Всем поровну (сборник) - Александр Громов

Могут ли паралитики дрожать всем телом?

Понятия не имею.

– Вы слышите? – проорал я еще раз с тем же результатом. Толкнул – и испугался: человек мягко повалился набок, я едва успел его поддержать. Он был дряблый, как тряпичная кукла. И вдруг неудержимо раскашлялся, выплюнув на гранит коричневый сгусток.

Надо поднять его. Во что бы то ни стало. Сидеть четверо суток на камне – это почти смерть. В здешних краях первый снег может выпасть уже в августе, а сейчас не август – октябрь! Бить буду, но подниму.

– Эй, ты! – заорал я, корча зверскую рожу. – Турист хренов! Тебя пинками поднять или сразу пристрелить, чтоб не мучился?

Бесполезно. С тем же успехом можно поднимать уговорами штангу. Не только встать и идти – он не смог шевельнуться и лишь хрипло застонал, когда я аккуратно надавил на болевую точку. Вот зараза. Нет, я понимаю: как минимум крупозное двустороннее, если судить по хрипу и кашлю, плюс общее переохлаждение, плюс обезвоживание – такой коктейль уложит на больничную койку и здоровяка-спортсмена. Но откуда взялась мышечная атрофия?

Чудеса-юдеса, магии-фагии… Некий субъект одевается так, словно собирается в театр на премьеру, но вместо того неизвестно зачем едет на лоно очень негостеприимной природы, непонятно на чем достигает пустынного острова и пятые сутки сидит сиднем на холодном ветру, не слышит, не видит и не реагирует. Клиника. И то ладно, что налицо болевая чувствительность. Воду пьет, но если его не поить, готов умереть от жажды. Допустим, на острове его поражает инсульт… Нет, не похоже. Одежду эта версия никак не объясняет. Медикаментозный эффект? Гм, версия богатая, отложим ее на потом… для тех, кто будет изучать клиента и мою видеозапись. Самоубийца-мазохист? Бред. Сумасшедший? В принципе возможно. На психа можно списать и парадную одежду, и нелепые парусиновые туфли, и вообще что угодно. Беглый псих, разжившийся где-то костюмчиком, приплывает на остров на краденой лодке, ничтоже сумняшеся отпихивает плавсредство от берега и впадает в ступор… Версия проста и симпатична, ведь в действии «эффекта отталкивания» я до сих пор не уверен, всех аргументов «за» – чайка, комар да заяц. Нет статистики, нет и факта. В конце концов, из семи предполагаемых аномальных зон, где мне пришлось работать, в пяти не оказалось никаких следов аномальности, кроме воображаемых, – так почему же и здесь не случиться такому же недоразумению?

Нет хуже, чем врать самому себе. Я встряхнулся, и сейчас же ожила связь – Шкрябун снова не утерпел.

– Алексей, как ты? – Видно, дедок мало чем ему помогал.

– Все в порядке, я на месте.

– Тот человек… там?

– Так точно. Наш клиент… Готовьте эвакуацию по плану. И врача… Как поняли?

– Понял, Алексей.

По плану – это с того пляжа, где меня высаживали. Вот еще задача: проверить, к чему привязан «фактор отталкивания» – к месту или объекту? Вернее, в данном случае – субъекту. А это значит, что мне придется тащить субъекта на себе обратно через весь остров, потому что идти сам он не сможет. Хуже того: не сможет и ехать у меня на закорках. Веселенькое дело…

– Ну-ка… – Я примерился и крякнул, взваливая его на шею на манер горжетки. – Виси тут и не брыкайся.

Клиент не брыкался. Вот только горжетка получилась увесистая.

Обратно я двинулся берегом. Хуже всего пришлось вначале, когда, согнутый в три погибели под тяжестью клиента, я карабкался на обрыв, а дальше пошло легче. Ледяной ветер уже не донимал – напротив, пот лил с меня градом, а что до мыслей об опасности, то человеку под изрядной ношей уже после сотни-другой шагов трястись от страха становится как-то неинтересно: будь что будет, а ты знай тащи, обходи валуны, прыгай через расщелины да не скрипи зубами. Ну, еще, чтобы уж совсем отвлечься от дурных мыслей, примечай особенности местной природы и соотноси их с картинками из учебника физической географии для пятого класса: вот тут береговой обрыв обнажил классическую синклиналь из серого гранита со слюдяными прожилками, а всего в ста шагах впереди – столь же классическую антиклиналь, но уже розовую, наверно, из полевого шпата… Уже в чреве «Ми-8» я механически отметил сжатые в нитку губы и напряженное лицо Жоры Гаврилюка, постепенно светлеющее по мере удаления от острова. Я даже удивился: чего это он?

