Приземленный Ад, или Вам привет от Сатаны - Б. Липов

Выдался свободный денек и Владимир Иванович решил отвлечься от бумаготворчества, посвятить себя отдыху.

Стоял июль. Великолепный загар ножек, плеч, рук девушек, просвечивающий через ткань марлевок, притягивал, манил. А из распахнутых дверей «Валдая», «Печоры» и «Бирюсы» аппетитно пахло жареным-пареным. Да и вокруг «Метелицы» плотным заслоном толпились юнцы — любители напитков, мороженого и брейк-данса.

Ахенэев продефилировал до заведения под огромным глобусом и, едва собрался повернуть к ресторану «Арбат», как именно в этот момент в его жизнь, в мысли о съестном, вторглась мяконькая лапка.

Лапка беззастенчиво протиснулась под мужской локоть и обрела плоть легкомысленной девицы, одетой в наряд с глубокими вырезами не только спереди, но и сзади и с боков. Дива хлопнула длиннющими натушеванными ресницами и на ломаном английском прощебетала:

— Ай'м сори, сэр! Гуд ивнинг, сэр! Ай вери вонт дринкинг ин ту зэ этиз ресторанз ту ю[33].

И, оглянувшись по сторонам, с придыханием прибавила.

— Ай мэйк ю лав![34] — Она вцепилась в руку Владимира Ивановича, привстала на носки и, обдав запахом «Шанели», проворковала на ухо:

— Мени, мени лав! Андестенд[35]?

Ошарашенный Ахенэев натружено закопался в памяти, пытаясь перевести сказанное иностранкой, но, кроме общеизвестного. — Андестенд? — Понимаете? — ничего путного не вспомнил и, тупо улыбаясь, закивал головой.

— Мени лав! — Повторила незнакомка, и перейдя на чистый русский язык, вымолвила с очаровательной улыбкой.

— Ну и лопух!..

— Чте, чте? — Настроившись на иностранный лад, обескуражено спросил Владимир Иванович.

— Да ни чте! Отстегивай сто гринов и — все дела. Долларс, долларс, андестенд?

— Да нет у меня такой валюты, девушка!

Красотка сразу потухла и отступила от Ахенэева.

— Вот невезуха… — И, со слабой надеждой. — А может у тебя бундеса[36] или лиры есть?

— Нет… Только рубли…

Дева внезапно разозлилась.

— Да иди ты…, со своими рублями. Я ими могу с ног до головы обклеить…

И, увидев выходящего из «Мерседеса» респектабельного клиента, стремительно подлетела к нему.

— Эскьюз ми, сэр! — Донеслось до Владимира Ивановича.

— Ректор сегодня не принимает. Совещание. Андестэнд? — заявила девица и, не обращая внимания на посетителей, принялась лакировать ногти.

Ахенэев вышел из оцепенения: «Кровавая Мэри», ранее оскорбленное достоинство — все это сжалось в тугую пружину ненависти и решимости.

Ретивое взыграло, пружина лопнула и фантаст, рванув от избытка энергии воротник рубашки, ломанулся к резной двери ректора.

Не ожидавшая натиска, секретарша, как укушенная, скрылась под столом.

В кабинете действительно шло совещание.

— Ба! Старые знакомые! — Яша несколько раз полыхнул фотовспышкой.

Лица на самом деле оказались знакомыми. За исключением одного. Закинув ноги в кроссовках на полированный стол, в глубоком кожаном кресле восседал пышущий здоровьем, ни от мира сего, ангел. Из всех совещавшихся только он не проявил беспокойства и продолжал, как ни в чем не бывало, потягивать коричневую с золотой каемкой, сигарету.

На ректора, грызуна-распорядителя и седобородого, визит нежелательных гостей произвел впечатление отвалившегося потолка.

— Я же говорил, босс, что-то нечисто… — Черт еще раз озарил разбитых параличем вспышкой, затем покопался в кофре и, достав какой-то бланк, помахал им перед носом постепенно приходящего в себя ректора.

— Приступим!

— Что это? — Спросил у Якова Ахенэев.

— Ничего особенного. Санкция на обыск. С такими высокопоставленными грешниками приходится соблюдать все формальности. Иначе не прошибешь — бюрократы…

В одежде, отливающей всеми спектрами света, не похожий на ангела ангел отщелкнул окурок в угол и, сбросив кроссовки со стола, процедил:

— Я протестую против обыска. С ними можете делать все, что заблагорассудится, а я — персона неприкосновенная. Дипломат. Прибыл с Альдебарана. Требую связаться с консулом. Вот мои документы.

Залетный протянул Якову продолговатую книжечку в белой обложке. Ознакомившись с удостоверением, черт досадно сплюнул.

— Точно, дипломат. Но где-то я эту рожу видел. Вот, только не припомню, где…

Фантаст не знал цели обыска, но по Яшиному настрою понял — если ангел ускользнет, операция не выгорит.

— Ну-ка ты, павлин заморский! — Ахенэев набросился на опешившего представителя галактического рая. — Выворачивай карманы, не то хуже будет. Мне на твой статус начхать, я тоже нездешний! Чего вылупился, сейчас все перья пообщипаю!..

Ангел волчком закрутился на месте, не зная, что предпринять.

— Консула вызывайте! — Не совладав с эмоциями, на этот раз истошно завопил он, инстинктивно схватившись рукой за левый, заметно оттопырившийся карман.

— Я тебе такого косула выпишу, лещем называется… Вот моя верительная грамота, — и разбушевавшийся фантаст засветил ангелу по нимбу «Кодаком». — Выворачивай карманы, кому говорят… — Персону твою нон грату мять нехай[37]…

18

Децибелы гнули, стебали и подковывали Владимира Ивановича с Яковом, точно обезумевший тайфун.

— А-а-а… — Не соображая, что вытворяет, Ахенэев дергался как паяц, в такт с соседями.

— У-у-у… — Черт исступленно вращал над головой пращой — фотоаппаратом.

Переход от инцидента в кабинете ректора к групповому помешательству был настолько неожидан, что Владимир Иванович и Яков просто не могли прийти в себя. Мозги оказались неприспособленными к подобным перегрузкам. Принятая извилинами — информация заставила тут же отреагировать и путешественники замандражировали, пополнив своим присутствием ряды бряцающих цепями, шипами и прочими дешевыми металлоизделиями меломанов. Прикованные к пульсирующему ритму, словно к невидимому компрессору, они вгрызались пятками и копытами в землю не хуже отбойных молотков.

Изредка до перекошенного сознания доходили слова и тонули в бушующем потоке мегаватт.

— Бэби!! Май литл вумен… Ай крейзи мен… Ю-ю-ю! Ю-ю-ю! Ви а зе бест бенд… Ы-ы-ы! Ой-е-ей!

Неизвестно, до каких уголков Яшиного подсознания докатились волны этой истерии, но то, что черт стал вытворять в дальнейшем, понемногу привело Владимира Ивановича в себя.

— И-го-го, — зычно заржал Яков и ретиво забил копытом. Наступила минутная пауза, но черт, по запарке кроша землю, продолжал окапываться.

Тишина царила недолго: свист и овации заполнили вакуум.