Правда о Николае I. Оболганный император - Александр Тюрин

Слезы и стоны русской интеллигенции по поводу зверски задушенной и брутально растоптанной польской свободы можно отнести только к доведенной до экстаза «всемирной отзывчивости». Эти псевдострадания — жизнь отвлеченного разума, платоническая незатратная любовь к «дальнему», поклонение идолу абстрактной «свободы», которому готовы принести в жертву и ближнего своего и всю свою страну.

«Милость к падшим», обильно проявленная со стороны русских властей в 1831, немедленно дала обратный эффект. Часть польского правительства, собравшаяся в Закрочиме, во главе с Малаховским, призвала к продолжению войны.

Польский отряд под командованием Ромарино двинулся на верхнюю Вислу, но был вытеснен генералом Ридигером в австрийскую Галицию. В Австрию отступил, завидев силы Розена, и отряд Рожнецкого.

Отряд пана Рыбинского, за которым двинулся Паскевич, 20 сентября перешел прусскую границу. Поляки в крепости Модлин сдались 26 сентября, в Замостье — 9 октября.

Паскевичу с его довольно небольшой армией понадобилось 5 месяцев на полный разгром польских сил; вряд ли кто справился с этой задачей более быстро и успешно.

Пропагандная победа шляхты

Вслед за поражением восстания завершилось существование Царства Польского, как государства.

Уничтоженная польским восстанием Учредительная хартия не была возобновлена. Во главе Царства, разделенного теперь на губернии, поставлен наместник, князь Варшавский, Иван Паскевич.

И хотя Польша распрощалась с собственными органами власти и собственной армией, в ее общественной и культурной жизни произошло мало изменений. Польская культура и язык не было подвергнуты каким-либо ограничениям. Пришел конец только Брестской унии. Однако собственно к Царству польскому Уния имела мало отношения — лишь в Холмской епархии проживали униаты-малорусы, и там она просуществовала до 1860-х гг.

После 1831 г. продолжилось быстрое экономическое и социальное развитие Польши, ее бурный демографический рост. В середине 19 в. население Царства Польского составляло уже 6 млн чел. (К концу века там будет проживать 10 млн.)

«Душитель» Николай I сделал для польских крестьян больше, чем шляхтичи, провозглашающие освободительные спичи. Крестьяне, живущие в казенных, а также майоратных имениях, принадлежащих российским помещикам, были освобождены от барщины. Указом от 26 мая (7 июня) 1846 была отменена большая часть даремщин и принудительных наймов для крестьян, живущих во владениях польских помещиков — это коснулось, в первую очередь, исполнения работ, не определенных в отношении затрат времени и труда. Помещикам запрещено было произвольно увеличивать повинности и отказывать крестьянам в пользовании общественными угодьями (сервитутами) на помещичьей земле.

В процветающей Польше была построена вторая железная дорога Российской империи — варшавско-венская.

Безусловно, император Николай I испытывал недоверие к польской шляхте, после того как они ударно воздали России злом за добро. Но тем не менее на русской службе было огромное количество поляков-католиков, включая нашего «агента 007» Яна Виткевича, самоотверженно боровшегося за интересы России в Средней Азии и Афганистане.

В письмах Паскевичу Николай I советует брать на службу возвращающихся на родину польских офицеров и солдат. В отношении этнических поляков ни в одной из частей Российской империи не было никаких признаков дискриминации.

Однако со времени подавления польского восстания 1830–1831 гг. тема «угнетенных поляков» стала постоянной в пропагандистских атаках Запада на России. Особенно она была заметна во Франции. Да и лицемерная Англия не отставала. (А надо бы сравнить бы польский демографический взрыв с демографической катастрофой Ирландии, входившей в состав Британской империи. «Несвободные» поляки быстро росли в числе, а «свободные» ирландцы столь же быстро вымирали.)

Изрядно общипанные польские националисты приклеили обратно свои перья и разъехались по всему Западу, сказывая сказ о беспримерно зверской тирании русского медведя.

Собственно ничего нового в этом не было. Польская экспансия на Восток, диктуемая экономическими интересами шляхты и католического клира, уже в 16 в. одевалась в блестящие идеологические одежды борьбы с «московским деспотизмом». Еще в Ливонскую войну Польша внесла львиную долю в распространение агитационного материала, направленного на разжигание ненависти к «московитам». В середине 19 в. эти агитки оказались затребованы снова.