Вертолет тянул над водой низенько, как крокодил из бородатого армейского анекдота. Спасжилеты – надеть! Катеру – выйти в море и страховать!… И снова под ногами был гранит, но уже материковый. Шкрябун хлопал меня по плечу. Штукин и Гаврилюк затеяли прежний спор о привязке «фактора отталкивания» – все-таки к месту или к объекту? Член-корреспондент и ефрейтор запаса Топорищев язвил над молокососами. Паранормальный дедок совал мне в рот горлышко фляги. Словом, радости было больше, чем от блестяще проведенной сложнейшей операции против Моссада или ЦРУ. О летчиках и моряках все забыли. Гип-гип!.. Наша взяла, ребята! Еще по полста граммов на брата – и в Кемь!

– Обувь, – сказал Топорищев, как каркнул.

Ага, тоже заметил.

– Что?

– Странная обувь. Не лаковые ботинки, а…

– Разберемся, – буркнул Шкрябун.

– Вон на левой туфле подошва скоро отвалится.

– Разберемся, сказано.

– Я знаю, что это такое, – подал голос Коля Штукин. Он отчего-то морщился.

– Ну?

– Ритуальная одноразовая обувь финского производства. Я недавно тестя хоронил в точно таких же.

Кажется, не только у меня отвалилась челюсть. Козлобородый паранормал Шкрябуна, попятившись, мелко и часто закрестился. Живой труп в пресловутых белых тапочках лежал у наших ног, закутанный в две плащ-палатки, и продолжал нудно постанывать – но уже с заметными опытному уху нотками блаженства.

Видимо, согрелся.

Налетчиков было шестеро. Все как один – тренированные, ловкие, превосходно владеющие оружием и беспощадные. Из тех, кого называют отморозками. Вот только безмозглые, наследившие сверх всякой меры, благодаря чему уголовному розыску удалось в скором времени взять всю шестерку, а заодно и наводчика, работавшего экспедитором в ограбленной торговой фирме «Континуум». А охранник был один – руководство фирмы не посчитало нужным обеспечить дополнительными секьюрити охрану некоторой суммы в наличной валюте, запертой в сейфе главбуха всего на одну ночь. Один – против шестерых.

Лучше бы ему лечь на пол, как, без сомнения, поступил бы в такой ситуации всякий нормальный человек, не лишенный инстинкта самосохранения и охраняющий не свой дом. Но из чувства долга или, может быть, рефлекторно он попытался выхватить оружие…

Шесть пуль – по случайному совпадению с числом бандитов – уложили его на месте. Покойный гражданин Емецкий Юрий Михайлович был захоронен на Кузьминском кладбище Москвы 31 мая 2002 года.

По ходу осмотра места преступления криминалисты сочли полезным снять с убитого отпечатки пальцев. Собственно, это было лишнее: в свое время частное охранное агентство «Стена», где служил Емецкий, законопослушно озаботилось пополнить колоссальный банк отпечатков МВД еще одним учетным номером.

Почти десять лет к этим отпечаткам никто не обращался. До нас.

«Пальчики» с нашего белотапочного клиента были сняты сразу, еще до того, как он попал в клинику. Спустя десять минут компьютер идентифицировал их как пальцевые отпечатки покойного гражданина Емецкого.

Кажется, Максютов даже не удивился.

Кому я не завидовал, так это персоналу спецклиники, в особенности задерганным до нервного заикания медицинским светилам, тщившимся определить, что такое наш живой мертвец – человек или так, гуманоид. Шестого октября посыпались томограммы, рентгенограммы, кардиограммы и энцефалограммы, снабженные пространными комментариями и – изредка – осторожными выводами.

Сильнейшая пневмония, как и следовало ожидать. Истощение. Перенесенная длительная гипотермия и незначительные местные обморожения как следствие прелестей беломорского климата в октябре месяце. Сильнейшая анемия. Недержание мочи и кала. Болевая чувствительность – в норме. Отсутствие речи. Нормальная зрачковая реакция на свет при полном отсутствии слежения за движущимися предметами. И так далее, и тому подобное. Личное мнение лечащего врача (в разговоре со мной он десять раз подчеркнул, что его мнение пока не является официальным): новорожденный взрослый младенец. Даже хуже, поскольку у новорожденного младенца мозг все-таки не совсем стерилен, а у этого больного не только стопроцентная амнезия, но нет даже характерных рефлексов, за исключением глотательного…

Кости скелета – в норме, без всяких следов пулевых выколок…

С ума сойти можно.

Должно быть, гражданин гуманоид Емецкий при жизни сам о себе не знал столько всего, сколько знали мы спустя неделю после его «воскрешения». Максютов приказал собрать все, что можно.

Во всяком случае, брата-близнеца у него точно не было. Да и не бывает близнецов с одинаковыми отпечатками.