Недетские забавы (СИ) - Ада Зэль

Ставлю фото обратно, прохожусь кончиками пальцев по краю стола. Натыкаюсь на ящик, и снова любопытство маячит на фоне. Не должна я этого делать, но зачем-то делаю… Нам точно стоит поработать над доверием в отношениях, ведь у меня оно явно отсутствует. Второй укол горечи врезается в сердце.

Ты не такая стойкая, Алиса, как могла показаться.

Достаю из ящика увесистую папку в черном кожаном переплете. Она выглядит опрятно, словно с нее каждый день сдувают пыль, а значит, туда очень часто заглядывают.

Открываю. Ну, что ж. Бог любит троицу. Только теперь отчаяние расползается по венам, заполняя все пространство и вытесняя бурлящую кровь. Резко становится холодно и неуютно. Словно тело окаменело и застыло.

Он же сказал, что я погибла. Какого черта он возобновил поиски?

От досады кидаю папку обратно в ящик, уже не так аккуратно и любовно, как делает это Паша. Уж не сомневаюсь, что он неровно дышит к содержимому.

Вылетаю, как ошпаренная, и несусь вниз на кухню. Срочно нужно выпить, иначе я сорвусь. Бухаю бокал вина залпом, рот вяжет от таниновых ноток, но меня это не смущает. Следом идет второй бокал. Я теряю счет времени, но бутылка быстро заканчивается, а вместе с ней и мое терпение.

— Где ты? — не здороваясь, сразу выпаливаю, как слышу на том конце его голос.

— Ты пьяна? — что ж, сегодня мы оба не сильно вежливы в общении. Я чувствую даже по ту сторону, как он зол.

— Да. А что, тебе не нравятся пьющие? Ну ничего, переживешь, — намеренно хамлю. В какой-то момент становится тошно от самой себя, но отступать я не буду.

— Мне не нравится тон, который ты сейчас используешь, разговаривая со мной. Что случилось?

— Ах, тон ему не понравился. Какая жалость… — не понимаю откуда во мне эта желчь.

— Ты совсем там головой поехала? — рявкает чертыхаясь. — Алиса, сейчас же закрой рот, пока ты не сказала лишнего. Я буду дома через десять минут. Надеюсь, у тебя был веский повод так надраться. В противном случае я выдеру тебя сам.

Он сбрасывает, а с меня сходит спесь. Неужели нельзя цивилизованно поговорить? Хотя, справедливости ради, я первая начала.

Жду его, попутно открывая вторую бутылку вина. Не церемонюсь и пью из горла — так вкуснее. Кингстон жалобно поглядывает на меня, а я вообще не могу сейчас воспринимать ничего и никого.

Сердце топят боль, ревность, обида. И разочарование — к слову, самое страшное для меня. Можно разлюбить человека, но уважать его. Можно ревновать человека, но любить его. А что делать с разочарованием? Никогда не понимала. Для меня это самое тяжелое чувство. Я ненавижу разочаровываться в людях, особенно которых люблю.

— Блять. Что тут происходит? — Паша оглядывает меня, сидящую на полу в окружении одной пустой бутылки и другой наполовину полной, к которой жадно присасываются мои губы.

— Ничего. У меня банкет, — мирно отзываюсь.

— Это полный пиздец, Алиса, — мужчина выхватывает сосуд из моей руки, от чего часть янтарной жидкости капает на ковер.

Я досадно восклицаю, тру рукой пятно, делая его еще больше.

— Да оставь ты этот чертов ковер в покое, — хватает меня за руку и встряхивает как тряпичную куклу.

— Что происходит? Живо говори!

— Ну, для начала, перестань орать, — вырываюсь из захвата. — Я тебя прекрасно слышу.

— Ага. Я вижу, — он устало трет глаза.

— Паш, а скажи, — приглаживаю разметавшиеся волосы, — а вот что ты ко мне чувствуешь?

— У нас вечер ебанутых вопросов? — скептически поднимает бровь, и делает шаг в мою сторону. Но я сторонюсь.

— Нет. Просто пытаюсь понять кое-что…

— Что? — сейчас у него совершенно недобрый взгляд. Но меня это все не пугает, боли от него я не боюсь уже много лет, иммунитет выработался.

— А вот чисто гипотетически, если сейчас в эту дверь, — я тычу пальцем на вход, — зайдет твоя любимая Алиса из прошлого… Ну так, представим. Что ты будешь делать?

