Стихотворения о любви - Эдуард Асадов

1963

Кто знает: где концы и где начала?И по каким путям еще пройду?Вот пожил в мире, кажется, немало,Но до сих пор еще чего-то жду…8 января 2000 года Красновидово

Родине

(Лирический монолог)

Как жаль мне, что гордые наши слова«Держава», «Родина» и «Отчизна»Порою затерты, звенят едваВ простом словаре повседневной жизни.Я этой болтливостью не грешил.Шагая по жизни путем солдата,Я просто с рожденья тебя любилЗастенчиво, тихо и очень свято.Какой ты была для меня всегда?Наверное, в разное время разной.Да, именно разною, как когда,Но вечно моей и всегда прекрасной!В каких-нибудь пять босоногих летМир — это улочка, мяч футбольный,Сабля, да синий змей треугольный,Да голубь, вспарывающий рассвет.И если б тогда у меня примерноСпросили: какой представляю яРодину? Я бы сказал, наверно:— Она такая, как мама моя!А после я видел тебя иною,В свисте метельных уральских дней,Тоненькой, строгой, с большой косою —Первой учительницей моей.Жизнь открывалась почти как в сказке,Где с каждой минутой иная ширь,Когда я шел за твоей указкойВсе выше и дальше в громадный мир!Случись, рассержу я тебя порою —Ты, пожурив, улыбнешься вдругИ скажешь, мой чуб потрепав рукою:— Ну ладно. Давай выправляйся, друг!А помнишь встречу в краю таежном,Когда, заблудившись, почти без сил,Я сел на старый сухой валежникИ обреченно глаза прикрыл?Сочувственно кедры вокруг шумели,Стрекозы судачили с мошкарой:— Отстал от ребячьей грибной артели…Жалко… Совсем еще молодой!И тут, будто с суриковской картины,Светясь от собственной красоты,Шагнула ты, чуть отведя кусты,С корзинкою, алою от малины.Взглянула и все уже поняла:— Ты городской?.. Ну дак что ж, бывает…У нас и свои-то, глядишь, плутают.Пойдем-ка! — и руку мне подала.И, сев на разъезде в гремящий поезд,Хмельной от хлеба и молока,Я долго видел издалекаТебя, стоящей в заре по пояс…Кто ты, пришедшая мне помочь?Мне и теперь разобраться сложно:Была ты и впрямь лесникова дочьИли «хозяйка» лесов таежных?А впрочем, в каком бы я ни был краюИ как бы ни жил и сейчас, и прежде,Я всюду, я сразу тебя узнаю —Голос твой, руки, улыбку твою,В какой ни явилась бы ты одежде!Помню тебя и совсем иной.В дымное время, в лихие грозы,Когда завыли над головойЧужие черные бомбовозы!О, как же был горестен и суровТвой образ, высоким гневом объятый,Когда ты смотрела на нас с плакатовС винтовкой и флагом в дыму боев!И, встав против самого злого зла,Я шел, ощущая двойную силу:Отвагу, которую ты дала,И веру, которую ты вселила.А помнишь, как встретились мы с тобой,Солдатской матерью, чуть усталой,Холодным вечером подо Мгой,Где в поле солому ты скирдовала.Смуглая, в желтой сухой пыли,Ты, распрямившись, на миг застыла,Затем поклонилась до самой землиИ тихо наш поезд перекрестила…О, сколько же, сколько ты мне потомВстречалась в селах и городищах —Вдовой, угощавшей ржаным ломтем,Крестьянкой, застывшей над пепелищем…Я голос твой слышал средь всех тревог,В затишье и в самом разгаре боя.И что бы я вынес? И что бы смог?Когда бы не ты за моей спиною!А в час, когда, вскинут столбом огня,Упал я на грани весны и лета,Ты сразу пришла. Ты нашла меня.Даже в бреду я почуял это…И тут, у гибели на краю,Ты тихо шинелью меня укрылаИ на колени к себе положилаГолову раненую мою.Давно это было или вчера?Как звали тебя: Антонида? Алла?Имени нету. Оно пропало.Помню лишь — плакала медсестра.Сидела, плакала и бинтовала…Но слезы не слабость. Когда грозаЛетит над землей в орудийном гуле.Отчизна, любая твоя слезаВрагу отольется штыком и пулей!Но вот свершилось! Пропели горны!И вновь сверкнула голубизна,И улыбнулась ты в мир просторный,А возле ног твоих птицей чернойЛежала замершая война!Так и стояла ты: в гуле маршей,В цветах после бед и дорог крутых,Под взглядом всех наций рукоплескавших —Мать двадцати миллионов павшихВ объятьях двухсот миллионов живых!Мчатся года, как стремнина быстрая…Родина! Трепетный гром соловья!Росистая, солнечная, смолистая,От вьюг и берез белоснежно чистая,Счастье мое и любовь моя!Ступив мальчуганом на твой порог,Я верил, искал, наступал, сражался.Прости, если сделал не все, что мог,Прости, если в чем-нибудь ошибался!Возможно, что, вечно душой горяИ никогда не живя бесстрастно,Кого-то когда-то обидел зря, —А где-то кого-то простил напрасно.Но пред тобой никогда, нигде, —И это, поверь, не пустая фраза! —Ни в споре, ни в радости, ни в бедеНе погрешил, не схитрил ни разу!Пусть редко стихи о тебе пишуИ не трублю о тебе в газете —Я каждым дыханьем тебе служуИ каждой строкою тебе служу,Иначе зачем бы и жил на свете!И если ты спросишь меня сердечно,Взглянув на прожитые года:— Был ты несчастлив? — отвечу: — Да!— Знал ли ты счастье? — скажу: — Конечно!А коли спросишь меня сурово:— Ответь мне: а беды, что ты сносил,Ради меня пережил бы снова?— Да! — я скажу тебе. — Пережил!— Да! — я отвечу. — Ведь если взятьРади тебя даже злей напасти,Без тени рисовки могу сказать:Это одно уже будет счастьем!Когда же ты скажешь мне в третий раз:— Ответь без всякого колебанья:Какую просьбу или желаньеХотел бы ты высказать в смертный час?И я отвечу: — В грядущей мглеСкажи поколеньям иного века:Пусть никогда человек в человекаНи разу не выстрелит на земле!Прошу: словно в пору мальчишьих лет,Коснись меня доброй своей рукою.Нет, нет, я не плачу… Ну что ты, нет…Просто я счастлив, что я с тобою…Еще передай, разговор итожа,Тем, кто потом в эту жизнь придут,Пусть так они тебя берегут,Как я. Даже лучше, чем я, быть может.Пускай, по-своему жизнь кроя,Верят тебе они непреложно.И вот последняя просьба моя:Пускай они любят тебя, как я,А больше любить уже невозможно!

