Беатриса в Венеции - Макс Пембертон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта мысль так понравилась ему, что он решил сейчас же привести ее в исполнение. Он коротко приказал своим подчиненным очистить верхний этаж от их присутствия, так как они снова явились туда, чтобы спросить у него позволения пограбить немного, чего им давно хотелось. Да Понте постарался отослать их подальше под разными предлогами, а сам на цыпочках отправился наверх и осторожно постучал в дверь комнаты маркизы. Велико было его удивление, когда он застал ее там сидящей за письменным столом с пером в руках.
— Маркиза, — воскликнул он голосом, который заставил бы ее рассмеяться в другую, менее серьезную минуту, — маркиза, я пришел просить у вас прощения, — прошептал он смиренно.
Это смирение стоило ему немалых усилий, и поэтому он удивился еще более, когда заметил, что маркиза не обращает на него никакого внимания и даже не повернула головы на его слова. Он решил, что неожиданность лишила ее способности двигаться и говорить, и поэтому он снова повторил:
— Я пришел извиниться, маркиза. Все случившееся глубоко огорчило меня. Но ведь, в конце концов, — сказал он как бы в нерешительности, застенчиво перебирая края своей шляпы, — ведь ничего особенно важного не случилось.
Беатриса отложила наконец свое перо в сторону и повернула к нему лицо с распухшими веками и красными щеками, свидетельствовавшими о пережитом волнении.
— Капитан да Понте, — сказала она спокойно, — я приму ваши извинения тогда, когда вы покинете мой дом.
Да Понте бросил свою шляпу на стол и сел на низкое кресло поближе к маркизе; он решил выступить сам защитником своего дела.
— Это невозможно, — сказал он, — вы знаете, что я не могу уйти отсюда. Если бы вы сказали мне правду с самого начала, ничего этого не было бы, и жизнь одного честного человека была бы спасена. Это крайне прискорбно, маркиза, но я должен исполнить свой долг.
— Трус всегда ищет защиты в своем долге. Разве ваши извинения служат доказательством того, что мой верный слуга Джиованни тоже убит?
Вопрос этот, по-видимому, стоил ей немалого труда, и она почти дрожала, произнося его. Да Понте сразу увидел преимущество, бывшее на его стороне.
— Ничего подобного, — поспешил он сказать, — ваш верный слуга жив и находится теперь, вероятно, по дороге в Маэстрэ. Положительное чудо — этот человек, он бегает, как грек. Дело в том, что мне велено оставаться в вашем доме, и вот за это я пришел извиниться перед вами. Все должно быть обставлено так, как будто ничего не случилось. Я послал свой доклад в сенат, и, может быть, меня отзовут отсюда; это будет счастьем для нас обоих. Но пока я не вижу причины, почему бы нам не поужинать вместе, я положительно умираю от голода. Да, маркиза, я должен сказать вам, что удивляюсь вашей храбрости. Если вы захотите считать меня своим другом, мне кажется, я смогу устроить все к лучшему, но прежде всего вы должны сказать мне правду: пока я не буду знать ее, я ничего не смогу сделать.
Беатриса сначала слушала этот монолог довольно рассеянно, потом она совсем перестала слушать и снова взялась за перо. Когда она снова заговорила, она имела вид человека занятого и говорящего, почти не думая о том, что она говорит.
— Вы знаете всю правду, капитан да Понте, я больше ничего не могу сказать вам. Если вы считаете себя господином в моем доме, то вам и незачем справляться о моих желаниях. Пожалуйста, распоряжайтесь, как хотите, велите служанке дать вам ключи от погреба. Может быть, вы будете чувствовать себя свободнее, если я отклоню ваше лестное предложение поужинать с вами.
— Ну, полноте, ведь я прекрасно понимаю вас. Вы начали с того, что дразнили меня, а теперь вы стараетесь оскорбить меня. Но я знаю женщин! Вы ведь такая благоразумная женщина, что поймете, насколько от меня зависит, как повернуть это дело для вас. Вы можете принять мое предложение или нет, это ваше дело, но помните, что я уже больше не повторю его. Я извинился перед вами за то, что только исполняю свой долг. Согласитесь сами, что немногие в Венеции поступили бы так на моем месте?
— Несчастная Венеция! Нечего говорить о том, что я очень польщена, капитан, но, послушайте, вы правду говорите, что хотите мне добра? Могу я рассчитывать на вас?
— Даю вам в этом честное слово солдата!
В таком случае, выйдите из моей комнаты и не входите в нее, пока я вас не позову. Я подвергну вас испытанию. Оставьте меня — и я начну вам доверять.
Он сейчас же встал и взялся за шляпу.
— Я, конечно, уйду — сказал он и прибавил, смеясь, — и, конечно, возьму ключ от погреба с винами, но, предупреждаю вас, что я многого жду от вас. Если хотите, назначим завтрашнее утро для окончательных переговоров?
Он подошел к ней, наклонился над ее ухом и прошептал чуть слышно:
— Итак, завтра утром мы сговоримся с вами?
— Как вам будет угодно, синьор, — ответила Беатриса, не поднимая головы. Она осталась одна и, с видимым облегчением отбросив перо, подошла к двери и заперла ее на ключ. Он ни на секунду не мог обмануть ее. Она знала, что он останется в ее доме до тех пор, пока вся история бегства Гастона сделается известной в сенате. Она знала, что завтрашний день принесет для нее новые опасности и новые оскорбления. Она прекрасно сознавала, что происходит теперь в умах ее соотечественников, и главным образом в душе сенаторов. Пока они думали, что им удалось обмануть Наполеона, они были в восторге от ее выдумки, но как только до них дойдет слух о том, что действительно Гастон спасся и миновал их рук, вся сила их ярости должна обрушиться на нее, способствовавшую этому бегству. Народ, приветствовавший ее еще сегодня цветами и криками восторга, завтра же будет швырять в нее камнями. Если бы даже ей удалось бежать из Венеции, ей грозила бы не меньшая опасность на материке или на островах. Но все же, несмотря на все эти грустные предчувствия и думы, маркиза нисколько не теряла присутствия духа и твердо верила в то, что находчивость и ум спасут ее даже в последнюю минуту. Когда в комнату ее вошла Фиаметта, она была удивлена, увидев свою госпожу спокойной, почти веселой. Она твердо верила в то, что ей удастся провести Пауля да Понте так же, как она всегда проводила Лоренцо и многих других в Венеции.
— Ваша постель готова, маркиза, — сказала Фиаметта.
Беатриса притянула к себе девушку и поцеловала ее в обе щеки.
— Послушай, дитя, — спросила она, — откуда ты набралась такой храбрости?
— Я взяла пример с вас, моя госпожа.
— Да, наконец-то мы с тобой одни, не знаю, к лучшему это или к худшему. Зажги свечи, дитя, зажги все свечи. Я боюсь мрака, особенно боюсь его сегодня ночью, каждая свеча кажется мне другом. Как ты думаешь, ты можешь спать, Фиаметта? Мне кажется, что ты тоже не в состоянии спать. В таком случае будем бодрствовать и молиться, дитя, ведь нам только и осталась молитва и надежда на Бога.