Иван-царевич и C. Волк.Похищение Елены - Светлана Багдерина

Камень подходящих размеров в хранилище ценностей, принадлежащих короне, нашелся довольно быстро. Он даже был в золотой оправе. Но, совершено неожиданно, подыскать цепь, как у настоящего Костея, не получилось.

– Да нет же!.. – с раздражением отбрасывал в сундук Агафон уже сто пятнадцатое произведение ювелирного искусства. – Она ничуть не похожа на ту!

– А вот эта? – выуживал царь из другого ларя еще один образчик заморского плетения.

– Эта?..

– Нет, ваше величество, – вмешивался тут Саёк. – Эта плоская, а у него такая… круглая…

– Ладно… А эта?

– Эта слишком тонкая…

– Эта слишком ажурная…

– Эта слишком вычурная…

– Эта слишком блестящая…

– А эта вообще перекрутилась!..

– Это дизайн такой, – недовольно окинув взглядом свою любимую цепь, сообщил магу царь.

– Ну, так тем более на его не похожа.

– А эт… – Симеон заглянул в шестой сундук, для верности пошарил по дну рукой и растеряно взглянул на соучастников: – Всё… больше ничего нет – мы всё перебрали…

– И ничего не подошло? – педантично уточнил Граненыч, несмотря на то, что он был свидетелем всего процесса.

– Н-нет… – растеряно переглянулись Агафон и Саёк.

– Да что же это такое!.. – возмутился Симеон. – Неужели у меня, монарха самого

Лукоморья, нет в хозяйстве такой цепи, как у какого-то там Костея? Чем, хотелось бы мне знать, она так хороша, что равной ей нет даже у меня?!

– Хороша?.. – маг и курьер снова переглянулись и, не сговариваясь, в унисон покачали головами.

– Да не хороша она вовсе, – поморщился Саёк. – Она такая… простая… грубая…

– Ничем не примечательная…

– Неинтересная…

– Как кузнецом кованая…

– Круглая, а в длину длинная…

– Как собачья, что ли? – усмехнулся дед Зимарь, и, совершенно неожиданно, оба эксперта по Костею подпрыгнули.

– Ну, да!..

– Точно!..

– Как же это я сразу не подумал!..

– Точь-в-точь, как собачья!..

– Только золотая!

Все устремили вопросительные взгляды на царя: не сидит ли у него часом на заднем дворе кто-нибудь из барбосов на золотой цепи?

Симеон задумался, нахмурил лоб, потискал в кулаке бороду, и вдруг просиял.

– Будет вам к обеду золотая собачья цепь!

– Это как?..

– Прикажу ювелирам простую позолотой покрыть, и вся недолга!

– Тогда встречаемся после обеда, а пока – вперед! Нас опять ждут великие дела!..

Через несколько часов, аккурат после обеда, когда дед Зимарь, получив огромный

рубин на позолоченной собачьей цепи, спустился в царство старшего прапор-сержанта

для примерки и подгонки, от Лесогорских ворот на трофейном ковре прилетел гонец,

и с горящими глазами доложил, что по лесогорской дороге прямо к ним полным ходом движется большой вооруженный1 конный отряд под Лесогорскими же, соответственно, знаменами.

Был немедленно кликнут Саёк с флагманским ковром, и вся делегация оборонного командования – царь, его курьер, его главком, советник главкома на Масдае и гонец из дружины на черном с закрашенными государственными символами царства Костей ковре помчались с совсем не царской скоростью к Лесогорским воротам.

Челяди, уже с воздуха, был дан громкий и срочный приказ готовить гостям дорогим хлеб-соль, мясо-картошку, рыбу-кашу и квас-компот, и дворец загудел и зарябил движением, словно улей в погожий день.

Группа встречи и приема Лесогорской военной помощи успела к воротам в самый раз,

чтобы посмотреть красочное зрелище пробивающегося сквозь на глазах редеющие ряды врага великолепно вооруженного отряда на поджарых и злых боевых конях. Впереди

на белом скакуне махал мечом как легким прутиком широкоплечий, умудренный годами и боями и стратегмами военачальник лесогорцев с мужественным суровым лицом.

Перед таким лицом хотелось встать по стойке «смирно», сдать оружие и уйти в

монастырь, потому что с первого взгляда было ясно, что ничего более совершенного

военное искусство Белого Света не исторгало и не исторгнет за всю историю своего существования.

Но лукоморцы, не переходя на лица, просто открыли ворота, и в город влетело преследуемое опомнившимся врагом подкрепление от соседей.

Едва не прищемив хвост последней лошади, тяжелые створки ворот захлопнулись, и на чересчур резвую пехоту противника обрушилась вся огневая мощь лукоморской дружины.

Масдай спустился неподалеку от топтавшейся в смущении у порога города и рассматривающей во все глаза трофейный таран конницы, и Симеон торжественной поступью приблизился к командиру лесогорцев.

– Ваше величество, – прозорливо определил главного из трех лесогорец и поклонился. – Докладываю, что подкрепление из Лесогорья, союзной вам державы, прибыло. А меня зовут полковник Еремей.

Царь прослезился, приподнялся на цыпочки и обнял Еремея поперек подмышек – дальше не достал.

Граненыч, ограничившись корявым поклоном, навскидку прикинул количество конников

– полтысячи, не больше.

Проницательный Светозар правильно истолковал задумчивый вид лукоморского главкома и поспешил его успокоить:

– Мы – передовой отряд. Остальные десять тысяч идут с продуктовым обозом, будут у вас дня через два-три.

Митроха улыбнулся:

– Ну, если с продуктовым, то хорошо… И, кстати, о продуктах. Милости прошу, гости дорогие к нашему столу – покормить вас с дороги не мешало бы.

– А где у вас стол? – практично поинтересовался Еремей.

– Во дворце – для вас и ваших десятников. А остальных уж поскромнее приветим, но тоже не обидим. Война – войной, как говорится, а обед по расписанию.

– Хм… – задумался на мгновение лесогорский полковник. – Тогда я бы оставил здесь сотни полторы – на всякий случай, вдруг ваши враги разволнуются после нашего прихода – так мы их живо успокоим. Остальные пойдут со мной. Во дворце у нас, я думаю, совещание будет?

– Будет, – кивнул царь.

– Так вот после него остальных и распределим. Они – в вашем распоряжении.

– А обед?.. – несмело заикнулся Агафон, который обед пропустил и теперь мучался при одном воспоминании и ароматах, истекающих из царской кухни.

– Обед – по расписанию, – хитро подмигнул ему Еремей.

-начало сноски-

1 – Симеон после такого вступления схватился за сердце, Граненыч – за карту, Агафон – за шпаргалку.

-

К удивлению обкома, во дворец на обед, совещание и экскурсию от всех пяти сотен

пошел один Еремей. Но, как заметил еще Шарлемань Семнадцатый, низложенный монарх Вондерланда, в чужой монастырь со своим самоваром не ходят, и три сотни с половиною были оставлены в покое на подъездной площади у парадного входа дожидаться решения.