Беглец. Второй пояс (СИ) - Игнатов Михаил Павлович "Аорорн"

Рейка оживилась, сменила свою картинную позу и принялась размахивать руками, с каждым новым словом все повышая и повышая голос:

— Он в одиночку вышел против сотни отборных Мечей. Каждый из них годы провёл в тренировках, каждый был так широкоплеч, что на его броню уходило металла вдвое от обычного. Их мечи дрожали, сплетая песню, от которой у всех подгибались колени, — набрав воздуха, Рейка выкрикнула: — Но только не у него! В его руках свистело копьё, безжалостно разя орденцев, сбивая их с ног, отрубая им руки и ноги, рассекая…

Я не выдержал и перебил:

— Хватит! У меня аж уши заворачиваются от этой чуши. Не стоит твоя байка чаши сладостей. Ты бы для начала попробовала детям сказки придумывать про Рама Вилора.

Рейка насупилась на миг, словно обиделась, но едва я начал думать, не слишком ли грубо осадил её, вдруг расхохоталась:

— Ладно, уговорил, — но тут же хитро улыбнулась. — Первая моя сказка будет про Рама Вилора, который вышел против сотни врагов и остался цел.

Я покачал головой, но смолчал, лишь махнул рукой:

— Постой пока в стороне, мне нужно задать им несколько вопросов.

Рейка просияла и выпалила:

— Нужно ещё отобрать их вещи! В байках третьего брата всегда герои так делают!

Хмыкнув, предложил:

— Займёшься? И не забудь про амулеты.

Проследив за ринувшейся прочь Рейкой, перевёл взгляд на орденца под своими ногами. Ничего я не буду с ним делать. У меня тут их ещё десяток, я убил лишь одного из его подчинённых, не успев сдержать удар. Не может такого быть, что все они так же верны своему Ордену и все так же сообразительны и сильны духом.

Через двадцать вдохов кандалы, цепочка, мои Указы и артефакт оказались на другом парне.

С ним и впрямь пошло легче. Он боялся меня, с ужасом вжимаясь в мостовую, даже не подумал сжечь себе сердце или выдать мне какую-нибудь тайну, чтобы его убил Указ Ордена.

Он сразу принялся отвечать:

— Мастер Указов Ордена накладывает два вида печатей! — он торопился сказать это мне, захлёбываясь словами. — Одни, защищающие тайны нашего Ордена, убивают на месте, другие, те, что не так важны, лишь уродуют лица тьмой, чтобы каждый послушник знал — этот человек преступил клятву и должен умереть от руки Ордена.

Я даже скривился. Как это? Впервые слышу, чтобы Указы могли влиять на человека внешне. Усыпить, заставить молчать или говорить, заставить следовать Долгу или Верности, чтобы не подразумевали Древние под этими символами, многое могли сделать Указы, но нарисовать на лице печать? Печать из стихии?

Указал на своё лицо, на котором давно уже не было тьмы, спросил:

— И как? Похоже на эти ваши печати? — с нажимом добавил. — Это просто шрамы от стихийного яда Зверя, который до сих пор плещется в моих жилах.

Орденец облизнул губы, прошептал:

— Это всегда по-разному выглядит, но тьма всегда оставляет шрамы именно на лице. И… — он снова облизал губы, через силу выдавил. — Очень похожие на ваши.

Я нахмурился, уточнил:

— Если ты знаешь, как это выглядит, то уже видел таких людей?

Орденец сглотнул, признался:

— Трижды. Один послушник пытался отказаться от служения и вернуться домой. Мы проснулись от его криков, и управитель объяснил нам, что это его наказал Указ.

Он замолчал, и мне пришлось подтолкнуть его:

— И что с ним случилось?

— Мы… Когда он очнулся, то управитель приказал убить его за предательство клятвы Ордену. Мы… Мы убили его. Потом ещё послушник, он украл оружие и пытался его продать. И ещё один трус, который бежал во время сражения.

Я процедил:

— Так значит настолько похоже, что вы даже не сомневались?

Орденец несмело кивнул, покосился в сторону:

— Служитель Израм видел в своей жизни даже больше пред… — побледнев, орденец быстро поправился. — Людей с тьмой.

Я проследил его взгляд. Кто бы сомневался: глядит на того, который попытался убить себя, на своего командира. Спрашивать же его бесполезно. Я должен продолжать задавать вопросы этому, который отвечает.

Через две тысячи вдохов я наложил Сон и задумался. Да, мастер Указов Ордена имел чёрные волосы, а его стихией была тьма. И только тьма. Он не был двуталантом, как и не подходил по возрасту. Уже старик, который тем не менее оставался одним из сильнейших идущих Ордена, Предводителем Воинов и всю жизнь служил Ордену.

Можно было бы считать, что произошло недоразумение. Что увидь орденцы меня впервые сейчас, когда я надёжно запер тьму в Жемчужине и они бы прошли мимо, не посчитав меня предателем. И тогда выходило бы, что убил я их зря. Поддался желанию решить всё здесь и сейчас, устав от бегства или отыгрываясь за свой страх и унижение у выхода с Поля Битвы. Если бы не одно «Но».

У мастера Указов Ордена был ученик. Вполне зрелых лет, совсем не старик, да ещё и появляющийся в Ордене очень и очень редко.

Да, Тёмный не был мастером Указов. Его печатей я не нашёл на тюремщиках. Он не пытался наложить их и на меня. Но при всём этом орденец не смог назвать мне никого из сильных идущих в ближайших окрестных землях, кто бы ещё владел тьмой.

Если Тёмный хотел получить техники для этой своей стихии, то он мог пойти только к этому мастеру Указов Ордена. И кто знает, не пошёл ли? А может быть, это лишь мои домыслы. Тёмный был Предводителем, мог летать по всему Поясу, он вообще мог вырасти в дальних землях, о которых простой послушник Ордена Поющих Мечей даже не слышал. Ему и в голову не приходило ими интересоваться и подсчитывать число коснувшихся редких стихий.

Загадка. Которую мог бы разрешить Клатир или кто-то из глав фракций. Уж они-то наверняка бы слышали слухи о подобных стихиях.

Я же даже не понимал, каким образом этот мастер Указов создаёт такие печати, что оставляют внешние следы, да ещё и выплёскивают из себя тьму. В голову мне приходил только один способ, раз этот старик — Предводитель. Каждый раз, накладывая Указ, он ещё и вкладывает в человека часть своей стихии. Но не для того, чтобы сделать его сильней. А чтобы отравить его, когда он нарушит обещание. Тоже слабо представляю, как это сделано, как увязаны между собой Указ и вложенная стихия. Пожалуй, только Клатир ответил бы мне точно.

Но я хотя бы мог это проверить.

Склонившись над орденцем, коснулся его ладонью, отправляя в него Длань. В прошлый раз меня интересовали раны на бедре, сейчас же я сразу отправился духовным зрением в голову. И этого уже оказалось достаточно.

Невдалеке от Та-Ча-Кроу в пустоте тела висел крошечный шарик тьмы.

Дарсово отродье!

Я даже не заметил, как вырвался духовным зрением из тела орденца и отшатнулся прочь. Выдохнув, двинулся к остальным. Тьма нашлась во всех десяти орденцах. И если у Израма я тоже давно стёр Указы, то на остальных они оставались на месте.

Осторожно принялся вливать в первый из них дух, делая его своим, вчитывался в ограничения. Хотя понимал, что вряд ли такие вещи их старик Предводитель вписывал простым языком, но все же… Одно то, что он делал это со всеми тысячами послушников, говорило прямо, что он не ленив. Но ведь есть ещё и ограничения по духу. Вписать сотню символов на Древнем это совсем не то же самое, что тысячи на простом языке.

И когда не сумел понять в очередном Указе ни единого символа, сразу сообразил — это оно. То, что я искал. Тщательно перенёс все знаки в жетон, шагнул к следующему орденцу уже зная, какой Указ делать своим. А через десяток вдохов стало ясно, что знаки совпадают до единого.

Хотелось ещё много чего попробовать. Например, как-то вынудить тьму раскрыть себя, наказать предавшего Орден. Но у меня просто не было на это времени. Да и… Одно дело убить их всех в бою, другое дело мучить после.

Впрочем, дело не только в ярости схватки. Они дважды пытались убить меня. И ни один из них не Тамим. Я очертил над этим десятком большой Указ и не колеблясь произнёс про себя: Смерть.

Отвернувшись, махнул давно скучавшей в стороне Рейке, подзывая её и указывая направление: