Кетцалькоатль - Александр Васильевич Чернобровкин

— Среди вас ходят слухи, что я виноват в том, что в Толлане начался мор. Это не так, но спорить не собираюсь. Или вы верите мне, или нет. Во втором случае нам надо расстаться. Я уйду туда, где мне будут рады. Выбирайте. Кто считает, что я не виновен, пусть идет вслед за мной к моему дому, а кто уверен в обратном, пусть остается здесь, — произнес я и сразу начал быстро спускаться с пирамиды.

Если бы я был Матлакшочитлем, то не стал бы дожидаться решения горожан, которое может оказаться для него неприятным сюрпризом, а именно сейчас и всадил бы мне нож в спину в прямом смысле слова, после чего торжественно вырезал бы сердце, доказав, что я потерял божественную силу из-за грехопадения. Я был вооружен только кинжалом, потому что саблю или лук незаметно не пронесешь под одеждой, они бы вызвали подозрение. От трех человек я бы отбился, но с тремя десятками фанатиков, а среди жрецов, особенно молодых, таких хватало, не справился бы. Преданные мне воины, стоявшие у подножия пирамиды, не успели бы на помощь. Видимо, мое выступление оказалось полной неожиданностью для Матлакшочитля. Скорее всего, он предполагал, что я поведу себя рационально, начну отчаянно бороться за власть, и собирался разыграть сложную многоходовку, поэтому упустил простое решение, сильно бы укрепившее его авторитет. Не каждому дано принести в жертву Кетцалькоатля. Или я слишком хорошего (или плохого⁈) мнения о нем, и он тупо обрадовался, что я свалю сам, и не стал мараться, взваливать на себя дополнительные обязательства. Ведь если бы Матлакшочитль убил меня, то при ухудшении дел в Толлане именно его и принесли бы в жертву следующим.

Спустившись с пирамиды, я молча пошел к пока еще своему дому. В общем-то, мне было все равно, пойдет ли кто-нибудь за мной и сколько их будет. Не думаю, что Матлакшочитль быстро организует нападение на меня. Самое большее через час я выберусь за пределы города, пока в казармы для новобранцев, а там посмотрим. Если последователей Кетцалькоатля будет много, останусь в Толлане, если мало, отправимся на север, возможно, к союзникам-сакатекам, если посередине — на юг, где захватим какой-нибудь город и станем там правящим классом.

Сперва за мной пошли всего человек двадцать — воины из первого набора. Пока я отдавал распоряжение слугам и рабам, что именно выносить во двор, чтобы унести в казармы, начали подтягиваться другие почитатели Кетцалькоатля. За час набралось около трехсот воинов. Я нагрузил их мешками с бобами какао и муки, после чего мы, готовые к бою, все вместе пошли по центральной улице в сторону учебных казарм, расположенных восточнее города на берегу реки. Горожане смотрели на нас, тихо переговариваясь. Никто не нападал и даже не ругал. Видимо, люди просто не знали, что делать. Как догадываюсь, ситуация развивалась слишком быстро, и старый, тормозной Матлакшочитль пока не принял никакого решения или тупо самоустранился, пустив дело на самотек.

В учебных казармах я объявил своим последователям, что собираюсь уйти на юг, скорее всего, к майя, где захватим город и станем правящей верхушкой. Если кому-то такой план не нравится, пусть возвращается в Толлан, а остальным посоветовал забрать свои семьи и самое ценное барахло и вернуться сюда. В ближайшее время изготовим лодки и поплывем на новое место жительства.

Следующие дни были посвящены хождению народа туда-сюда и ускоренному изготовлению лодок. У нас уже были три десятка, рассчитанных на двадцать человек каждая. Готовились к войне с чичимеками, живущими недалеко от берега Мексиканского залива. По воде к ним удобнее добираться. Поскольку к моим последователям добавились их семьи и надо было куда-то погрузить запасы провизии и казну — бобы какао, требовалось еще столько же лодок. Нам помогали горожане, решившие подзаработать несколько бобов какао. Теперь было много бронзового инвентаря — топоров, тёсел, долот и даже пара пил, поэтому работа спорилась. Всё это время в казармы приходили горожане, говорили, что нам не надо уезжать, оставлять их, но официального предложения вернуться не поступило. Так понимаю, Матлакшочитль и остальные жрецы с нетерпением ждали, когда я уберусь к черту, и они вернутся к прежним ритуалам. Видимо, соскучились по вареному человеческому мясу.

Через неделю лодки были готовы. Рано утром восьмого дня я облачился в по-парадному и на центральном плацу принес в жертву трех индюков, которых Хочита и две ее помощницы тут же общипали, выпотрошили и, пока остальные грузились в лодки, немного (мясо осталось сыроватым) запекли на углях. Его маленькими кусочками раздали воинам, а остальное съели мальчики. После чего флотилия двинулась вниз по реке. Лодки с воинами-гребцами тянули на буксире по одной-две, в которых находились женщины и дети или провизия. Течение быстро вынесло нас в море, удивительно тихое, гладкое, что мои последователи приняли за добрый знак, за благословление богов. Они не догадывались, что море всегда на моей стороне, а я — на него.

34

Собирался начать конкисту со знакомой мне Самы (Тулума), договориться с верховным жрецом Хурой, что они станут нашими вассалами с широкой автономией и помогут захватить какой-нибудь соседний город. Планы поменялись, когда мы только отравились в путь после ночевки немного западнее того места, где построят порт Прогресо, главной достопримечательностью которого будет пирс длиной шесть с половиной километров, позволяющий принимать океанские лайнеры. На нем пассажиры будут пересаживаться на автобусы и ехать на экскурсию в Мериду, Чичен-Ицу, Тулум… Туристов пока нет, но купцы есть, и нам повстречался караван майя из двух дюжин лодок, половина из которых была с высокой горкой нагружена товарами. Ни мы, ни наши враги воевать на море не умели. Майя начали поворачивать к берегу, а я приказал лучникам, по одному на каждой лодке, чтобы не встали все сразу и не перевернули ее, обстрелять врагов, целясь в гребцов.

Сам тоже подключился к этому процессу. Самым трудным было определить, кто из них выполняет роль накома, ведь ни на ком не было головного убора из перьев. Я решил, что это грузный мужчина, сидевший на носовой банке первой лодке и похожий на шарпея количеством складок на теле. Метров с трехсот я всадил в него легкую тростниковую стрелу. Мне показалось, что она застряла в складках толстого тела, потому что не заметил никакой реакции. Вторая стрела воткнулась в правую пухлую, как у женщины, грудь, после чего голова