Замок Эйвери - GrayOwl

- Шшш, тише, Сев, успокойся, прошу, ради нашей Любви (он делает ударение на последнем слове).

Я всё объясню.

Да, кровь нужна, естестсвенно, не для питья, но для проведения сложного ритуала, связывающего сердца и, скажем так, души, магов, выбравших друг друга. В этом ритуале нет ничего страшного или противоестественного, можешь мне поверить, вот только ты не можешь присутствовать при его проведении потому, что не являешься, как ты выразился «собственностью семьи Цабиньо», но об этом позже. Ты просто должен мне поверить на слово, что все мужчины моей семьи проводили подобные обряды с кровью своих жён или любовников. Ритуал прекращает действовать со смертью одного из участников. В нашем случае, наиболее вероятно, им стану я, а ты останешься свободным, спообным полюбить кого-то ещё.

- Почему ты так фатально настроен, Блейз? Почему ты считаешь себя, практически, смертником, связывая свою жизнь с моей?

- О-о, это слишком долго и нудно, просто в последний Сочельник я произвёл некие гипотетические ещё тогда арифмантические расчёты, касающиеся наших судеб, их вероятностным развитиям, ну, и прочее, тебе это не интересно.

- Ошибаешься, Блейз. В своё время профессор Милонна Вектор даже консультировалась у меня по поводу некоторых аспектов Высшей Арифмантики.

- Даже так? Вот уж не знал, извини, а то я считал себя единственным волшебником в Хоге - специалистом в своей области. Как тебя-то туда занесло?

- Приказы Альбуса не обсуждались, а вот зачем ему было нужно, чтобы единственный, в общем-то, ценный, шпион, занимался этой наукой, я узнать не успел.

- В смысле?

- Я его убил. Но Арифмантику выучить успел. Так расскажи мне о вероятностных линиях жизни.

И Блейз пустился в объяснения, по памяти приводя сложнейшие магические расчёты, приводящике к однозначному, теперь и для меня, результату - Блейз - не жилец. Он обречён на достаточно быструю и безболезненную, к счастью, смерть.

Я только удивляюсь спокойствию, с которым он расписывает вероятностную линию своей жизни - видно, за прошедшие полгода смирился с мыслью, что умирать придётся молодым… Но мне всё же кажутся дикими эти стройные, выверенные формулы жизни.

Насчёт меня вероятности умалчиваются чем-то, что знает только Блейз, но не считает нужным мне сказать.

С кем я связался - с чудовищем, поглощающим день за днём, одним лишь разумом заставляя плоть жить и радоваться каждому дню такой жизни или просто с несчастным человеком, изо всех сил радующемуся каждому отведённому ему дню?

И всё-таки хорошо, что мы вместе, что сбылась мечта Блейза - быть рядом с горячо любимым человеком. Я клянусь себе в том, что сделаю остаток жизни этого красивого, притягательного, самоотверженного парня счастливым, и мне всё равно, что это за ритуал, который он проведёт с моей кровью - пусть я полюблю его больше жизни, больше… Рема, да, больше потому, что эта любовь скоротечна, а мы с Ремом - пара от Мерлина, как сказал дух Дамблдора, Рем - мой последний оплот, и он простит мне эту игру в измену, хотя, почему, игру?

Ведь и я, и Блейз реальны, и мы совокупляемся во времени и пространстве, так что, это - настоящая, а не выдуманная измена… Что будет после исцеления Рема? Да просто полежу подольше в Очищающей ванне с соответствующими травами, как это было после романа с Гарри, вот и все последствия, а для Блейза наша любовь - танец на грани дамасского клинка, чьё послевкусие, если лизнуть сталь, напоминает вкус его крови, крови на превращённых Ремом в месиво прекрасных губах…

Но исцелится ли Рем? Ведь сегодня я так и не полетел к Солнцу, несмотря на два соития… Мерлин знает, почему.

Завтра, то есть, уже сегодня, возвращаться в Школу вместе с Блейзом - то-то будет косых взглядов, недомолвок в разговорах и перешёптываниий за спиной, но тебе ли, Северус Снейп, привыкать к подобному?

Незаметно, мы оба проваливаемся в глубокий сон…

Глава 12.

… Уже вовсю светит утреннее солнце, когда мы только-только начинаем просыпаться - Блейз отлежал мне руку, а в остальном это утро прекрасно.

Я молча впиваюсь в его рот губами, требуя немедленной разрядки, он отвечает будто бы утвердительно - ему тоже хочется заглянуть в черноту моих глаз во время соития при дневном освещении. Вдруг он отстраняется от меня и благоговейно произносит:

- О-о, Сев, у т-тебя золотые глаза, клянусь, словно что-то внутри твоих зрачков растопило непроницаемую доселе черноту и вылило туда кипящее жидкое золото. Я хорошо изучил все твои взгляды, но они всегда были непроницаемы, иногда, правда, словно, засасывали внутрь, но… золота в них не было.

