Возвращение «Пионера» - Шамиль Шаукатович Идиатуллин

Отряхнув руки, я отошел подальше за поворот, огляделся, убедился, что мы с охранниками друг друга не видим, а грузовичок обратно еще не мчится, и как мог беззвучно пересек гравийную дорожку. Народ не отставал.

Мы быстро проскочили угол дома и его боковину с балкончиками, как в картинке к сказкам, убедились, что вот он главный вход, вот он главный въезд, а между ними здоровенная площадь и здоровенная клумба со здоровенной фигней, торчащей из середки, – то ли памятник, то ли зенитная установка. А вот позырить, что там с охраной и можно ли проскочить мимо нее, мы не успели.

Нас засекли.

Монументальное и декоративно-прикладное искусство

Мы бы, наверное, успели.

Мы собирались выйти из-за деревьев, миновать ряд сверкающих машин – или очень широких и высоких, или, наоборот, будто приникших к земле и этим, да не только этим, похожих на металлические гоночные модельки, – пересечь площадь за клумбой так, чтобы остаться не замеченными толпой расфуфыренных буржуйчиков, беспорядочно перекатывающейся от клумбы к главному входу и обратно, а потом попробовать спокойно выйти в широкие ворота – там место охранника занимал мужик, похожий на тайного агента из французского или итальянского фильма, в строгом костюме и с прилизанной головой, только черная повязка от носа до подбородка, будто у героя мультика «Раз ковбой, два ковбой». Он внимательно следил за подъездными путями и вряд ли его задача «впущать или не впущать» распространялась на «выпущать ли».

Мы сделали больше половины пути и очень уверенно зашагали к воротам – и тут я обнаружил, что Инна застыла возле клумбы, уставившись на торчащее из середки сооружение.

– Инка! – зашипел я, повернувшись.

И тоже застыл. Поморгал и подошел к Инне. Олег встал рядом.

Мы стояли и смотрели на невысокий, ниже нас, гранитный постамент, на чугунные самолеты и ракеты, опоясывающие верхнюю кромку постамента, и на ракетоплан «Пионер-11», который, неловко извернувшись, вздымал в небо отлитый из бронзы Главный. Слишком молодой, слишком здоровый, хотя скульптор явно имел в виду, что его герой сидит в инвалидном кресле, которое, впрочем, в состав памятника почти не вошло, – но все равно узнаваемый.

К тому же в постамент была вделана металлическая табличка с надписью: «Алексей Афанасьевич Кукарев (1938–1986) – великий российский ученый и изобретатель, академик, главный конструктор ОКБ “Пионер-КК”, мечтавший дать старт межзвездным полетам с космодрома Ногайский Юрт. Имя ученого увековечено в названии нашего делового центра».

Мы медленно подняли взгляд на здание и наконец увидели за толпой рядом с колонной из разноцветных воздушных шаров крупный вертикальный плакат с надписью «Торжественное открытие делового центра “Кукарев”. Космические перспективы российского бизнеса».

– Бизнеса? – спросил я.

– Российского? – спросила Инна.

– Устали, молодежь? – спросил женский голос.

Мы вздрогнули и повернулись.

На нас смотрела ослепительно красивая женщина в красном шелковом, наверное, платье, как из кино. Волосы у нее были очень черными, глаза голубыми, губы яркими, как платье и маска, приспущенная ниже подбородка, голые руки – золотистыми, и вся она была невероятная. И пахло от нее горьковатой свежестью.

– Вы не местные, да? – уточнила она. – Откуда, из Волгограда?

Голос у нее тоже был невероятным, низким и мелодичным. Инна толкнула меня в бок, и я захлопнул рот. Олег вроде тоже, я не видел – смотрел на женщину. Инна поняла, что от нас толку не будет, и ответила с осторожной вежливостью:

– Да, нам сказали тут подождать.

– Ох, Сева. Всё комсомольская юность играет. Пионеры приветствуют съезд, по всей Вселенной ширится шествие. У вас там что планировалось, приветствие в стихах? А, понимаю, физкультурный номер, так?

Мы поспешно кивнули. Она сказала:

– Ребят, простите, не будет возможности выступить. Меня ни о чем не предупредили, в сценарии вас нет, так что расслабьтесь и просто, как говорится, получайте удовольствие. Еще и эти приехали…

Она злобно посмотрела на одну из машин в ряду, не такую сверкающую и богатую, как остальные, как будто спохватилась и уточнила:

– А руководитель ваш где?

Я неопределенно показал подбородком на толпу и подумал: вот самый тот момент, чтобы смыться.

Женщина повернулась, всматриваясь в буржуев, но я не успел донести до экипажа идею немедленно рвать когти. Женщина, нахмурившись, снова обратилась к нам:

– Вас не покормили даже, что ли? Вот остолопы. А ну-ка пойдемте.

– Мы, может, погуляем пока? – спросил я.

– Нет уж. Готовились, приехали. Как минимум обиходить вас как следует надо. Я же вижу, вы голодные и пить хотите. Так? Пошли-пошли, а с руководителем вашим я потом договорюсь, – сказала она, решительно взяла меня за руку и повела к толпе и сквозь нее.

Экипаж поспешил следом. Ох, издеваться будут, за ручку ведут, как маленького, подумал я мимоходом и сосредоточился на сладостном ощущении.

Рука у нее была мягкой, сухой и прохладной.

Жрать, кстати, захотелось невыносимо, а пить еще сильнее.

Буржуйчики, молодые и старые, поглядывали на нас поверх масок, в которые были обряжены решительно все, просто мода, видать, такая, с доброжелательным отсутствием интереса, лишь некоторые пытались завести беседу с женщиной, называя ее Ариной Яновной или Ариночкой, а она обворожительно улыбалась в ответ и говорила: «Секундочку, важное дело», как бы указывая на нас, и претенденты, смеясь глазами, отступали.

Все, кстати, говорили на чистом русском, ни английского, ни французского я не улавливал. Я этих языков не знаю, конечно, как и любых других, но отличить звучание смог бы, наверное.

Арина провела нас мимо шариков в здоровенный зал, заполненный людьми и красивый сам по себе: янтарный пол, впереди окно во всю стену с видом на стриженую лужайку, которую мы почему-то не заметили, и лесок, потолок высоченный, лестницы кованые. К сегодняшнему дню зал был дополнительно украшен идущими под потолок колоннами разноцветных воздушных шаров и плохо видными от входа здоровенными то ли картинами, то ли панно. Самое козырное место рядом с окном прикрывала светлая ширма, но, как раз когда мы вошли, мужики – те же, с грузовика – свернули ее и утащили – чтобы мы увидели, что на козырном месте подвешено только что прибывшее панно с гербом Советского Союза.

Арина, заметив, куда мы пялимся, спросила:

– Красиво? Это герб у нас такой был раньше. Настоящее историческое панно, раньше в штабе на космодроме висело. Знаете, да? Здесь космодром был, настоящий. Сева, Всеволод Ильич, как увидел, что панно сохранилось, говорит: детство мое, погибнуть не должно, пусть у нас висит.

Она, снисходительно улыбнувшись, повела нас дальше, сквозь последнюю линию людского бурления. Там, оказывается, были столы, сплошь уставленные здоровенными блюдами с яркой мелкой едой, за которыми стояли еще и большие стальные контейнеры, похожие на хищные хлебницы. Рядом с некоторыми из них дежурили люди в поварской форме.

Арина подвела нас к одному и очень серьезно сказала:

– Платон, это очень важные люди, артисты. И они очень голодные. Поухаживай