Порожденная иллюзией (ЛП) - Тери Браун

Едва он выходит, я ссутуливаюсь и выдыхаю. По спине струится пот. Почему я вообще задумываюсь о сотрудничестве с тем, кому не доверяю? Потому что, несмотря ни на что, должна защитить маму.

Я возвращаюсь к нашему дому и вижу автомобиль Жака, припаркованный в конце улицы. Великолепно. Теперь остаток дня придется наблюдать, как он заискивает перед мамой. Но в этот момент импресарио выходит из здания, спешит к машине и, заскочив внутрь, уезжает, даже меня не заметив.

Стук сердца глухо отдается в ушах, в крови бурлит паника, глаза застят слезы. Я мчусь к дому. Что-то не так. Если он ее обидел…

Я взлетаю по лестнице, распахиваю незапертую дверь и врываюсь в квартиру. Все тихо и спокойно.

– Мама! – зову я, перебегая от комнаты к комнате.

Мама сидит в постели:

– Что? Что такое?

Я останавливаюсь и делаю глубокий дрожащий вдох:

– Ничего. Я думала, с тобой что-то случилось.

Она хмурится, острым взглядом окидывая мой взъерошенный вид:

– Я просто прилегла отдохнуть.

Я закусываю губу. Хочется плакать от облегчения, но тогда мама захочет узнать, что меня так расстроило.

– Вы с Жаком поссорились?

Она укладывается на взбитые подушки и укрывается одеялом:

– Конечно, нет. Я его весь день не видела.

Я застываю. Пульс снова ускоряется. Тогда что он тут делал? Почему с таким диким видом несся к своему автомобилю?

Мама слегка улыбается и закрывает глаза. Я все еще не готова оставить ее одну, так что, кутаясь в плед, сворачиваюсь калачиком в вольтеровском кресле напротив кровати и слушаю, как мамино дыхание постепенно становится тихим и ровным.

Она выглядит моложе, когда спит, – уязвимой и более открытой. Интересно, что сделало ее такой, какой она была до моего рождения? Она редко говорит о своей семье, но несколько обмолвок позволяют предположить, что детство ее прошло в нищете и лишениях. А в четырнадцать лет мама сбежала и никогда не оглядывалась назад. Наблюдая за ней спящей, я всегда чувствую себя защитницей, хотя на самом деле Маргарита Эстелла Ван Хаусен вполне способна сама за себя постоять. Конечно, когда твое существование зависит от одного человека, его выживание крайне важно. Мама всегда была всем, что у меня есть. А теперь?

Теперь я не знаю.

Не желая больше оставаться наедине со своими мыслями, я ухожу, осторожно заперев за собой дверь, и направляюсь на прогулку в Центральный парк. Поднявшийся ветер расшвыривает сухие листья на моем пути.

Моя неприязнь к доктору Беннету может соперничать только с моей потребностью в его знаниях. Пойти ли к нему? Не знаю. Стало бы проще, будь Коул со мной откровенен. Возможно, я не доверяю ему на все сто, но он определенно нравится мне больше, чем доктор Беннет. Я улыбаюсь, вспомнив букет, который Коул принес вчера.

И хотя все еще расстроена тем, что он не дал мне больше информации о других, я его понимаю. У него к себе очень высокие моральные требования, и не представляю, чтобы Коул рассказал мне что-нибудь, пока не уверен в своем на то праве.

Я заливаюсь румянцем, представив, что Коул подумает, если когда-нибудь узнает, насколько на самом деле низки моральные устои в нас с мамой. Обман, ложь, воровство и мошенничество – вот из чего состоит рабочий день семейства Ван Хаусен. И если быть честной с самой собой, я не достойна дружбы Коула.

Но это не значит, будто я не нуждаюсь в ответах. Ведь если я выясню, как управлять способностями, то в следующий раз смогу почерпнуть больше информации из своих видений.

Например, узнаю, кто хочет навредить маме и почему.

Я плотнее кутаюсь в шарф, продолжая размышлять. Это кто-то из наших знакомых? Мать и дочь Линдсей точно в числе подозреваемых. Миссис Линдсей, похоже, не очень-то уравновешенна, и я знаю, что именно она преследовала меня в ту ночь, когда я заблудилась. Ее дочь на преступницу не тянет, но никогда не скажешь наверняка. Жаку я не доверяю, но нет сомнений, что он хорошо зарабатывает на нашем шоу и не поставил бы все это под угрозу. Мало того, что он деловой человек, но еще и не кажется склонным к насилию. Внутри все сжимается, когда я вспоминаю, как импресарио бежал сегодня из нашего дома. Что он там делал? Мистера Дарби и Оуэна я исключаю. Первый даже не знаком с мамой, а у Оуэна нет никаких причин желать ей зла. Коул? В груди щемит. Да, у него есть секреты. Но они, безусловно, не имеют к маме никакого отношения.

Итак, все опять сводится к миссис Линдсей и ее дочери.

