Мечта империи - Роман Буревой

— Кого я вижу! Центурион Курций собственной персоной. И в сопровождении гостей! Да еще каких! Гладиатор Вер! Как я рад, что ты заглянул именно ко мне!

— Разве мы знакомы? — несколько опешив, спросил Вер.

— А как же! Любой римлянин знает тебя в лицо! Лучший исполнитель желаний!

Твои портреты продаются в лавке книготорговца Вария всего за два сестерция, а скульптуры вышиной в ладонь — за четыре. Я держу одну твою статуэтку в ларарии, боголюбимый Вер, исполнитель желаний.

— А мою скульптуру ты не держишь в доме? — спросил Элий, подходя.

— Конечно, сиятельный! У меня есть твой мраморный бюст работы знаменитой Марции.

— Надо же, а я думал, что Марция изваяла меня всего лишь в единственном числе, — шепнул Элий на ухо своему другу.

— Этим доблестным мужам досталось в ночной переделке, — сказал Курций, прерывая восторженные ахи и охи хозяина роскошной виллы. — Им надо отдохнуть, пока я занимаюсь их делом. Завтра заеду за ними. А сейчас меня ждут. Надеюсь, гостям у тебя понравится.

И Курций направился к своей машине. Как показалось Веру, уходя, вигил бросил на него выразительный взгляд.

— Заходите, друзья, и будьте как дома! — воскликнул сочинитель. — Я работал и как раз писал третью главу новой книги. Да будет вам известно, что я всегда пишу по ночам, отрешившись от дневной суеты. Ночью я беседую с богами. Иногда

они подсказывают мне кое-какие забавные мысли. Я только что закончил последнюю страницу и теперь полностью свободен и нахожусь в вашем распоряжении, дорогие гости. Кстати, да будет вам ведомо, что я сочиняю новый библион о Траяне Деции, отце Второго тысячелетия. Теперь, когда мы находимся на пороге Третьего, интерес к истории необыкновенно возрос. Издательства завалили меня заказами. Я был уверен, что они обратятся именно ко мне, потому что им больше не к кому обратиться! — На лице хозяина появилась слащавая улыбка. — Я так польщен.

Боголюбимый сенатор явился в дом простого сочинителя! О, как я тронут! Тит Макрин, неужели ты удостоен такой чести? Так что же, сиятельный, ты стоишь подле окна? Пожалуй в дом со своим благородным другом!

Элий, не терпевший лести, едва сдерживался, чтобы не сказать в ответ что-нибудь резкое.

А кошка тем временем уселась на ограде, лизнула лапку и мяукнула:

— Какие глупые люди!

И принялась таять в воздухе. Вскоре над оградой остался лишь ее платиновый абрис, да и тот вскоре исчез.

Макрин сам распахнул двери в дом, оттолкнув заспанных слуг, ухватил Элия под руку и ввел в атрий.

— Не желает ли сиятельный принять ванну с дороги? — ни на мгновение не умолкал сочинитель. — И что сиятельный думает о моей последней книге? И как ему нравится сочинение этой бездари Фабии? Ужасно, что такие вещи печатают, да еще таким тиражом! Ее библионы примитивны.

— А мне нравятся ее сочинения, — сказал Элий, чтобы хоть как-нибудь досадить Макрину. — Они чувственны, но лишены пошлости. И в них есть некоторое изящество.

Макрин взглянул на Элия как на заклятого врага, но тут же вновь приклеил к губам льстивую улыбку и заговорил о другом:

— Скажу по секрету, у меня замечательная ванная комната! У самого императора нет такой роскошной ванной. Краны исключительно серебряные, лучшие трубы из пластмассы. Вы слышали, надеюсь, что стальные трубы признаны вредными вслед за свинцовыми? У меня есть версия, что деградация Великого Рима на грани Первого тысячелетия произошла именно из-за свинцовых труб водопровода. Ибо свинец дурно влияет на организма человека, и на умственные способности в особенности. Об этом писал еще Витрувий.

Из атрия они прошли в раздевалку домашних бань. На скамьях разбросана женская одежда, но Макрин сделал вид, что не заметил ее, и провел гостей во фригидарий[37]. В бассейне с прохладной водой купались две юные красавицы. И еще одна, также совершенно нагая, вытирала волосы льняной простыней. Две красотки, что были в воде, подняв тучу брызг, выскочили наружу и, похватав халаты из махрового хлопка, кинулись вон. Третья же купальщица осталась совершенно невозмутимой. Она даже не потрудилась накинуть на свои роскошные плечи простынь, а продолжала тщательно высушивать вьющиеся золотистые пряди.

Данная сцена нисколько не смутила Макрина. Он самодовольно хмыкнул и сообщил:

— Аррия, моя обожаемая дочурка. А это мои гости — сенатор Элий и знаменитый гладиатор Вер.

