Статьи за 10 лет о молодёжи, семье и психологии - Татьяна Шишова

И снова, будто по выстрелу стартового пистолета, наша независимая пресса соревновалась за первенство публиковать письмо «несчастного ребенка», сопровождая этот впечатляющий текст не менее впечатляющими комментариями. И все пошло бы по накатанному сценарию шельмования, если бы в Боголюбово сразу не выехала общественная комиссия, состоящая из представителей разных — тоже общественных — организаций, и не началась встречная информационная кампания, оповещавшая о ходе расследования и не дававшая возможности ангажированным журналистам беспрепятственно лгать. Информационные ресурсы у защитников приюта, прямо скажем, были куда более скудными, чем у его противников, но и этого оказалось достаточно, чтобы намеченный план реализовать не удалось. А план был серьезный. Погром приюта был отнюдь не единственным его пунктом. И, может быть, даже не главным. Теперь, по прошествии некоторого времени, картина вырисовывается все более отчетливая и объемная. Чтобы ее получше рассмотреть, мы вернемся немного назад, к делу Агеевых.

Новая «чрезвычайка»

На недоуменный вопрос, почему «мальчиками для битья» избрали именно их, обычно дается ответ: «Попали под раздачу». Дескать, нужно было «продавить поправку», ужесточающую наказание родителей, а тут подвернулся удобный случай. Но это объяснение трудно назвать исчерпывающим. Все равно непонятно, почему нужно было раздувать именно это дело, а не удовлетвориться другими, сообщения о которых тоже мелькали в прессе и на экране? Ведь там были еще более душераздирающие подробности: какой-то ребенок жил в собачьей будке, кого-то забили до смерти.

А дело в том, что провозвестники ювенальной юстиции тщательно прорабатывают аргументацию оппонентов. И, собственно, дело Агеевых было ответом на чуть ли не основной аргумент противников ювеналов, заключающийся в том, что для асоциальных родителей (алкоголиков, наркоманов и проч.), которые, утратив человеческий облик под влиянием своих зависимостей, издеваются над детьми, есть соответствующие статьи в УК.

«Ах, так?! — решили ювеналы. — Тогда вот вам образцовые родители, прекрасно обеспеченные, с тремя высшими образованиями и якобы наилучшими намерениями, усыновившие двух сироток. А на поверку — изверги хуже любых оборванцев!» Иными словами, «дело Агеевых» призвано показать властям и обществу, что насилие над детьми может происходить в любой семье, даже в такой суперблагополучной. Каждый ребенок может оказаться в опасной ситуации, каждый может стать жертвой своих родителей, ни один не застрахован! А потому необходимо срочно создавать систему юридической защиты, то есть ювенальную юстицию. Что мы и услышали от главных детозащитников после того, как на Агеевых были вылиты в СМИ ушаты грязи и клеветы. Крича, что нигде так не издеваются над детьми, как в России, эти энергичные ребята фактически потребовали очередной перестройки всей жизни общества: поощрения массового доносительства, беспрепятственного доступа органов опеки в каждый дом, быстрого изъятия детей при малейшем подозрении на то, что ребенку угрожает опасность, и столь же стремительного лишения очередных «извергов» родительских прав. Яркой иллюстрацией сказанного нами служит стенограмма заседания Общественной палаты, куда Антон Агеев по наивности обратился в поисках справедливости. Он тогда ничего не знал ни про ювенальную юстицию, ни про то, какое отношение имеют к ней некоторые лица, оказавшиеся на этом заседании. Весь текст стенограммы по причине его громоздкости мы приводить не будем, хотя там много красноречивых фрагментов. Ограничимся небольшой цитатой. Выступает О.Н. Костина, член Общественной палаты: «Я постараюсь коротко, потому что здесь аудитория профессиональная, все понимают друг друга с полуслова. Первое, значит, чем я предлагаю тоже воспользоваться. 16–го числа президент проводил совещание… Это совещание, которое он проводил по итогам нескольких обращений и Госдумы, и Палаты, и общественных организаций. Оно было посвящено насилию над детьми. Очень жесткие выводы; было внятно сказано всем заинтересованным министерствам „в течение десяти дней дать предложения, как это прекратить“. Не знаю, какие предложения они дали, я была у Нургалиева в предыдущие выходные. Значит, я понимаю следующие вещи. Первое. Нам надо как-то по-другому структурировать КДН (Комиссию по делам несовершеннолетних. — И.М., Т.Ш.). Давайте все быстро об этом подумаем. Это должна быть понятная, четкая структура с полномочиями… Во всем мире все, что касается насилия над детьми, имеет чрезвычайные полномочия. Это ЧК, если хотите (выделено нами. — И.М., Т.Ш.). В Соединенных Штатах даже без заявителя, если есть подтвержденный факт насилия над ребенком, приезжает прокуратура, соответствующие инстанции, забирает сначала… Внимание! Сначала забирает ребенка из опасной ситуации, а потом начинает выяснять, что там было… Поэтому первое предложение. Давайте воспользуемся вниманием первого лица, вниманием уже отчаянного свойства. Я думаю, что он будет в бешенстве, потому что только он проговорил, один случай — педофил вышел, сразу прям на этом фоне и второй случай — то, что мы сейчас разбираем. Не надо разбирать».