— У тебя галлюцинации уже? — бродит глазами по моему лицу.

— Малыш, ну я же сказала, что представим, — его лицо кривится на слове «малыш».

Конечно, все это вылетает из моего рта неестественно. Я никогда бы так не назвала любимого мужчину, тем более Павла. Какой же он малыш?

— У меня сейчас мозг нахуй взорвется! Говори прямо, что случилось, — Федулов в бешенстве.

— Ладно, — почему-то истерить не хочется совсем, — просто нашла у тебя папку с документами. Ты все еще ее ищешь. Тебя даже не останавливает тот факт, что она мертва. А значит, будь она жива, для меня места в твоей жизни не было бы.

Пока говорю все это, чувствую, как абсурдны мои слова. Но из нас двоих истину знаю только я. Потому слезы душат, и безучастной остаться не получается. Эмоции притупились, но боль просто затаилась за углом, ожидая, когда можно вырваться наружу.

— Эта сцена ревности сейчас? — кажется, теперь ему весело.

Я злюсь и сжимаю кулаки, еще бы ногой топнуть в знак протеста. Да вот смех его гогочущий останавливает. Возможно, в дурку сегодня увезут двоих.

— Алиса, блять, это фиаско, — еле выговаривает сквозь смех.

А мне все еще не смешно. Не понимаю, что его так рассмешило?..

Глава 33.

Наши дни.

— Успокойся, маленькая, — мужчина перестает смеяться, хватает меня в кольцо рук, прижимая к своему торсу. Я тут же замолкаю, смотря прямо в глаза мужчины. Снизу вверх, ощущая какую власть он имеет надо мной. Я готова броситься за ним даже в огонь.

Разве можно было так полюбить?

— Расскажи мне правду, — шепчу ему в подбородок, прикрываю глаза, обмякая в объятиях, — Пожалуйста.

— Алис, послушай. Мы оба взрослые люди, и у нас до встречи было прошлое. Но оно не меняет того, что сейчас и здесь мы вместе. Мне казалось, мои чувства предельно ясны и видны, к чему весь этот цирк?

— Просто рядом с тобой у меня отключает голову. Никогда себя так не вела, я правда тебя ревную. Не понимаю почему.

— Потому что любишь, — он усмехается, прижимаясь губами к виску.

— Да.

Нахожу его губы своими, неуверенно делая движения. Паша дает мне право вести, еще несколько секунд мешкаюсь, а потом зверею. Как самая настоящая львица, хищница. Если уж в жизни случилась такая страсть, то не стоит отказываться от нее. Да, порой я веду себя безрассудно и немного взбалмошно, но я его люблю. Люблю так, что готова на все. И я хочу его любить, несмотря на то, что страшно. Страшно упасть к нему в руки и разрешить крутить мной в разные стороны, управляя, как марионеткой. Но почему-то чувствую, что Паша готов играть в равную игру, ему просто нужно время принять тот факт, что мы вместе — это не значит, что я подчиняюсь. Это значит, что я люблю и верю.

Я задавалась уже ранее вопросом, простила ли я Пашу. До конца нет, но боль притупилась, травмы скрылись.Травмы вообще невозможно вылечить, там где была сломана кость — она срастается, но вот бывший перелом на протяжении всей жизни будет напоминать о себе. Где-то сильнее, где-то слабее. Но будет.

И я неуверенно иду в наше с ним будущее, зная, что мои переломы будут ложиться периодически на поверхности, напоминая о прошлом. А вот мое восприятие к этому прошлому — это выбор. Либо я здесь и сейчас выберу, что я с этим мужчиной, я ему доверяю, я иду за ним и забываю старое, и даю прошлому просто утихнуть в глубине души. Или же я продолжаю безрассудно вести себя, устраивая беспочвенные сцены ревности и вечную гонку за прошлым.

Однозначно, наши отношения выживут только в том случае, если я выберу быть мудрой и довериться своему мужчине. И сейчас, находясь в его руках, касаясь его губ, я ставлю в своей голове галочку напротив первого варианта.

— Нежность моя не растеряна, на семи ветрах не развеяна, по пустякам не разменяна, я ждала тебя, только тебя, слышишь? — начинаю петь старую песню.

Паша удивленно смотрит на меня и снова смеется.

— Женщина, я что, теперь всегда буду на таких американских горках кататься? — он приподнимает меня за подбородок.