Я сворачиваю за угол и только решаю вернуться назад, как меня окутывает темный кокон чужих эмоций, настолько зловещих, что я замираю будто вкопанная. Сосредотачиваюсь, в очередной раз жалея, что не умею управлять своими способностями. Чувствовать эмоции людей при прикосновении было неприятно, но это намного… намного хуже.

Ощущение усиливается, и я оборачиваюсь по кругу, глядя по сторонам.

– Так-так, неужели это дочка шарлатанки!

Я застываю, столкнувшись с полным ненависти взглядом миссис Линдсей. И стараюсь выглядеть уверенней, чем себя чувствую:

– Здравствуйте, миссис Линдсей. Не ожидала вас здесь встретить. Думала, вы живете в Кливленде.

– А я думала, что мамаша глаз с тебя не спускает.

Пальто миссис Линдсей изношенное и тонкое, а ее светлые волосы спутались и слиплись. На щеке и под ногтями грязь. Она выглядит так, будто провела ночь в парке. Я пячусь, но миссис Линдсей подходит ближе, и от запаха алкоголя мой желудок переворачивается.

– Не понимаю, о чем вы. А ваша дочь сегодня не с вами?

Младшая Линдсей, кажется, хоть как-то в состоянии повлиять на мать, и я надеюсь, что она появится. И поскорее.

– Нет, дорогая. Здесь только ты и я. Раньше у меня каждую ночь заказывали сеансы – все лучшие люди Нью-Йорка шли ко мне, потому что я настоящая. Слышишь меня? Настоящая!

Я киваю. Сердце стучит все яростней.

– Но не теперь.

Она приближается, я стараюсь не шевелиться, опасаясь, что любое движение побудит ее к действию.

– Теперь все говорят лишь о твоей матери! – Миссис Линдсей выплевывает слова. Лицо ее уродливо перекошено. – А твоя мать… она мошенница! Обманщица! Воровка!

Я не вижу, как она поднимает руку, и удар обжигает мое лицо прежде, чем я успеваю среагировать. Удар достаточно сильный, так что я отшатываюсь, а миссис Линдсей смотрит на свою ладонь, будто не может поверить в содеянное.

Воспользовавшись ее удивлением, я отступаю.

– Вы сумасшедшая! – На глаза наворачиваются слезы.

– Нет, это твоя мать сумасшедшая, если думает, будто ей такое сойдет с рук. Я знаю людей. Разных людей.

Ее глаза безумны. Я поворачиваюсь и мчусь прочь, а миссис Линдсей кричит мне вслед:

– Лучше передай ей, чтоб поостереглась! Я собираюсь ей помешать! Передай ей это! Мертвые не любят обманщиков!

Я бегу, пока покалывание в боку не заставляет меня остановиться. Лодыжка пульсирует, а дыхание с хрипом вырывается из горла. Она ненормальная, абсолютно чокнутая! Я тороплюсь домой, чтобы предупредить маму.

Глава 18

– Я убью ее, – говорит мама, прикладывая лед к моей щеке. – Нам никак не удастся скрыть эту отметину.

Я пялюсь на родительницу, открыв рот:

– Тебя только это волнует?

Она хмурится, лоб ее прорезает глубокая складка, и я пораженно осознаю, что моя мать стареет. Она по-прежнему прекрасна, но время уже оставило свой отпечаток веером тонких морщинок, расходящихся от уголков ее глаз.

– Конечно, нет. Но мы не можем позволить этой сумасшедшей нас запугивать. – Мама мрачно улыбается. – Она не знает, с кем связалась.

Нет. Не знает.

Я размышляю об этом по дороге в театр. У мамы долгая память, и она никогда не забывает тех, кто ей досадил. Однажды она заложила судебному приставу одного импресарио-вымогателя, после чего мы спешно покинули город. Сегодня мадам молчалива и мрачна, и я гадаю, о чем же она думает.

Или что планирует.

Я прижимаюсь все еще горящей после удара миссис Линдсей щекой к холодному окну. Мы сворачиваем за угол, и я застываю, заметив через дорогу от парка необычную пару. Они стоят под полосатым тентом мясницкой лавки, куда я часто наведываюсь, и их лица скрыты в тени. Но это неважно. Я знаю, кто они.

Коул и миссис Линдсей.

Когда мы проезжаем мимо, я невольно пригибаюсь, но успеваю заметить, как Коул что-то сует в руку собеседницы.

– Что ты делаешь? – спрашивает сидящая рядом мама.

– Ох. Ничего. Просто уронила косметичку.

Я задерживаюсь внизу еще ненадолго и выпрямляюсь, только уверившись, что мы безопасно миновали парочку. Мысли мои несутся почти с той же скоростью, что и пульс.

Зачем Коул говорил с миссис Линдсей? Он был на сеансе. И знает, что она хочет навредить маме. Боль рикошетом бьется в груди, и я стискиваю руки на коленях. Эта безумная имела в виду Коула, когда говорила, что «знает людей»?