Яблоко Евы - Инга Берристер

— А что он там делает?

— Я не спрашивала.

Рик старался не думать о том, что ее грудь совсем близко. Вспомнил, как неделю назад ласкал ее на диване в гостиной, и скрипнул зубами.

— О чем вы с ним говорили?

Моника вздохнула, и Рик почувствовал у себя на щеке ее теплое дыхание.

— Бедный дядя Микеле! Сегодня он такой печальный… Тоскует по жене.

Рик очнулся.

— И он пришел к вам, чтобы это сказать?

— Он подарил мне медальон покойной жены. Ведь у него нет дочери, вот он и решил отдать его мне. Это фамильное украшение. Старинное и очень ценное. — Она снова вздохнула. — Дядя немного пьян. Завтра я верну ему медальон.

— Почему? Ведь он сам его вам отдал…

— Рано или поздно у Артура будет дочь. И медальон должен принадлежать именно ей.

Рик промолчал. Он не мог себе представить Артура женатым. Не то что отцом. Хотя Моника, наверное, права. Кто знает? Может, со временем у Артура будет куча детишек, как и подобает настоящему Террачини.

Моника подвинулась и примяла подушку, которую Рик пристроил между ними в качестве оборонительного щита.

— Когда дядя Микеле в таком настроении, он долго не ложится спать.

— И чем же он занимается?

— Смотрит старые теткины фотографии. И пьет. — Она вздохнула. — Дядя слишком много пьет. Обязательно поговорю с ним перед отъездом. Нельзя так относиться к своему здоровью.

— Да? — Рик улыбнулся. Иногда Моника рассуждала как взрослая, заботливая женщина, а иногда вела себя как настоящий ребенок — любопытный, непослушный, задающий слишком много вопросов. И каких!

— А вы считаете, мне не нужно с ним говорить?

— Нет. Просто немного удивился.

— Почему?

— Не знаю. Ведь я… Моника, ведь я в вашей постели.

Она засмеялась. Тихо, но чертовски обольстительно.

— Да, Ричард, я все понимаю. Ведь я тоже в постели.

— В том-то и проблема.

— Не вижу никакой проблемы. — Моника протянула руку и погладила Рика по щеке. (Ему показалось, что у него вот-вот остановится сердце.) — Ведь дядя Микеле не знает, что вы здесь.

— Да, но… — Он убрал ее руку, которая подобралась к верхней пуговице его рубашки. — Все равно мы не должны быть в одной постели.

— Но ведь мы не делаем ничего предосудительного.

Пока. Рик перевел дыхание.

— Дело в том, что…

Моника придвинулась к нему так близко, что ее волосы с запахом ванили защекотали ему подбородок, а потом закинула руку ему на плечо, едва не касаясь грудью его груди. Хотя она говорила спокойно, Рик чувствовал, как бешено колотится у нее сердце.

— Моника, если вы будете продолжать в том же духе, это плохо кончится. — Рик отстранился. — Где подушка?

И тут она его поцеловала.

Правда, промахнулась и попала не в губы, а в подбородок. Потом снова прижалась к нему, и в ее неловкой попытке было столько трогательной юной нежности, что Рику захотелось, наплевав на все запреты, обнять ее и прижать к себе.

Хотя в комнате царил полумрак, он видел, как задышали зрачки ее глаз, а на лице на миг отразились неуверенность и смятение, напомнив Рику о том, что Моника неопытна и невинна и сама не знает, о чем просит. Лежа в уютном полумраке рядом с ее восхитительным телом, Рик впервые по-настоящему понял, что такое искушение.

— Моника, вы сами знаете, это невозможно. Так нельзя.

— Но ведь мы только целуемся. — И ее влажные губы нашли его рот.

Рик пытался противиться, но когда ее язык коснулся уголка его рта, он откинул голову чуть в сторону, чтобы было удобнее, и поцеловал ее с такой страстью, что она застонала.

— Ричард, подожди! — прерывисто дыша, проговорила она.

Он отстранился. Ну что он за кретин! Не сдержался и напугал бедную девочку…

Моника откинула одеяло и отодвинулась. Рик не сразу понял, что она встает с кровати.

Его охватила паника. Неужели он на самом деле так напугал ее?

— Куда ты?

— Шшш! — И она чмокнула его, в щеку. — Никуда.

Он хотел ее задержать, но она уже вскочила и, стоя в двух шагах от кровати, наклонилась, взялась за подол платья и начала его поднимать. Лиф платья был довольно узкий, и слезало оно мучительно долго.

За спиной у Моники на комоде горел, ночник, и в его свете ее молодое тело, было таким ослепительно красивым, что Рик чуть с ума не сошел. Когда она наконец стянула платье, у него пересохло в горле и стало больно дышать. Она расстегнула застежку на спине, спустила бретельки и сняла бюстгальтер. Потом повернулась и бросила его на спинку стула. Увидев ее грудь в профиль, Рик обомлел от восторга.

Оставшись в одних трусиках — если этот кружевной треугольничек можно назвать трусиками, — она снова нырнула под одеяло и прильнула к Рику всем телом. Он чувствовал, как ее соски щекочут его сквозь рубашку.

— Моника, ты сошла с ума, — с трудом ворочая языком, выдавил он.

— Дверь заперта.

— Не в этом дело.

Боже праведный, как же он хочет до нее дотронуться! Он положил руки на кровать и сжал кулаки, думая о том, как хорошо было бы погладить ее по бедру, обхватить грудь ладонью и зажать сосок между большим и указательным пальцами, как тогда на пляже. Он знал, что ей это нравится.

— Ричард, сними рубашку, — опустив глаза, тихо попросила она.

— Ты меня не слышишь? Это плохо кончится. — Нет, от нее точно можно с ума сойти: сначала раздевается у него на глазах, потом вдруг робеет. И ведь не притворяется! Она такая любопытная и наивная… И так ему подходит. Господи, помоги!

Моника положила ладонь ему на руку, пониже плеча, и сжала бицепсы.

— А мы будем делать только то, что уже делали. И больше ничего.

— Да? — усомнился Рик. Какой же он все-таки идиот! Нужно немедленно вылезти из кровати. Моника права: дверь заперта. Так что Микеле не войдет. А он может переждать и на полу.

Моника взяла его ладонь и положила себе на левую грудь. И он, безвольный негодяй, ей это позволил. Но у нее такая теплая, нежная кожа, что оторвать ладонь выше его сил.

— Сними рубашку. Пожалуйста…

— Но Микеле…

— Он думает, что я сплю.

— Моника, ты не понимаешь. — А рука Рика, словно независимо от него, уже ласкала ее грудь. — Мне на самом деле трудно.

— Почему? — спросила Моника, и ее сердце застучало прямо ему в ладонь.

Может, нужно быть до конца честным и напугать ее как следует?

— Потому что я хочу большего. Того, что нельзя. Хочу ласкать тебя всю. Понимаешь? Ведь я мужчина. И хочу всего. Теперь поняла?

Какое-то время она молчала, а потом тихо сказала:

— Я тоже хочу всего.

Рик ругнулся с такой горячностью, что Моника вздрогнула и отодвинулась.

— Прости меня, детка! — Он обнял ее и снова привлек к себе. — Дело во мне. А не в тебе.

Она снова уткнулась ему лицом в грудь и тихонько вздохнула.