Ныряющие в темноту - Роберт Кэрсон

Вскоре Ричи захотел порадовать отца даже сильнее, чем хотел стать астронавтом. После того как отец спросил его: "Ты все еще играешь с солдатиками? То есть с куклами?", он начал собирать модели боевых кораблей и самолетов. Когда отец брал его с собой на яхту и поручал важные задания, он дрожал от одной мысли, что может завязать не тот узел или провести судно слишком быстро к препятствию. От мысли о том, что его назовут тупым, канат падал у него из рук. И все же он самостоятельно вязал узлы и рулил в открытом океане, стоя рядом с отцом. Кто из соседских семилетних мальчишек мог это повторить? Вскоре Ричи мог делать вещи, не подвластные подросткам, и все только потому, что отец считал, что он сумеет, и делал все, чтобы у него получалось.

Ричи по-прежнему поглощал исторические книги, но его захватывала и другая сторона образования. Оба родителя прилагали все больше усилий, чтобы научить его гордиться собственным происхождением. Запахи сицилийской кухни Франчес, ее семейная привычка обниматься и трепать за щеки, оставлять следы губной помады, отказ от мяса по пятницам, откровенные проявления эмоций, соседи, кричащие на своих детей на сицилийском наречии, — это были признаки итальянских корней Ричи. У него были и внешние черты итальянца. В его густых черных волосах, уложенных а-ля Донни Осмонд, щетка застревала, как в ковре с жестким, спутанным ворсом. Его кожа была оливкового цвета, как на дне маминых импортных бутылок с нерафинированным маслом, глаза карие, словно древесная кора. Его брови опускались по краям, как руки футболиста, который ждет подачу, и это были говорящие брови — из тех, что вскидываются и опускаются, когда страстные люди рассказывают о своей жизни. Когда Ричи был молод, его брови находились в постоянном движении, даже когда он читал.

Отец Ричи считал, в свою очередь, что, будучи немцами, он и Ричи были частью работящего и честного народа, который не признавал ни бездумных трат, ни печалей. Его главной философией было: "Если хочешь больше, стань больше", и он не уставал повторять это для Ричи. Он требовал, чтобы Ричи гордился своим происхождением и никогда не позволял кому-либо в этой «кроличьей» общине (или кому-то вообще в мире) говорить ему, что он хуже потому, что он немец. У Ричи сложилась некая изначальная гордость за немцев после прочтения многих книг и просмотра исторических программ по ТВ, и он заметил, что, как бы люди не относились к немцам, они всегда уважали их стремление к совершенству.

Самыми неизгладимыми, вероятно, были воспоминания его отца о мистере Сигале, соседе, которого отец идеализировал в мальчишестве. Сигал, немецкий иммигрант, работал силачом в цирке и в прошлом объездил всю Германию, пока не сбежал оттуда после прихода к власти Гитлера. Сигал рассказывал Ричарду Колеру о той стране, которую так любил, стране ремесленников, из-под рук которых выходили удивительные вещи, стране выдающихся ученых и художников, хрестоматийных деревнях со старинными традициями, о спокойной уверенности в себе и всегда честной работе. До встречи с мистером Сигалом Колер никогда не задумывался о своем происхождении. После мистера Сигала Колер осознал, что он немец. Иногда отец Ричи, казалось, с головой уходил в воспоминания о мистере Сигале, будто снова становясь мальчишкой, и юный Ричи слышал тогда о том, как его отец называл мистера Сигала своим героем, и эта мысль захватывала его — мысль о человеке, настолько сильном, чтобы стать героем для его героя.

Ричи читал все больше о немецкой истории, особенно о Второй мировой войне. Он заметил, что по телевидению немцев часто изображали трусливыми крысами, и удивлялся, почему люди считали всех немцев такими плохими, когда именно это чудовище Гитлер чуть не погубил страну. Он читал о довоенной Германии и о том, как Гитлер пришел к власти. Как только в школе задавали писать реферат или обзор по книге, он писал работу с точки зрения немецкой стороны. "Фамилия Колер, — говорил он соседям, — происходит от немецкого слова шахтер".

Поглощая историю, он заметил, что думает о некоторых вещах не так, как его сверстники. Многие из них любили читать о войне и сражениях, но Ричи, похоже, больше интересовала жизнь простых солдат. Он размышлял об ужасных вещах, о которых его друзья не задумывались. О том, как солдаты, зажатые в окопах, писали письма о том, как рядовые больше всего скучали о домашних мелочах, о детстве летчика-истребителя, о том, что чувствовала семья, когда им сообщали о гибели сына. Когда он видел на фотографиях в книгах солдат, лежащих на поле боя, он надеялся, что этих книг нет в родных городках погибших солдат.

Хотя отец Ричи работал допоздна, он всегда находил время, чтобы заняться с детьми по выходным. Но он был не из тех отцов, которые таскают детей на бейсбол или ходят на школьные постановки. Если Ричи хотел побыть с отцом (а он всегда к этому стремился), ему приходилось соглашаться на условия отца, что всегда означало выход в море на яхте.