Это что же получается? Не только народу, но и самому президенту морочат голову, добиваясь от него решений, угодных ювенальщикам? Ну, а про ЧК — это уже совсем откровенно. Мы, по правде сказать, на такую откровенность даже не рассчитывали. Начиная писать статью, мы еще не ознакомились со стенограммой, и нам казалось, что сравнение ювенальной реальности с реальностью ГУЛАГа — это, несмотря на сходство, все же отчасти метафора. А получается — нет, никакая не метафора. Обвинения, которые предъявляются людям, выбранным для показательной порки, совершенно из того же ряда, что и обвинения «врагов народа», которые «рыли туннель от Бомбея до Лондона» или работали сразу на пять враждебных Советскому Союзу стран. Все это какие-то густопсовые страшилки.

Мать «била раскаленным чайником», «душила веревкой», «отрывала ухо», «подносила горящую зажигалку к губам» (этот пример мы услышали на конференции в Новосибирске и привели в статье «Троянский конь ювенальной юстиции»)… Отец «ставил на мешки с солью», «доставал раскаленной кочергой, чтобы изнасиловать», «насиловал девятилетнюю девочку на глазах у матери» (эти примеры взяты с сайтов ювенальщиков и из телепередач)… В монастырских приютах (множественное число тут не случайно, поскольку попытки разгрома предпринимались и в отношении других подобных учреждений, например детского дома — пансиона «Отрада» при Ильинском женском монастыре в Тюмени) «заставляют делать где по 500, где по 1000 земных поклонов в день», «морят голодом», «в наказание вынуждают стоять с табуреткой на вытянутых руках», «изнуряют работой на полях от зари до зари» и одновременно (хотя непонятно, как это осуществить физически) «заставляют выстаивать многочасовые службы»…

Ну, как тут не вспомнить инструктаж по пиару, который осуществляла в теперь уже далекие 1990–е одна из первых руководительниц РАПСа (Российской ассоциации «Планирование семьи»)?! Выступая перед журналистами, нанятыми для продвижения контрацепции и стерилизации в массы, она советовала приводить примеры, которые сражали бы наповал и потому бы запоминались. Особенно настоятельно она рекомендовала давно апробированный в других странах пример про мать — бомжиху, которая пыталась продать своего восьмого умственно отсталого ребенка на органы. Разве можно такому чудовищу позволить рожать, сколько ей заблагорассудится? Конечно, она нуждается в принудительной стерилизации. И сколько еще таких ходят неохваченными?!

А недавно на одном весьма ответственном официальном мероприятии именитая врач — гинеколог, вероятно хорошо усвоившая вышеупомянутые пиар-технологии, заявила о необходимости безотлагательно ввести сексуальное просвещение в школьную программу, мотивируя это, в частности, тем, что 94 % 14–летних девочек уже якобы сделали аборт (то есть даже не каждая вторая, а практически все!) И, разумеется, потому, что их вовремя не просветили.

«Трепещите, мракобесы!»

Но вернемся к приютам. Как мы уже написали, нападки на Боголюбовский монастырь предпринимались с далеко идущими целями. И тут как раз легко провести аналогию с «делом Агеевых». За их делом стояла идея беспрепятственного вмешательства в любую семью, здесь — в любое детское учреждение, находящееся под эгидой Русской Православной Церкви, и установление там своих ювенальных порядков. А вернее, своего диктата. Но это еще не все. История в Боголюбове была ответом на встречу патриарха с представителями партии «Единая Россия». Встречу, на которой предстоятель постарался донести до депутатов этой лидирующей в Думе фракции озабоченность православного народа перспективой введения в нашей стране ювенальной юстиции. Для ее сторонников это был, конечно, сильный удар. Они-то делали вид, что против такого чудесного нововведения выступают только отдельные маргиналы, которых не стоит принимать в расчет. А тут на тебе — сам патриарх! Но ничего, неутомимые печальники о правах детей маленько отдышались, пришли в себя, провели мозговой штурм, и их коллективный разум нашел выход из создавшегося положения. Примерно через месяц было заявлено, что патриарха ввели в заблуждение мракобесы. И для пущей убедительности был срочно подготовлен видеоряд. Отсюда и обвинения, рисующие картину какого-то густопсового мракобесия и одновременно изуверства. Если бы план Зыкова и Кº удался, то при любой попытке возразить против ювенальной системы раздавался бы гневный окрик: «Вы что, защищаете извергов и мракобесов?! Может, вы и сами изверги и мракобесы, которым нравится мучить детей?»