заикание на пару седмиц!..

— Я не воспринимаю они как порождение ада, — жестом остановил мой монолог священник. — Меня не нужно убеждать в праведности вашего порыва, поэтому я возьмусь передать ваше послание принцу. Вы правы, брат Врадак пытается отсечь принца от всего мира, но не пропустить меня он не сможет. Только мне кажется неправильным ваше вступление в лоно церкви только для того, чтобы привлечь внимание принца.

— Я был готов принять крещение еще во время нашей первой встречи, но тогда меня тяготили мирские заботы. А сейчас так уж получилось, что этот поступок может помочь и мне и моим коллегам. Не думаю, что принц в теперешнем его состоянии будет говорить об они с язычником.

— Вы, конечно, правы, просто я предостерег вас от лукавства.

— Я учту.

— Хорошо, — вздохнул кардинал, поднимаясь с кресла. — Думаю, имеет смысл назначить обряд на завтра после литургии.

— Это когда?

— Приходите за меру времени до полудня, — снисходительно сказал кардинал, но тут же чуть нахмурился, — и уделите побольше внимания изучению святых писаний и обрядов. Стыдно не знать основ.

Я покаянно склонил голову, хотя был уверен, что до святых писаний у меня руки точно не дойдут.

Кардинал сделал приглашающий жест рукой в сторону выхода из библиотеки, и мой взгляд вновь привлекли зажатые в его руке четки.

Дагда заметил мой интерес.

— Вы удивлены, что в руках главы церкви такое незатейливое украшение? — с удовольствием переключился на новую тему священник, медленно двигаясь вместе со мной к двери. — Я мог бы начать проповедь о смирении и воздержании, но все намного проще. Это подарок моей сестры. Она любила вырезать поделки и сделала эти четки, когда ей было шесть лет. Теперь она добропорядочная матрона с кучей детей и даже внуков, а когда-то мы оба жили в одном из нищих кварталов столицы, тех самых, обитателями которых вы меня пугали.

Я смущенно кашлянул, но кардинал легким жестом отмахнулся от моих оправданий: