#В поисках янтарного счастья - Джейн Бартош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце ноября возле ресторана поставили деревянный киоск с надписью «Мороженое» и стали продавать там первые на моей памяти жевательные резинки. Как мы радовались, когда впервые попробовали Love is. Все девчонки в школе собирали вкладыши (они же фантики), и мы обменивались «повторками» (так мы называли фантики с повторяющимися картинками). У меня в письменном столе лежала ярко-красная коробка размером с книгу, доставшаяся мне от мамы и изначально служившая ей косметичкой, куда я складывала свои сокровища, такие как вкладыши.
Это было мое самое важное богатство после стопки с картинками от спичечных коробков с изображением животных. Я находила пустые коробки на улице или забирала у папы, бережно срезала крышку, на которой как раз и находилась цветная картинка, перевязывала найденные сокровища бечевкой и отправляла на хранение в ящик.
В часы непогоды или неважного настроения я открывала заветный ящик и рассматривала свои коллекции, радуясь каждой бумажке и картинке. Я перечитывала надписи на фантиках «Любовь это…» и размышляла, что же еще можно было бы собирать.
С появлением киоска жевательные резинки плотно вошли в нашу жизнь, но, даже несмотря на то, что теперь их легко было купить в нашей деревне, мы все равно жевали их несколько дней, а то и недель. Изрядно пожеванную резинку прилепляли в тайное место – например, под крышку стола, или на ножку кровати, или на стенку книжной полки, чтобы мама случайно не выкинула, когда будет протирать пыль. Спустя день резинку отлепляли и отправляли в рот. Какое же это было наслаждение – жевать резинку! И хотя она уже не имела такого сочного вкуса, как при первой пробе, но оставалась желанной для каждого ребенка. Мы не всегда могли позволить себе купить жевательную резинку, поэтому не спешили расстаться со старой.
Школу я полюбила с первого дня, в отличие от садика. И хотя времени на забавы с друзьями оставалось гораздо меньше, я приходила домой, бросала ранец и спешила во двор. Иногда я гуляла одна, но мне никогда не было скучно. В дождь я шла под навес, где хранились дрова, ровно сложенные бревна, а также накиданные горой пеньки, ожидавшие топора. Если очень постараться, можно было найти причудливо изогнувшиеся пни, напоминавшие старинные парты с прикрепленным к ним сиденьем. Тогда я играла в школу и представляла себя учительницей, а в другой раз – капитаном корабля на терпящем бедствие судне.
Моя фантазия не имела границ, а среди уличных забав был огромный выбор занятий: можно было полазить по деревьям или пойти на сеновал или на солдатскую спортплощадку. С друзьями мы бегали по окопам или пробирались в здание, где работал папа, и проникали на чердак. Вообще-то, там было заперто, но ключи почему-то торчали в замке. И мы частенько проскальзывали сквозь небольшую деревянную дверь и оказывались под самой крышей, на деревянном настиле. Пол на чердаке был усеян мелкими камешками, а посередине выложена деревянными досками узкая дорожка. На чердаке было темно и пахло птицами и сушеными яблоками, которые солдаты запасали на зиму, раскладывая на газетах. Где-то в темноте, в углу, ворковали голуби. Однажды мы нашли разбитые скорлупки от маленьких, голубоватого цвета яиц и целый день играли в поваров: готовили похлебку из дождевой воды, травы и яичной скорлупы.
В самой высокой части чердака, между деревянными столбами, державшими конек крыши, были натянуты веревки, и в непогоду там сушилось белье – много-много белых простыней и пододеяльников. Тогда нашей радости не было предела – мы играли в «Привидения»: бегали между рядами белья, прятались и выпрыгивали на друзей, стараясь замотаться в простыни. Ох и визгу было! Поначалу было страшновато и ничего не видно в полутьме, но вскоре глаза привыкали. На чердаке было несколько окошек, но они были закрыты ставнями. И хотя расположены они были высоко и мы никак не могли к ним подобраться, через кривые щели под крышу проникал тусклый свет, делая возможным наше пребывание на чердаке. Фонарика ни у кого из нас не было, а вот желания поймать голубя или найти какое-нибудь сокровище – хоть отбавляй! Иногда мы отыскивали кусок проволоки или шнурок, и это считалось большой удачей. Можно было с гордым видом показывать друзьям и рассказывать о своей находке. И все непременно хотели себе такие же вещицы.
Раз в неделю на заставу приезжала автолавка – небольшой фургончик с прилавком для торговли продуктами. Машина заезжала на территорию, и водитель сигналил трижды, оповещая жителей и солдат о своем приезде. Фургончик парковался всегда на одном и том же месте – на площадке между главным зданием и жилыми домами военных. Женщины бросали все дела и спешили в «магазин на колесах» – ведь там можно было купить молочные продукты, свежий хлеб, макаронные изделия, консервы.
Детвора сбегалась поглазеть, что же вкусного выставят на продажу. Иногда мама покупала там печенье или сгущенку, и тогда мы сразу же бежали домой, чтобы отведать сладостей, – печенье намазывали сгущенкой и ели, запивая молоком. Солдаты скупали в автолавке спички и сигареты.
С приходом зимы мы перемещались из окопов и с сеновалов на склон холма и до промерзания кончиков пальцев катались на двухместных металлических санках без спинки. Наш пес Ральф увязывался за нами с отчаянным лаем; он кидался под полозья и пытался схватить их зубами, санки наезжали на него, он отпрыгивал и снова нападал. Если ему удавалось перевернуть санки, мы кубарем летели вниз с холма, к покрытому толстым слоем льда озеру.
Наша овчарка была готова на многое, чтобы загладить свою вину за попавший к нам за шиворот снег, поэтому мы вручали Ральфу веревку от санок, и он рьяно тащил их вверх по склону, а мы, хохоча и перекидываясь снежками с другими ребятами, бежали следом, подгоняя и подбадривая его.
На склоне не росли деревья, и зимой дети раскатывали здесь широченные горки. А правее начинались ухабы и сквозь снег пробивались пожелтевшие пучки камышей, между которыми мы соорудили трассу с трамплинами и резкими поворотами. Желающим прокатиться по ней приходилось по очереди придерживать Ральфа за ошейник, чтобы не свернуть себе шею.
Громко и вкусно скрипели
