По обе линии фронта - Александр Марков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Громову потом рассказали, что сюда угодило три ракеты с разницей в десять минут. И зачем понадобилось уничтожать катера этого рыбацкого поселка? Наверное израильтяне думали, что на этих катерах границу переходят боевики. В Бейруте был большой яхт-клубе огромными кораблями, ничем не хуже тех, что ходят по каналу имени Москвы. Правда российские бизнесмены часто, чтобы пустить пыль в глаза соседям, покупают океанские яхты, которым в канале и развернуться негде, но ведь для них главное, что она стоит у причала и принадлежит тебе. Так вот в яхт-клуб не попала ни одна ракета. Они принадлежали богатым христианам, которые имели вес в обществе. Не дай бог покуситься на их собственность, настроить их против себя. Израильтяне не собирались наживать себе в их лице сильных противников. Вот возможности рыбаков из поселка были поменьше. Максимум, что они могли сделать — это устроить митинг. Трупы уже убрали, волны быстро стерли следы крови с песка.
Метрах в тридцати от берега из воды высовывался полузатопленный мотор. Лодка, на которой он был установлен, ушла под воду полностью. Весь берег был в черной саже, как будто ее сюда привезли на сухогрузе и высыпали поверх песка.
На берегу сидела кошка, вся измазанная грязью и смотрела на воду остекленевшим глазами. Она не двигалась, даже когда волны почти подбирались к ее лапам. Издали могло показаться, что она и не живая вовсе, что это чучело, которое зачем-то оставили на берегу. Однако если приглядеться, становилось видно, что из ушей у нее течет кровь, почти не заметная на грязной черной слипшейся шерсти. Кошку оглушило взрывами и, похоже, что она сидела здесь уже несколько часов, не понимая, где находится и что с ней случилось.
Углядев кошку, Илья без лишних вопросов, расставил штатив и водрузил на него камеру. В видоискатель он ловил ее морду. Сделать это было несложно, поскольку кошка не двигалась, точно окаменела, а каменные статуи снимать очень легко.
Прознав о том, что в поселок приехала съемочная группа, на берегу появилась стайка детей. Они так и норовили подобраться поближе к камере, заглянуть в нее, так чтобы лицо заполнило весь кадр. Лицо будет чуть искаженным оттого, что его снимают со слишком близкого расстояния, вытянутым по бокам, будто смотришься в стеклянный шарик, подвешенный на новогоднюю елку. Илья хотел отогнать их, чтобы не портили ему план, но потом лишь сделал его более общим так, что в нем хватило места и для кошки, которая сидит на берегу, смотрит в море, и на ребят. Они подошли к кошке, схватили ее, а она даже не сделал попытку от них убежать, подняли и тогда кровь полилась не только из ушей, но и еще из каких-то ран.
Дети завизжали. Тот, который держал кошку, вытянул руки перед собой, но все равно заляпал свою желтую майку, точно такого же цвета, что и флаг «Хезболла». Потом он положил кошку на песок и сказал, что мама его отругает за испорченную майку. Кошка зашаталась, попробовала сделать один шаг, но тут ее сильно затрясло, и она осела на задние лапы. Когда эта кошка умрет, организуют ли ей такие же пышные похороны, как той, которую убили ливанские ракеты в Хайфе? Но кошки живучи, если эту не убило сразу, то она выживет.
Поговорив с детьми, Сергей и Илья отправились побродить по поселку. Ребятишки так и шли за ними стайкой, что-то обсуждали между собой.
Они, наверняка, с радостью согласились бы тащить тяжелую сумку или штатив, подумал Громов, но пусть уж лучше показывают дорогу, а то улицы завалены, как баррикады, битым кирпичом.
— Хочу одну вещь вам показать, — сказал первый же из встреченных прохожих — парень лет двадцати пяти, одетый в джинсы и черную майку.
— Давай, — кивнул Сергей.
Парень поманил его за собой, порылся в куче мусора, достал огромный осколок ракеты.
— Такими стены бункеров пробивать можно, — сказал парень, как будто что-то понимал в осадном деле. — А у нас в поселке теперь водопровод разрушен, электричества нет, и в домах все окна перебиты. Если в доме никого не будет, любой мародер войдет и возьмет все, что захочет.
От бензоколонки остались лишь обгоревшие, искореженные от высокой температуры, колонки, да выгоревший дотла домик. Асфальт сплавился, как поджаристая корка на пироге. Бензоколонка могла сгореть и от брошенного окурка, а не только от попавшей в нее ракеты. Она, наверняка, пылала так, что ее было видно за много километров, и какое-то время могла вполне заменить маяк, указывающий ночью кораблям безопасные подходы к берегу.
Неподалеку от бензоколонки теплилась какая-то жизнь, хотя слово «теплилась» и неправильное. Жизнь в том здании, к которому шли сейчас Сергей и Илья, просто кипела. Оказалось, что это ремонтная мастерская. Перед ней стоял «Мерседес» с огромными дырками в корпусе. Размером они, наверное, были с яблоко. Борта не просто пробили, а вырвали куски железа: из дверей, крыши, капота, за которым скрывался двигатель. Ясно, что и сам двигатель постигла нелегкая судьба.
