Право на жизнь (СИ) - Сказкина Алена

Судя ее разъяренному взгляду, мы друг друга поняли.

Глава седьмая

Приглашение от лиаро принесли на рассвете третьего дня.

Дамнат, передавая запечатанный сургучом конверт, ехидно ухмылялась, точно заранее приготовила колкость на любой могущий возникнуть у меня вопрос. Не собираясь получать от нее очередную словесную «оплеуху», я молча оделась и последовала за гонцом. Неизбежная встреча и так откладывалась очень долго. Пора наконец-то посмотреть в глаза тем людям (или, лучше говорить, нелюдям?), ответственным за все происходящее сейчас безобразие.

Особняк Иньлэрт, окутанный утренним безмолвием, проводил нас ленивым брехом одного из кобелей, которому приспичило выбежать во двор по нужде. Сани, запряженные карликовыми лошадьми, ждали прямо за воротами. Лохматые каурые пони меланхолично пережевывали овес из подвешенных под мордами торб.

Селена ловко вскочила на облучок, привычно хлестнула вожжами по широким крупам, будто всегда подрабатывала извозом.

Иньтэон устало дремал: северная столица, приверженная ночной жизни, просыпалась поздно. Сани медленно катились по припорошенным снегом мостовым мимо оплывших сугробов, развеивая остатки фантомов после вчерашнего фестиваля. В обезлюдевшем молчащем городе было что-то пугающее… трагичное. Так всегда: праздник уходит, оставляя перемешанные с грязью блестки.

— Не думала, что за мной пошлют именно тебя.

Селена, не отвлекаясь от дороги, неопределенно хмыкнула.

— При всей твоей независимости странно видеть Дамнат на побегушках у лиаро.

— Свобода — понятие относительное, маленькая эсса. Абсолютной свободы достичь также нереально, как укусить себя за ухо. Дитя ограничивают традиции родительского дома. Драконов клана — приказы Альтэссы и Завет. Изгоев, отринувших добровольное подчинение правилам, сдерживает Печать и страх смерти. Над Повелителями стоят законы мироздания.

Селена весело подхлестнула замедлившихся пони.

— Тот, кто ищет свободу, часто просто меняет одни цепи на другие. Вопрос в том, насколько длинным окажется поводок, который ты выберешь?

Поводок? Вернее, затянувшаяся на горле удавка. Мне едва хватает сил «дышать», лавировать между бесконечными «должна», что твердят титул эссы, клан, хранители памяти и собственная совесть. Но, если повезет, сегодня я сумею чуть-чуть ее ослабить — или наоборот, меня лишат последней самостоятельности поступков.

Ехать пришлось неожиданно долго: то ли столица еще больше, чем мне почудилось во время редких путешествий за пределы центральных кварталов, то ли Селена нарочно петляла. Я давно перестала ориентироваться в лабиринте пустынных дворов и улиц, когда мы добрались до места.

Приземистый деревянный домишко на окраине, полускрытый за обындевевшими елями, выглядел бедновато (неужели лиаро не могли позволить себе нечто получше?) по сравнению с двухэтажными соседями из камня, но почему-то именно в его дверь мне внезапно захотелось постучаться, будто внутри ждали теплая печь, горячий обед и давно потерянный друг.

Что за наваждение?! Это мои мысли?!

Я зачерпнула ладонью горсть снега с ограды, потерла лицо, взбодрившись. В предстоящем разговоре нельзя расслабляться.

В единственной комнате, обнаружившейся за небольшим тамбуром, и правда, было тепло. И просторно из-за почти полного отсутствия мебели. Хотя вряд ли мне удалось бы спрятаться в гардероб, как в детстве.

— Селена, благодарю. А теперь, пожалуйста, оставь нас одних.

Странница опустила голову с неожиданной почтительностью. Удалилась, тихонько притворив за собой дверь. Я настороженно, не рискуя приближаться, изучала склонившегося над папирусом мужчину, сравнивая с тем образом, что остался в воспоминаниях. На круглощеком лице блуждала добродушная всезнающая улыбка, смеющиеся глаза тонули в складках морщин. Пухлые пальцы ловко управлялись с кистью, нанося тушь легкими точными штрихами.

— Присаживайся, моя драгоценная chini. Я скоро освобожусь.

