Путник: легенда о забывчивом попаданце - Даровский Жан

Прямо напротив меня замер один из Умеющих-гвардейцев, его выпученные от непонимания происходящего глаза были покрыты плотным слоем сверкающей пыли. Я с трудом повернул голову, чтобы взглянуть в лицо новы — с ее глазами случилось то же самое. Сам я пока видел — полный порядок. Везение? Или что? Я отыскал глазами Ольвиона, которому весь этот тот летучий порошок принадлежал.

Я не ошибся. Ольвион не спеша пошел, вернее поплыл в мою сторону, перетекая в клубах сверкающей дымки. Я потянул наверх руку с оружием, но движение получилось вымученным, воздух вокруг уплотнился до состояния мягкого масла.

— Не нужно лишних движений, — голос Ольвиона прозвучал в моей голове, при этом Управитель даже рта не раскрывал. — Наконец-то мы встретились лицом к лицу, — он остановился напротив меня, и я обнаружил, что его лицо, шея и руки искрят все тем же блестящим напылением. — Ты ведь явился в Совет за мной, так зачем сбежал? Хотя, я, честно говоря, ожидал большего. Неужели послать было больше некого? Или ты сам напросился на эту миссию?

…Мое настроение сложно было назвать веселым, но в тот момент меня чуть смех не пробрал. Истерический. У этого Ольвиона, что, мозгов совсем нет? Он уже второй раз принимает меня за кого-то другого. И если в первый раз меня объявили шпионом Дрейка (ладно, теперь я даже такому статусу вроде как соответствовал), то теперь я даже предполагать боялся, чьим пособником-наемником-шпионом-соратником, одним словом миссионером меня посчитали.

— Какую миссию? — медленно шевеля губами, решил докопаться до истины я. — Я попал сюда случайно не по своей воле.

— Да ну? — Ольвион вопросительно склонил голову. — Ты пытаешься меня обмануть? — стеклянные нечеловеческие глаза с черными провалами зрачков уставились на меня изучающе. — Не помнишь, зачем явился сюда?

— Все я помню. Меня забросили в ваш мир ради эксперимента, — заявил я начистоту. — Я не собирался ни за кем гоняться, но потом, посмотрев на то, что творится в Дурнодомье, понял, что просто обязан с тобой разобраться.

— Значит — это судьба, — рот Ольвиона перекосило в оскале-улыбке, щеки стали растягиваться, делая Управителя похожим на улыбающегося гремлина. — Даже забыв о своей миссии, ты продолжил искать меня. Я был не слишком внимателен и не сразу узнал тебя: тогда, в катакомбах Совета перепутал в суматохе с одной из дрейковых шавок, да и сбежал ты слишком быстро — еще и артефакт мой с собой умыкнул. Хитро. Не думаю, что ты знаешь, что с ним делать, наверняка решил выманить меня с его помощью…

— Допустим, — кивнул я с суровой утвердительностью, совершенно не представляя, в чью роль мне придется вживаться теперь. Эх, как же хреново не дружить с собственной памятью.

— Тебе это удалось, хотя, повторюсь, в судьбу я верю больше, чем в твою прозорливость. Но это не важно. Тебе никогда не одолеть меня. На что ты рассчитывал? Скажи?

— На удачу, — ответил я первое, что в голову пришло. Я даже не соврал, в наступившей ситуации удача была бы очень кстати.

— Удачу, — с усмешкой повторил за мной Управитель, — призрачная надежда всех обреченных…

Я судорожно соображал, как бы растянуть этот диалог, а заодно и пояснее понять, что за фокусы со всеобщим замиранием проводит Ольвион. Решив действовать на заявленную ранее удачу, я решил разболтать странного противника, надеясь, что он сам поведает мне о себе.

— Думаешь, сможешь долго удерживать меня своей пыльцой, Ольвион? — спросил я задиристым голосом.

Я ждал, что оскорбленный Управитель сболтнет мне что-нибудь о суперсвойствах своей чудо-присыпки, но он неожиданно отреагировал не на вопрос, а на собственное имя.

— Мерзкая кличка. К чему притворство: ты ведь знаешь, что шкура Ольвиона — лишь маскировка, а они, — лжеУправитель окинул взглядом «зависших» псов и Гидру, — сейчас ничего не услышат, не увидят и не вспомнят, когда отойдут.

— Может, тогда покажешь личико, Гюльчатай? — спросил я, понимая, что подобный замшелый юмор в данной ситуации совсем неуместен.

— Что ж, пожалуй, стоит. Мы уже забыли, как ощущается мир без протухшей маскировочной шкуры.

Преобразившись, Ольвион стал называть себя «мы», во множественном числе. Резким движением его пальцы цепко схватились за кожу на щеке и рывком стянули ее на сторону, словно кусок ткани. Под лицом Управителя оказалось еще одно, странное и уродливое, похожее на физиономию классического пришельца-гуманоида — с огромными глазами, безгубым ртом и полным отсутствием носа. Кожу его плотно покрывала заполонившая все блестящая пыль.