- «Умничка», мог бы и догадаться, что это золото появилось из-за тебя.

- Но как?

- Не знаю, как, но оно является людям, которых я люблю, и чем больше золота, тем сильнее чувство.

- Значит, ты и вправду любишь меня, - бормочет Блейз, - кажется, что золото хлынет через край наружу и затопит нас с головы до ног…

- Не бойся, Блейз, не перехлестнёт оно через край - проверено.

- На волке?

- На Реме, в том числе. А теперь перевернись-ка на живот, возлюбленный.

- Но я хочу, как вчера, когда ты… задумался, скажем так.

- Позже, лю-би-мый…

… - Вот, обманул ты меня, Сев - ведь так и не перевёл той прекрасной баллады, что спел вчера, а я-то помню.

- А ты так и не объснил мне, то написано на перстне.

- О, ну это просто - «Надевший его, да разделит собственность Цабиньо.»

- И что это означает?

- Только приятное - ты становишься наследником Забини-Мэнора, а моим детям, которым я подарил такие же кольца, достанутся французские имения, а их, поверь, немало.

- А в окрестностях Милана у вашей семьи совсем ничего не осталось?

- Представь себе, нет - всё было распродано ещё моим прадедом в восемнадцатом веке, причём, магглам, прадед был карточный игрок и оставил только главное поместье - «Prosperito della Zabigno», скрытое куполом ненаходимости, в котором проживало всё наше семейство, плодившееся, как кролики. А деться было некуда - в маггловские поселения никто не хотел уходить потому, что к тому времени папская власть ослабла, и любого Цабиньо, узнай магглы, что это он, тут же растерзала бы неистовствующая толпа, издревле ненавидевшая наш род «кодунов и чернокнижников», хотя уж магглам мы ничего не сделали с самого возникновения рода, произошедшего, между прочим, - Блейз сел, опираясь на руку, - в первом веке до Новой эры по маггловскому летосчислению, то есть, ещё до рождения Мерлина, от брака волшебников - патриция Cабинуса Аугустуса и патрицианки Фемрины Акватии.

… В общем, в итоге, продав «Prosperito… " за очень большие деньги одному известному меценату, семья переселилась во Францию, так как языки итальянский и французский достаточно близки, по крайней мне, в написании.

- Ну, я бы так не сказал…

- Это потому, что ты - англичанин, вот тебе и кажутся оба языка чужими, и это естественно, но для итальянца это не так. Так вот, чтобы закончить, семья расселилась по южным провинциям Франции, а потом, будто кто навёл сильнейшую порчу, начала вымирать, и в итоге я оказался богатейшим наследником на Континенте…

- Так отчего же тебя обручили с француженкой ещё во младенчестве, если твой отец так рвался в Британию, что пошёл на мезальянс?

- Знаешь, я этого никогда не пойму потому, что в детстве меня мало это занимало, отец умер от сердечного приступа, когда я пошёл на второй курс Хога, а с матерью я никогда не был близок.

Так что, это стр-р-р-ра-ш-ш-ная тайна, - закончил Блейз повествование, округлив глаза, и, наклонившись, поцеловал меня, превращая простой поцелуй в настоящее ритуальное действо - лаская нежную кожу на бёдрах, гладя и пощипывая соски, водя руками по животу, потом перешёл губами к шее, ключицам и плечам…

- Кто… кто научил… тебя искусству… поцелуев?.. Анри?

- Нет, он был… настоящим… обычным… приземлённым геем… это я… сам…

Я погрузился в пучину его широко раскрытых сверкающих ярко-зелёных глаз, нет, вовсе не с целью проникнуть в разум, а просто глядеть в них, как искоса падающие солнечные лучи отражаются в зеленеве этих самых прекрасных на земле очей, переполненных любовью ко мне.

Он приглашающе раздвигает ноги.

Я ложусь на ного, позволяя Блейзу занять соответствующую позу, в которой, - о, стыд! - на меня ночью вдруг нахлынуло то воспоминание «не из приятных», и я не смог удовлетворить Блейза. Теперь же, поставив в голове мощный блок и загнав за него все воспоминания и страхи, я спокоен, ну, насколько может быть спокоен мужчина, овладевающий любимым телом другого.

Я уже на грани и совершаю положенные действия с членом возлюбленного, нас накрывает пеленой блаженства и острого ощущения друг друга… как дамасский клинок, я смотрю в широко открытые обезумевшие от страсти яркие, звездоподобные глаза любовника и спрашиваю:

- Каковы… мои глаза… сейчас?

- Они… о, боги, - он изливает семя мне в руку и шумно дышит, я делаю ещё три движения в сжавшемся от оргазме анусе Блейза и тоже кончаю…