Возле машины спорили двое мужчин, вернее даже не спорили, потому что тот, что был одет в рабочий комбинезон, только слушал, изредка вставляя слово-другое, чем вызывал новый словесный поток со стороны своего собеседника. Тот, похоже, был владельцем машины.
— Но я-то тут причем? — похоже, вопрошал рабочий. — Я что ли машину разбил?
— Я ее вам оставил, должны были следить.
Громов с интересом наблюдал за этой перепалкой.
Правда Илья на этот раз не снимал. Не хотелось ему, чтобы, увидев, как его снимают, владелец машины перекинул свой гнев с автомастера на пришельцев. Вдруг еще кулаки в ход пустит? Справиться с ним труда не составит, но в драке камера повредиться может. Часто объектом нападок операторы становились на митингах левой оппозиции — какой-нибудь «Трудовой России». Вели митингующие себя соответственно и собирались ради того, чтобы выпустить негативные эмоции и вдоволь накричаться.
Тем временем, владелец машины заметил, что аудитория его слушателей заметно возросла, и с удвоенной энергией стал объяснять теперь уже Громову, что произошло.
— Ты представляешь, вчера пригнал машину в мастерскую. Чуток подполировать надо было. Все бы к утру сделали. Но вот видишь, что вышло. Подполировать оставил, — он добавил какую-то длинную фразу, в которой угадывались элементы русского мата, и со злостью посмотрел на механика.
— Ну, мне что грудью на нее ложиться следовало и от осколков защищать? — спросил механик, разводя руки в стороны, тем самым подливая масла в огонь спора. Это было очень выгодно Громову. Он скосил глаза, взглянул на Илью и заметил, что тот уже снимает.
— Я вам ее оставил, значит, вы за машину отвечаете. Что мне теперь с ней делать? Дырки заделаете, а с двигателем что? Так его менять надо. Запасной есть?
— Откуда? — удивился механик.
— Мне что ли его искать?
— Да.
— Эх, — владелец машины отчего-то сразу сник, словно шарик из которого выпустили воздух, понял видимо, что криками ничего здесь не добьется. Даже если он сейчас вытащит из машины гаечный ключ и проломит им голову механику, починке это не поможет. В любом случае, придется ему где-то двигатель искать. Оставил полировать. Зачем?
Тем временем, по другую сторону границы, на смену второй группе приехала третья. Громов и сам уже начал считать дни до своего возвращения домой. Правда он еще не повесил на стенку в гостиничном номере календарь, для того чтобы каждый день зачеркивать в нем цифру, как делал этого некогда в спортивном лагере. Ему очень хотелось поговорить с коллегами, узнать из первых уст, что там у них происходит, да и корреспондент, еще из Москвы, радостно говорил, что если связь позволит, то обязательно созвониться с ним, когда приедет в Израиль.
— Не, не стоит, — огорошил его Сергей и тут же пояснил, чтобы коллега не подумал, будто он с ним просто разговаривать не хочет, — разговоры все прослушиваются. Вот если позвонишь мне, возьмут вас там за одно место, мало не покажется. Лучше не рискуй.
Уже в Москве коллеги восторженно рассказывали Сергею, о том, как на арендованной машине они налепили черным скотчем буквы TV, но скотч оказался таким ядреным, что намертво въелся в краску машины, точно сплавился с ней и они, как ни старались, никак не могли его отодрать. В прокатном бюро, принимая машину, чесали головы, попробовали тоже со скотчем справиться, но безуспешно и в результате выкатили счет в двести долларов за порчу автомобиля, как будто они поцарапали капот, и теперь его надо было перекрашивать. Корреспондент начал возмущаться. Он был не уверен, что этот счет оплатят в бухгалтерии, а из своего кармана платить такую сумму совсем не хотелось.
— И кому нам эту машину сдавать в аренду? — возражали ему представители прокатной фирмы, — съемочным группам? Можно подумать, что их тут очень много. Вот если вы отдерете скотч, тогда никаких вопросов.
Черт его знает, что надо было сделать, чтобы это получилось. Полить его каким-нибудь растворителем? Но вместе со скотчем тогда и краска пойдет волдырями, начнет стираться с металла, как гуашь. Пришлось выкладывать означенную сумму. Единственное, что удалось сделать — это уговорить вписать в счет эти проклятые двести долларов не отдельной строкой, а в общую сумму аренды. И как только пришли к этому консенсусу, все вопросы разрешились сами собой, поскольку теперь точно не пришлось бы ничего платить из своего кармана. Сергей кивал, слушая этот рассказ. Однажды в Пакистане он попал в схожую ситуацию. Правда, счет был раз в двадцать поменьше. На арендованной машине сломался магнитофон, пришлось его чинить, водитель принес счет, но бухгалтерия эти жалкие десять долларов Сергею так и не вернула.