— Ну как? Нравится? — голова существа взметнулась над плечами на длинной, как у динозавра, шее с отчетливо проступающими позвонками, — Любуйся, пока еще жив, осознавай свою безнадежность.

— Ты и есть Муза, или моя информация относительно твоей личности неверна?

— Нет, все верно. В некоторых мирах нас зовут именно так. Так что можешь начинать трепетать.

— В моем мире Музами никого не запугаешь, — постарался улыбнуться я, но лицо почти не слушалось, застыв, как маска.

— Зря хорохоришься. Ты все еще наивно надеешься одолеть нас? Приглядись, наша броня — бриллианты. Ее прочнее нет, поэтому победить нас невозможно — и пытаться глупо.

— Со всеми можно справиться, если знать — как, — я прищурился от ослепительного блеска драгоценной защиты невероятного существа.

— С этой надеждой ты похитил Камень Пути? Глупый шаг. Ты что, думал, он как-то поможет тебе? Наивное заблуждение. Механики создали великий Артефакт для управления дорогами и некоторыми из своих машин, но никак не для борьбы.

— Но тебе-то этот камешек нужен?

— Нужен, — стеклянные глаза жуткого собеседника блеснули алыми искрами, а голос зазвучал тихо и злобно. — Ты, что же, думал шантажировать меня? Меняться хотел? Так я тебе устрою мену…

Последняя фраза прозвучала угрожающе, и я напрягся, готовясь к плохому.

— Мы знаем, что камень нельзя отнять силой, ты должен отдать его сам…, - из смятых складок кожи Ольвиона вытянулась многосуставчатая рука, костлявая и бесконечно длинная. Она потянулась к оцепеневшей Азии и ухватила нову за горло. — Так отдай же его, или крылатая девчонка умрет.

Я сжал зубы, понимая, что выбора у меня особого нет. Хотя, ладно, к чему вообще мне был этот камень? Лично мне от него особого прока не было, хотя, все это отговорки — за безделушкой так не охотятся. Но жизнь Азии бесспорно важнее любого артефакта, даже если он Артефакт с большой буквы.

— Оставь ее и «разбуди», — я медленно сунул руку запазуху. — Какие у меня гарантии?

— Наше слово…

Да уж, слово неведомой тварюжки — просто отличные гарантии, поэтому отдать Ольвиону и его «жильцу» Артефакт я не торопился.

— Ему можно верить?

— У тебя нет такой роскоши, как сомнение, — по-змеиному зашипела Муза. — Отдавай. И мы оставим вас в живых, пока что…

— Ладно, — я отошел на несколько шагов и положил камень на землю. — Отпусти ее.

Костлявые пальцы разжались. По телу Управителя прошли волны белых вспышек.

Убедившись, что Азия свободна, я двинулся к ней, пристально наблюдая за Музой, которая, как змея из кувшина, выбралась из тела Ольвиона и потянула тонкие руки к Артефакту, сиротливо лежащему на сиреневом ягеле.

— Уходим отсюда, скорее! — я потянул Азию за запястье, радуясь, что она зашевелилась и пришла в себя.

— А ну, постой-ка, — раздалось за спиной. — Мы были слишком милостивы с тобой и твоей подружкой. Мы даровали вам свободу и жизнь. Это слишком дорогая цена за старый камень.

К нам потянулись костлявые руки. Они казались бесконечно длинными и гибкими. Я пытался рубить их, Азия тоже, но все было тщетно. Через несколько секунд безрезультатной возни, мы уже болтались в воздухе, обвитые тощими конечностями чудовища.

— Сволочь, а еще слово давал, — злобно выругался я.

— Слово Музы, как брильянт — у него много граней. А слово есть слово — мы не будем вас убивать — пусть лес это сделает!

Глава 13. Невозвращение

Мы болтались в воздухе, а чудище, словно брильянтовый спрут, размахивало щупальцами, готовясь швырнуть нас с Азией за обочину.

Выбраться из захвата Музы реальным не представлялось? Я лихорадочно соображал, пытаясь уложиться в те жалкие секунды, что остались до отправки «за борт».

Меч бесполезен — бриллиантовая броня врага практически совершенна, и от каждого удара лишь издевательски искрит. Пробить ее шансов нет, да что там пробить — даже поцарапать! Вот ведь дрянная тварюга, а еще Муза называется. Да уж, знали бы древние греки, как говорится…

Я взглянул на Азию — нове тоже приходилось несладко. На ее решительном обычно лице проступили ноты отчаяния. Еще бы, наша первая встреча с Азией чудом не закончилась ее невозвращением. Сам я такой радости не испытывал, но не сомневался, тот, кто одной ногой шагал за обочину, никогда не забудет об этом.