— О, какая честь, — с улыбкой отвечала Аррия. — Сенатор-и гладиатор. Или почти что два гладиатора.

— Это она так шутит, — хихикнул Макрин.

— В таком случае ее тело гораздо прекраснее ее шуток, — заметил Вер.

Аррия наконец смутилась. Она взмахнула белым льняным полотнищем и целомудренно закуталась с головы до ног.

— Твои гости отвратительны, — сообщила она отцу и гордо удалилась.

Элий заметил, что Вер проводил ее взглядом до самых дверей.

— Юная кошечка тебе понравилась? Только не говори, что твой гладиаторский меч остался совершенно неподвижен.

— Так же, как и твой, — огрызнулся Вер.

— Ошибаешься. После сегодняшней ночи меня бы не могла возбудить даже сама Елена Прекрасная.

Пизон поднимался рано. Быть может, он поднимался первым во всем городе Риме. И потому никто не обратил внимания, как дверь роскошного особняка отворилась, и на улицу, погруженную в предрассветную дрему, выбрался человек в грубом плаще простолюдина. Человек шагал твердо, не боялся, что за ним могут следить. Впрочем, в этот час за человеком в темном плаще никто и не следил. Он беспрепятственно миновал четыре квартала и нырнул в темный, заросший плющом двор. Открытая каменная лестница вела на третий этаж. Деревянные перила сгнили и держались только благодаря плющу, который теперь являлся ловчей сетью для разваливающихся перил. Пизон отпер почерневшую дверь с крошечным решетчатым оконцем и вошел.

Квартирка, в которой он оказался, состояла из двух каморок, заваленных всяким хламом. На кровати, укрывшись драной простыней, спал молодой человек с черными вьющимися волосами. Даже сейчас лицо его не выглядело безмятежным или спокойным. Лукаво изогнутые губы ухмылялись, будто во сне он потешался над целым миром.

Пизон откинул капюшон своего плаща и довольно бесцеремонно пихнул спящего в бок. Юноша проснулся и тут же выхватил из-под подушки обоюдоострый нож, предназначенный отнюдь не для резки хлеба. Гость предусмотрительно отскочил от ложа.

— А, это ты, папаня, — ухмыльнулся молодой человек и сунул нож обратно под подушку. — Тебе не спится, как всегда.

— Удалось достать его, Бенит? — Пизон уселся на колченогий стул, который подозрительно заскрипел под его тяжестью.

— Разумеется.

Молодой человек спустил с кровати ноги. Он сидел, покачивая ногами и шевеля пальцами. Пальцы У него на ногах были необыкновенно гибкие и шевелились гораздо проворнее, чем у других пальцы рук.

— Так давай его сюда, — потребовал Пизон.

— А ты знаешь, я играл на органе, особенно хорошо — ногами. И мне за это платили неплохо, — сказал Бенит, глядя куда-то в пустоту.

Пальцы на его ногах двигались так, будто нажимали на клавиши.

— Ты достал резец?..

— Мне хорошо платили, когда я играл на органе… — пальцы вытворяли что-то невероятное.

Пизон вытащил из-под плаща увесистый мешочек и швырнул его на колени Бениту.

— Вот плата. Как уговорено.

— Неужели у нас был какой-то уговор, папаша?

— Был, — Пизон посмотрел на Бенита почти с ненавистью.

— Ах да, я тоже что-то припоминаю. Но я передумал. Запросил слишком мало.

Хочу больше. Совсем капельку. Чуть-чуть. Хочу, чтобы ты меня усыновил. Мне не нравится мое имя. К тому же именно ты обрюхатил мою мамушку, когда ей исполнилось четырнадцать. А потом удрал, и ей пришлось выйти замуж за маляра-пьянчужку. Его всегда рвало, когда он напивался. Б-р-р… Когда я затирал за старым уродом лужицы рвоты, я мечтал сделаться богатым сыном банкира. Усынови меня, папаша! И ты не прогадаешь. Во-первых, у тебя нет других детей. Вернее, других ты не стал разыскивать. А того ублюдка, что родила Марция, ты совершенно правильно придушил.

— Он родился мертвым, — сиплым голосом сообщил Пизон. — И в этом виновата эта шлюха. И этот подонок Элий, продавший ей клеймо.

— Да ладно, папашка, со мной-то не нужно хитрить. Ты его придушил и правильно сделал. Одобряю. А во-вторых, я прославлю твое имя. Так прославлю, как тебе и не снилось. Я стану императором.

— Что? — Пизон даже приподнялся, глядя на Бенита, открыл было рот, но, так ничего и не сказав, плюхнулся обратно на стул.

— Я тебя удивил? Неужели ты не видишь, что род Дециев выродился. Его нужно срочно заменить, пока они не превратили Империю в грязную свинарню. И их заменю я. Гай Бенит Пизон. Я поведу Империю к новым победам, и вскоре Риму будет принадлежать весь мир! Ну как, я хорошую речь произнес?