Единственный диван у дальней стены оказался потертым, скрипящим и неожиданно уютным — было трудно сдержать дурную привычку и не забраться на сидение с ногами. Отсрочка меня даже обрадовала. В душе царило смятение, я не представляла, как себя вести, хотя еще вчера считала, что готова к этому разговору.

Движения Веронара оставались плавными и размеренными, создавая иллюзию: в распоряжении дракона находится все время мира. Проникая сквозь занавеси, на рабочем столе горстью золотых монет рассыпались солнечные зайчики. Захотелось посоветовать художнику раздвинуть кружевные шторы, чтобы пустить больше света.

Потрескивание снежного наста за окном, тихое щебетание канареек в клетке, шелест пера по бумаге — утро полнилось неспешностью и умиротворением. От мерцающих углей в жаровнях разливалось убаюкивающее тепло, особенно приятное после уличного мороза. В такие ленивые минуты мечтается о мягком пледе, кружке ароматного кофе, хорошей книге и мурчащей кошке на коленях.

Что-то ты слишком расслабилась, Ланка!

Я прикусила губу, собираясь с мыслями. Наверно, лучше придерживаться официального тона:

— Я благодарна вам за помощь в Сейрии, — за отсутствие погони после побега из особняка Кагероса и за спасение из омута безумия, действительно следовало сказать «спасибо» сидящему передо мной дракону. — Но это все равно не дает лиаро права лезть в дела южного клана и его эссы.

Собеседник посыпал пергамент меловой пылью. Аккуратно сложил письменные принадлежности в украшенную резьбой шкатулку, с наигранной укоризной заметил.

— А строгая-то, строгая! Даже не хочет обнять своего старика-отца!

Отца? Шут, корчащий из себя пожилого недалекого ловеласа, мог быть кем угодно — опасным врагом, вероятным союзником, безучастным наблюдателем — но только не моим отцом! Возможно, во мне и текла его кровь, но разве этого достаточно, чтобы быть семьей?

— Правильно ли называть так человека, продавшего собственную дочь хранителям памяти еще до рождения?!

Веронар беззлобно улыбнулся: улыбка, словно заглядывающее в окно солнце, осветила мудрую зелень глаз, собрала смешливые морщинки, приподняла уголки губ, затаилась несказанными словами. На мгновение я ощутила себя обиженной маленькой девочкой, которая думает, что родители уделяют ей мало внимания. Зажмурилась, с силой потерла виски, сбрасывая наваждение, то ли внушенное магией, то ли вызванное природной харизмой собеседника. Попросила.

— Не делайте так больше.

Дракон вздохнул. Встряхнул пергамент. С удовольствием полюбовался на получившийся результат. Заметил.

— Можешь не верить, но я на самом деле любил Нейс. Она же считала меня просто другом. Знакомо, не правда ли? Юный лорд Иньлэрт заслуживает искреннего сочувствия.

Получила, Ланка? В словесных баталиях сидящий передо мной лиаро куда более опасный противник, чем Голос Востока. По крайней мере, язвительная Странница не скрывает своего отношения к собеседнику за расслабляющей доброжелательностью.

— Понимаю, — мягко продолжил дракон. — Долг иногда заставляет нас совершать странные… страшные вещи. Жестокие.

Теперь я была готова и не поддалась чарующему обаянию собеседника.

— Со своими… долгами я разберусь сама, лорд Харэнар.

Дракон снова вздохнул, сменил тон.

— Наверно, ты права, моя маленькая колючка. Глупо играть в семью после стольких лет, — Веронар сцепил пальцы в «замок». — Харатэль хорошо поработала над твоим воспитанием: дерзкая, независимая, не признающая вековые традиции, власть крови и памяти. Приказ Альтэссы, абсолютный для подавляющего большинства драконов клана, даже его ты с легкостью оспоришь, если он идет вразрез с твоими принципами.

Лорд Харэнар покачал головой, и я не поняла, чего больше в этом жесте — осуждения или удивления.

— Хорошо, поговорим серьезно. Ты, должно быть, считаешь лиаро, и меня в том числе, чудовищами, но я, как и любой отец, никогда не хотел, чтобы одну из моих дорогих дочерей втянули в мировую войну. Если бы все шло по изначальному плану, ты прожила бы беспечную жизнь в Южном Пределе, никогда не воспользовавшись запретной магией, а Вестница в этом поколении вообще не появилась бы на свет.