Собрание сочинений. Том 7. Мельник из Анжибо. Пиччинино - Жорж Санд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, Роза! — ответила Марсель. — Но что вам-то до этого? — добавила она не без некоторого лукавства.
— Видите ли, мне показалось сегодня очень удивительным, что среди нас всех у нашего мельника было больше всего разных интересных мыслей. А ведь он не получил очень хорошего образования, бедный Луи.
— Но в нем столько сердечности и ума! — сказала Марсель.
— О да, сердечности в нем хоть отбавляй. Я его хорошо знаю. Мы в раннем детстве росли вместе. Его старшая сестра была моей кормилицей, и первые годы моей жизни я провела на мельнице в Анжибо. Луи не говорил вам про это?
— Он со мной вообще не говорил о вас, но я заметила, что он очень вам предан.
— Большой Луи всегда был очень добр ко мне, — сказала Роза, покраснев. — Он всегда любил детей, а это лучшее доказательство, что он очень добрый человек. Ему было семь или восемь лет, когда меня отдали кормилице — его сестре, и бабушка говорит, что он обо мне заботился и возился со мной, как взрослый, — ну прямо как старший брат. И я будто так привязалась к нему, что не хотела с ним расставаться; а когда меня отняли от груди, маменька взяла его к нам в дом, чтобы не разлучать нас (в ту пору она еще не питала к нему такой неприязни, как теперь). Он прожил у нас около трех лет вместо предполагавшихся поначалу двух-трех месяцев и был таким расторопным да услужливым, что им просто нахвалиться не могли. Его матери тогда жилось трудновато, и бабушка — а они ведь подруги — считала, что надо облегчить ей жизнь, освободив ее от заботы хотя бы об одном ребенке. Я хорошо помню время, когда Луи, моя бедная сестра и я бегали взапуски, играли вместе на лугу, в заказнике и на чердаке замка. Но когда он подрос и мог уже помогать матери в мукомольном деле, она забрала его обратно на мельницу. Нам ужасно жалко было расставаться, и я так скучала по нем, а его мать и сестра (моя кормилица) были так ко мне привязаны, что дома порешили отвозить меня в Анжибо каждую субботу вечером и привозить домой в понедельник утром. Так продолжалось до тех пор, пока меня не отдали в пансион в городе, а когда я вышла из него, уже и речи не могло быть о дружбе между простым мельником и девушкой, которую теперь все признавали за барышню. Тем не менее мы видимся довольно часто, а особенно с того времени, как отец, несмотря на изрядное расстояние от нас до Анжибо, сделал Большого Луи своим постоянным мельником и тот стал появляться у нас по три-четыре раза в неделю. И я, со своей стороны, всегда с большим удовольствием посещала Анжибо и видалась с мельничихой — она ведь такая добрая, и я так ее люблю! Так вот, сударыня, вообразите, с некоторых пор маменьке стало казаться, что это дурно, и она запрещает мне бывать в Анжибо. Она просто возненавидела беднягу Большого Луи и всячески старается его уязвить. Например, запретила мне танцевать с ним на вечеринках, потому что он, дескать, намного ниже меня по положению, а ведь мы, деревенские барышни, как нас называют, всегда танцевали и танцуем с крестьянскими парнями, когда они приглашают нас. Да к тому же никак не скажешь, что мельник из Анжибо — крестьянин: у него есть состояние тысяч на двадцать франков; и он получил лучшее воспитание, чем многие другие. По правде вам сказать, мой кузен Оноре Бриколен пишет куда хуже, чем он, хотя на его образование истрачено больше денег, и я не возьму в толк, почему это я должна так гордиться своим семейством.
— И мне это совершенно непонятно, — молвила Марсель, ясно увидевшая теперь, что с мадемуазель Розой надо разговаривать не без некоторой хитрости, ибо от нее нельзя было ожидать, что она с такой же живой непосредственностью, как Большой Луи, откроет ей душу. — Не замечали ли вы чего-нибудь такого в поведении нашего мельника, что могло вызвать недовольство вашей матушки?
— Нет, решительно ничего. Он во сто раз порядочнее и вежливее, чем все наши деревенские буржуа: почти все они пьянчуги и порой бывают на редкость грубы. В жизни он не станет нашептывать на ухо словечки, от которых не Знаешь, куда глаза девать.
— А не взбрело ли вашей матушке в голову, что он влюблен в вас?
Роза смешалась и не сразу нашлась, что ответить. Но затем признала, что ее мать, возможно, и убедила себя в этом.
— Ну, а если догадка вашей матушки верна, то, может быть, она и права, стараясь вас восстановить против него?
— Ну, это как сказать… Если б так оно было на самом деле и если бы он мне про то говорил… Но он никогда не сказал мне ни слова, которое выражало бы что-нибудь большее, чем чистую дружбу.
— А может быть, он влюблен в вас по уши, но не смеет вам в том признаться?
— Коли так, что за беда? — не без кокетства заметила Роза.
— С вашей стороны было бы очень дурно поощрять его чувства к вам, не отвечая ему столь же серьезным чувством, — строгим тоном ответила Марсель. — Это значило бы сделать себе забаву из страданий друга, а в вашей семье, Роза, менее всего можно позволить себе легкое отношение к несчастной любви.
— О, мужчины от таких вещей не сходят с ума, — воскликнула Роза с задорно-своенравным видом. — Однако, — простодушно добавила она, опустив голову, — надо признаться, что порой он бывает очень грустен, бедняжка Луи, и говорит, как человек, который в полном отчаянии… а мне и невдомек, почему. Меня очень это огорчает.
— Не настолько все же, чтобы вы соблаговолили его понять?
— Но даже если он меня любит, как могла бы я его утешить?
— Тут надо выбирать: или тоже любить, или совсем не видеться с ним.
— А я не могу сделать ни того, ни другого. Любить его — для меня почти невозможно, а совсем не видеться — так я слишком по-дружески к нему отношусь, чтобы доставить ему такое горе. Если бы вы только знали, какими глазами он смотрит на меня, когда я делаю вид, что не обращаю на него внимания. Он ужасно бледнеет, и мне от Этого делается больно.
— Но почему же вы говорите, что для вас невозможно его полюбить?
— Черт возьми! Да можно ли любить человека, за которого нельзя выйти замуж?
— Но почему же? Да