Польские публицисты снова позиционировали Польшу как защитницу цивилизованного Запада от восточных варваров. Все западнорусские земли, которые Польша присвоила в ходе своей восточной экспансии, определялись как земли исконно польские. Любое противодействие польской экспансии зачислялось в разряд варварского нашествия или порабощения поляков. Ненависть к России приобретала отчетливо расистский характер — ее жители объявлялись не славянами и не русскими, а не иначе как рабскими потомками монголов и финнов — москалями, москвой.

Можно сказать, что все виды русофобии являлись и являются прилежными ученицами польской русофобии. С середины 19 в. польские мифы о России заражают западную публицистику, обживаются на кафедрах западных университетах.

Воззрения на Западную Русь, как на Восточную Польшу, и по сей день господствуют не только в западной публицистике, но и в энциклопедиях. Прекрасно укладываясь в западоцентрическую концепцию мира, польские мифы получили мощную поддержку западной информационной машины.

В пропагандно-информационной борьбе против польских мифов Россия безнадежно проиграла. Собственно и борьбы-то никакой не было, поскольку российская интеллигенция была и остается продуктом культурного раскола 18 в. и в массе своей никогда не имела национального мировоззрения. Среди восприемников польских информационных конструкций будут великороссийские либералы-западники и анархисты, малороссийские сепаратисты и и российские марксисты, которые будут руководствоваться шляхетскими измышлизмами в своей национальной политике. А та в итоге приведет к регрессивному разделению русской нации на три этноса с политически закрепленными этническими границами…

Многие участники польского восстания 1830-31 гг, эмигрировав на Запад, будут участвовать в вооруженной борьбе против России на Кавказе и воевать в составе турецких войск во время Крымской войны. Поляки будут проливать кровь за то, чтобы Османская империя продолжала мучить и истреблять их братьев-славян.

А. Чарторыйский и другие вожди восстания посвятят остаток жизни разжиганию антироссийских настроений в западных странах, не брезгуя при этом откровенными провокациями.

Некая польская кухарка по фамилии Винчева, служившая у сестер-бернардинок в Вильне, явилась в Париж как «игуменья Базилианского монастыря в Минске» Макрина Мечисловская. Свежеиспеченная Макрина стала рассказывать об истязании монахинь русскими военными при личном участии митрополита Иосифа Семашко. Лжеигуменья долго давала гастроли по европам и даже дважды встречалась с римскими папами. И только сто лет спустя иезуит Ян Урбан раскрыл обман. За провокацией стоял патер Еловицкий, доверенный князя А. Чарторыйского.[118]

Точно также, как польская кухарка, колесит по Европе и российский демократ Бакунин, толкает речи такого содержания: «Война 1831 г. была с нашей стороны войной безумной, преступной, братоубийственной. Это было не только несправедливое нападение на соседний народ, это было чудовищное покушение на свободу брата.»[119] Конечно же, соловей антигосударственности вряд ли знал историю взаимоотношений Польши и Руси, не интересовала его такая мелочь, кто на кого напал. В горячечной революционной голове вообще мало что помещается. Однако на Западе полубезумного анархиста хорошо запомнили и превратили в фигуру вселенского масштаба: Бакунин против Николая, свет против тьмы.

В марте 1832 г. группой польских эмигрантов во Франции было основано Польское демократическое общество во главе с органом, называщимся «Централизация» (похоже, это поляки изобрели «демократический централизм»). В своем манифесте орган провозглашал борьбу за восстановление Польши в границах 1772 г., с включением западно-русских и литовских земель, уже под лозунгом «народной революции». Это общество оперативно влияло на события в Восточной Европе. В 1846 в Галиции и Краковской республики вспыхнуло антиавстрийское восстание — в нем участвовала польская шляхта, полонизированная галицкая интелигенция и слетевшиеся отовсюду польские волонтеры. Но, как и в 1809 году, крестьянское население Галицкой Руси поддержало австрийское правительство и подрезало крылья восставшими поляками, что объяснялось не любовью к монархии Габсбургов, а ненавистью к многовековым угнетателям, польским панам.