Возвращение - Майрон А. Готлиб

– Как ты понял? – спрашиваю его.

– Ты слегка переусердствовал. Первый вопрос – что случилось? И ты знаешь, я не слезу с тебя, пока не получу ответ. Второе, почему ты пытаешься это скрыть? Еще раз – что случилось? Я досчитаю до пяти и если не получу ответ, то одно из двух: или замучаю тебя или перестану донимать вопросами. В том и другом случае, у тебя есть только один последний шанс.

– Мы делили девочку, я выиграл. Ты бы только посмотрел на моего противника.

– Не верю, и это должно быть ниже твоего достоинства – дурачить меня. Я все равно узнаю или завтра утром, или через десять минут, ставлю на десять минут – дай мне только сделать пару звонков. Хочешь пари?

– Я все расскажу, но только завтра, Не смей никому звонить и никого ни о чем расспрашивать, – попросил я.

Я не собираюсь ничего скрывать от Илая. Это, во-первых, глупо, а во-вторых, опасно. Но я должен преподнести все случившееся так, чтобы сократить до минимума опасность его реакции. Для этого я сам должен понимать, что произошло. Сегодня, впрочем, у меня на руках другая проблема – мама. Как быть с ней?

– Поздравляю, ты получил двадцать четыре часа отсрочки. Сейчас три двадцать семь, завтра в три двадцать восемь я начну делать звонки, – Илай на мгновение остановился, задумался и закончил. – Хотя я могу дать тебе отсрочку и на три месяца. Любопытно, какую отсрочку ты получишь от нее.

Его слова отрезвили ледяной ванной. Как бы невзначай меня опалила дрожащая мысль – впервые в жизни я готовлюсь по-воровски, кощунственно, злодейски – и что самое ужасное – сознательно и заранее подготовлено обмануть маму. Но опять же – первый раз существует для всего – даже для обмана. А это был тот случай, когда обман лучше правды.

И потом – я просто откладываю правду на один день. Забочусь, прежде всего, о ней, делая это. Дрожь в ногах, мозгу и вообще во всем мне и ощущение падения с какой-то высоты, на которую с ее помощью и собственными многолетними усилиями взбираюсь, наводили на мысль «что-то неладно с этим планом». Сейчас я запятнаю себя грязью, от которой никогда не отмоюсь и окунусь в смрад, который никогда не выветрится. Но ведь я не имею никакого интереса в этом обмане (нет, отложенной на день правде) и делаю это только ради нее.

Я не был ангелочком, никогда в жизни не обменявшимся с противниками фингалами. Не делал из этого секретов. Но сегодня я оказался замешанным в большую историю и боялся напугать ее. Мое решение – избежать разговора с ней или поделиться минимальной информацией и назавтра рассказать обоим все, но только после того, как сам разберусь – у меня тоже были источники или я знал людей, у которых были надежные осведомители. До чего же я наивен…

Две темы я должен обсудить с Илаем немедленно.

– У тебя есть кто-нибудь, кто сможет меня законспирировать?

– Что? Ты намереваешься от нее скрыть? – он начал неестественно громко хохотать. – Четырнадцать лет ты топаешь по этой земле … и не понял то, что должен был понять в первые четырнадцать минут после рождения. Хорошо, давай-ка я тебе доходчиво втолкую, – и он начал растягивать каждый слог:

«о-о-т

э-э-той

ж-е-е-нщи-и-ны

н-и-и-ч-е-е-го

скр-ы-ы-ть

н-е-е-возможно»

– Я понимаю, и тем не менее, – лопочу я.

Он удивительно быстро согласился и позже отвел меня к какой-то миловидной женщине, которая, используя мастерскую флакончиков, коробочек, кисточек и другой незнакомой мне и необходимой аппаратуры, перерисовала меня в кинозвезду.

Следующая тема – сегодня я узнал про Альфу нечто архиважное, и это было «я ничего про нее не знаю» после четырех лет дружбы душа-в-душу.

– Что ты знаешь про Альфу? – спросил я как бы между делом, стараясь не привлекать к вопросу нездоровое внимание.

– Как? И Альфа тоже? – Илай задумался, пытаясь объединить известные фрагменты моей истории с догадками. Притворился, что ни до чего не додумался.

– Я был уверен, – продолжал он, – ты знаешь про нее больше, чем кто-либо. Мне известно только, что пять лет она прослужила СРС.

– СРС? Что такое СРС?

– Служебно-розыскная собака. Ее комиссовали после ранения. С тех пор она на пенсии.

Всё стало на свои место, исключая, факт, что меня пытались основательно припугнуть (по меньшей мере) или сделать предупреждение Илаю. За что припугнуть и о каком предупреждении идет речь?

***

Она открыла дверь. Не раздеваясь и не помыв руки, вошла в мою комнату, где я читал книгу, предусмотрительно развернувшись спиной к двери. «Иди сюда», – вывела меня в стеклянную галерею и повернула к свету. «Убери эту гадость с лица». Дала флакон с какой-то дурно пахнущей химической гадостью и несколько тампонов ваты. Все время оставалась необычно серьезной. Я давно обратил внимание – за меня она всегда беспокоится больше, чем за Илая. То ли любит больше, то ли доверяет меньше.

Удовлетворенная моим ответом на «ушибы есть на теле?», чуть успокоилась, обняла меня: «Знаю, ты ни в чем не виноват. Я только должна знать, что произошло».

Раз уж я оказался частью такого взрослого и важного прецедента, как война Илая с держателями шишек Кубинки, то имею полное право на собственную версию нашего с Альфой приключения. Вот оно – это не обман, а «моя версия происшедшего». Кажется, начинаю понимать, зачем в действительности мне нужна эта «маленькая хитрость». Я могу дать этому сотни безобидных названий, но суть от этого не изменится. Мне необходимо изучить, как ложь работает, как ее опухоль разъедает здоровое тело. Мне уже недостаточно обвести ее, я лгу себе, убеждая в безобидности «просто моей версии». Достаточно позволить себе маленькую уловку, а она уж позаботится о том, чтобы в следующее мгновение окутать тебя парализующей паутиной вранья.

Они слушают внимательно, не перебивая, не задавая вопросов. Мама давно приучила нас «рассказывать так, чтобы не нужно было вытягивать щипцами». Вкратце история прозвучала так.

«После школы я столкнулся с каким-то парнем моего возраста, он прицепился ко мне и полез в драку. Мы надавали друг другу тумаков, после чего прохожие разняли нас». Не считая количества участников, ножа, Альфы, прохожих и некоторых других незначительных деталей, все – абсолютная правда.

Оба угрюмо молчат. Я не хотел, чтобы Илай чувствовал себя ответственным за произошедшее, а ей причинять дополнительное беспокойство, тем более, что и без меня у нее достаточно переживаний. Я чувствовал себя героем.

– Это всё? – спокойнее, чем я