Зачастую он трепетал, когда отец следил за тем, как он завязывает беседочный узел или натирает воском хромированные леера, потому что знал: если ошибется, отец может обозвать его или сказать: "Не будь таким растяпой!" Если он делал все правильно, то он был на седьмом небе от счастья. Отец давал ему очень ответственные задания на борту яхты, и вскоре Ричи стал серьезно воспринимать отцовский принцип "во что бы то ни стало" — идею, которая не позволяла бросать незаконченное дело либо считать что-либо невозможным.

Вдали от берега мир становился необычайно широким в глазах семилетнего мальчика с пытливым взглядом. Отец Ричи любил рыбачить, и, как у всех рыбаков, у него была тетрадка с координатами — визитными карточками тайных мест. Зачастую они рыбачили в местах кораблекрушений, и когда они следили за отметками фарватера, Колер говорил сыну, что под ними, слой за слоем, лежат останки затонувших судов, и все — благодаря немецким субмаринам, фантастическим машинам-охотницам, успешно действовавшим в самых экстремальных природных условиях. Для Ричи, который мечтал о покорении экстремальной среды открытого космоса, идея о такой машине, действовавшей десятилетия назад, по соседству с его домом, казалась более поразительной, чем научно-фантастические фильмы, которые он смотрел по телевизору. Когда во время походов на яхте они оказывались в Рокавэй-Инлет, Ричи спрашивал о круглой каменной колонне, торчащей из воды и находящейся ровно на полпути между Бруклином и Бризи-Пойнт; она была похожа на замок. Отец объяснил, что во время войны инженерные войска использовали конструкцию, чтобы натягивать под водой стальные сети и не давать немецким подлодкам зайти в Джамайка-Бэй. "Ты можешь в это поверить, Ричи? — спрашивал отец. — Немцы приходили прямо сюда. Смотри, отсюда видно Верраццано Бридж. Вот как близко подбирались немецкие подлодки". Ричи был зачарован этими рассказами, но ни слова не говорил друзьям. Для него сведения о немецких субмаринах у парадного подъезда Америки были секретом, который могут знать только рыбаки, такие как его отец и он сам.

После того как отец рассказал ему об этих стальных сетях, Ричи пошел в магазин и купил модель немецкой подлодки и раскрасил ее так, что она выглядела пойманной в эти сети. Изучая навигационные карты отца, он поразился, увидев отмеченную на них потопленную немецкую субмарину «U-853», вблизи Блок-Айленда, район Род-Айленда, рядом с леденящей душу записью красными буквами: "ВНИМАНИЕ — НЕРАЗОРВАВШИЕСЯ БОЕПРИПАСЫ". Прошло двадцать пять лет с тех пор, как здесь рыскали немецкие подлодки, но и сейчас после них оставалось что-то, готовое ожить.

Одним солнечным теплым днем, когда Ричи было восемь, отец взял его покататься на водных лыжах в Дэд Хоре Бэй, в водах Милл Бэйсин, вблизи Бруклина. Это была небольшая акватория, где моторные лодки таскали за собой водных лыжников. В один из заплывов Ричи веревка провисла, и он свалился в воду: отец выключил двигатели. Колер развернулся на 180 градусов, крича Ричи: "Давай на борт! Давай на борт!", а затем выхватил сына из воды. Потом он начал медленно плавать кругами вокруг какого-то предмета. Отец сказал: "Иди в каюту и не смотри". Ричи сделал вид, что зашел в каюту, и продолжал смотреть, наблюдая за предметом, вокруг которого кружил отец, пока не смог различить, что это тело женщины. Он знал, что это женщина, потому что увидел купальник-бикини. Отец вызвал береговую охрану и продолжал кружить. Ричи присмотрелся поближе. Женщина лежала лицом вниз, длинные волосы расплылись по воде, ноги расставлены, из-под купальника выглядывали ягодицы, несколько симметричных белесых ран на спине и ляжках. Тело качалось на волнах в кильватере отцовской яхты. Сердце Ричи отчаянно стучало, но он не мог отвернуться. Он не плакал и не прятался. Он думал, как женщина могла оставаться в океане, и никто не знал, что она там.

К концу лодочного сезона отец Ричи решил научиться нырять с аквалангом. Дома Колер разрешал Ричи собирать и разбирать баллон и регулятор: он считал, что его трое детей должны быть в ладах с любой техникой, чтобы они не боялись прилагать к чему-либо руки. Он забросил снаряжение на дно семейного бассейна на заднем дворе, затем сказал Ричи нырнуть, собрать комплект и подышать с его помощью. Мысль о том, что он способен совладать с подводным миром, ставила Ричи в один ряд с ныряльщиками, которых он видел в фильме "Двадцать тысяч лье под водой".