Начало - Лиза Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я привлек ее к себе и крепко обнял. Не знаю, сколько времени мы просидели вместе, обнявшись. Когда в окно пробрался слабый утренний свет, я встал.
— Я остановлю это, Катерина. Я буду защищать тебе до самой смерти. Клянусь.
24
25 сентября 1864 года
Говорят, любовь побеждает все. Но может ли она победить тот голос, который внушает отцу, что Катерина и ей подобные — демоны, зло?
Я нисколько не преувеличиваю, когда говорю, что Катерина — ангел. Она спасла мою жизнь и жизнь Анны. Отец должен узнать правду. Как только он все узнает, он уже не сможет отрицать добродетель Катерины. И моя обязанность как представителя рода Сальваторе — оставаться верным своим убеждениям и тем, кого я люблю.
Настало время действовать, прочь сомнения. Уверенность течет в моих жилах. Я заставлю отца признать очевидное: все мы одинаковы. И вместе с правдой придет любовь. И отец отзовет облаву.
Клянусь своим именем и своей жизнью.
Остаток дня я провел в своей спальне за письменным столом, глядя на чистый лист дневника и обдумывая свои дальнейшие действия. Если бы только отец узнал, что Катерина — вампир, он отозвал бы облаву. Иначе не может быть, ведь я же видел, как он смеялся вместе с ней, как старался произвести на нее впечатление рассказами о своих мальчишеских шалостях в Италии и обращался с ней как с дочерью. Катерина наполнила моего отца такой энергией, какой я никогда в нем не видел. Она вдохнула в него жизнь.
Но как я мог убедить его в этом, если презрение к демонам так глубоко проникло в его мозг? К тому же отец всегда был очень рационален. Логичен. Возможно, он тоже мог бы понять то, в чем Катерина убедила меня: вампиры — это необязательно зло. Они ходят среди нас, плачут человеческими слезами; все, чего они хотят, — иметь настоящий дом, и чтобы их там любили.
Наконец я набрался храбрости и встал, решительно захлопнув дневник. Это не домашнее задание в школе; для того, чтобы говорить от имени своего сердца, не нужны заметки. Я был готов поговорить с отцом, как мужчина с мужчиной. В конце концов, мне почти восемнадцать, и отец собирается оставить мне Веритас.
Сделав глубокий вдох, я спустился по винтовой лестнице, прошел через пустую гостиную и решительно постучал в дверь отцовского кабинета.
— Войдите! — послышался приглушенный голос отца. И прежде, чем я успел взяться за ручку, отец уже сам открыл дверь. На нем был строгий пиджак с цветком вербены в петлице, но я заметил, что, всегда чисто выбритый, сегодня он щеголял сизой щетиной, а глаза были воспаленными и припухшими.
— Я не видел тебя вчера на балу, — сказал отец, впустив меня в кабинет. — Надеюсь, тебя не было в этой шумной, бессмысленной толпе.
— Нет. — Я энергично потряс головой, и в сердце зародилась надежда. Могло ли это означать, что отец больше не планирует нападения?
— Хорошо. — Отец сел за дубовый стол и громко захлопнул книгу в кожаном переплете. Под ней я увидел сложные чертежи и схематическое изображение нашего города, некоторые дома на нем, включая аптеку, были помечены крестами. Проблеск надежды мгновенно угас, уступив место холодному, гнетущему страху.
Отец проследил за моим взглядом.
— Как видишь, у нас есть намного более продуманные планы, чем эта глупая вылазка юнцов и пьяниц. К счастью, шериф Форбс и его команда остановили их, и ни один из них не будет участвовать в нашей операции, — отец вздохнул и сложил пальцы рук вместе. — Мы живем в опасное и ненадежное время, и действовать нужно соответственно. — На секунду его взгляд смягчился. — Я просто хочу, наконец, удостовериться, что ты хорошо обдумал свои решения, — он не добавил «в отличие от Дамона», но в этом не было нужды. Я знал, о чем он думал.
— Значит, облава…
Состоится на следующей неделе, как и планировалось.
— А компас? — спросил я, вспомнив разговор с Катериной.
Отец улыбнулся.
— Он работает. Джонатан уже заканчивает.
— А… — Волна ужаса прокатилась по моему телу. Если он работает, то не приходится сомневаться в том, что отец узнает о Катерине. — Откуда вы знаете, что он работает?
— Отец улыбнулся и свернул бумаги.
— Потому что он уже работает, — просто ответил он.
— Можно мне кое-что сказать? — спросил я, надеясь, что голос не выдаст меня. Образ Катерины пронесся в моей голове, придав сил для того, чтобы посмотреть отцу в глаза.
— Разумеется. Садись, Стефан, — приказал отец. Я послушно опустился на стул с высокой спинкой, стоявший у книжных полок. Отец встал, подошел к угловому столику и налил в стаканы бренди из графина — сначала себе, потом мне.
Я взял стакан и, поднеся его к губам, сделал маленький, почти неощутимый глоток. Затем, собравшись с силами, я взглянул отцу прямо в глаза:
— У меня есть сомнения по поводу твоего плана.
— Правда? И почему же? — Отец откинулся на спинку стула.
Занервничав, я жадно отхлебнул большой глоток бренди.
— Мы исходим из предположения, что они действительно такие злонамеренные, какими их все представляют. А что, если это не так? — спросил я, заставляя себя смотреть прямо в его глаза.
Отец фыркнул.
— А что, есть доказательства, что это не так?
Я тряхнул головой.
— Разумеется, нет. Но почему мы должны принимать на веру слова других людей? Ты всегда учил нас обратному.
Отец со вздохом подошел к графину и налил еще бренди.
— Почему? Потому что эти создания пришли из самого темного уголка ада. Они знают, как контролировать наш разум, подавлять наш дух. Они несут смерть и должны быть уничтожены.
Я посмотрел на янтарную жидкость в своем стакане, такую же темную и мутную, как мои мысли.
Отец слегка коснулся своим стаканом моего.
— Нет необходимости говорить тебе, сын, что те, кто с ними заодно, кто позорит свои семьи, тоже будут уничтожены.
Холод сковал мой позвоночник, но я выдержал его взгляд.
— Любой, кто встанет на сторону зла, будет уничтожен. Но я действительно не думаю, что разумно считать всех вампиров злом только потому, что они вампиры. Ты всегда учил нас искать в людях хорошее и думать своей головой. Сейчас, когда война уже унесла столько жизней, нашему городу меньше всего нужны бессмысленные убийства, — сказал я, вспоминая тот ужас, о котором рассказывали в лесу Анна и Перл. — Основателям следует пересмотреть свой план. Я пойду с тобой на следующее собрание. Я знаю, что я не столь глубоко вовлечен в вашу работу, как мог бы, но я готов взять на себя ответственность.
Отец снова сел на стул, прислонив голову к спинке. Закрыв глаза, он помассировал виски, а потом несколько секунд оставался в таком положении. Я сидел, не шелохнувшись, и каждая мышца моего тела напряглась в ожидании шквала гневных слов, который должен был вылететь из его рта. Подавленный, я не сводил глаз со своего стакана. Я проиграл. Я обманул ожидания Катерины, Перл и Анны. Я не смог обеспечить самому себе счастливое будущее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});