Если любовь уходит!

Если любовь уходит, какое найти решенье?Можно прибегнуть к доводам, спорить и убеждать,Можно пойти на просьбы и даже на униженья,Можно грозить расплатой, пробуя запугать.Можно вспомнить былое, каждую светлуюмалость,И, с дрожью твердя, как горько в разлукепройдут года,Поколебать на время, может быть, вызвать жалостьИ удержать на время. На время — не навсегда.А можно, страха и боли даже не выдав взглядом,Сказать: — Я люблю. Подумай. Радостине ломай. —И если ответит отказом, не дрогнув, принятькак надо,Окна и двери — настежь: — Я не держу. Прощай!Конечно, ужасно трудно, мучась, держатьсятвердо.И все-таки, чтобы себя же не презирать потом,Если любовь уходит — хоть вой, но останьсягордым.Живи и будь человеком, а не ползи ужом!

«Свободная любовь»

Слова и улыбки ее, как птицы,Привыкли, чирикая беззаботно,При встречах кокетничать и кружиться,Незримо на плечи парней садитьсяИ сколько, и где, и когда угодно!Нарядно, но с вызовом разодета.А ласки раздаривать не считаяЕй проще, чем, скажем, сложить газету,Вынуть из сумочки сигаретуИль хлопнуть коктейль коньяка с токаем.Мораль только злит ее: — Души куцые!Пещерные люди! Сказать смешно.Даешь сексуальную революцию,А ханжество — к дьяволу за окно!Ох, диво вы дивное, чудо вы чудное!Ужель вам и впрямь не понять вовек,Что «секс-революция» ваша шумнаяКак раз ведь и есть тот «пещерный век».Когда, ни души, ни ума не трогая,В подкорке и импульсах тех людейЦарила одна только зоологияНа уровне кошек или моржей.Но человечество вырастало,Ведь те, кто мечтают, всегда правы.И вот большинству уже стало малоТого, что довольно таким, как вы.И люди узнали, согреты новью,Какой бы инстинкт ни взыграл в крови,О том, что один поцелуй с любовьюДороже, чем тысяча без любви!И вы поспешили-то, в общем, зряШуметь про «сверхновые отношения».Всегда на земле при всех поколенияхБыли и лужицы и моря.Были везде и когда угодноИ глупые куры и соловьи.Кошачья вон страсть и теперь «свободна»,Но есть в ней хоть что-нибудь от любви?!Кто вас оциничивал — я не знаю.И все же я трону одну струну:Неужто вам нравится, дорогая,Вот так, по-копеечному порхая,Быть вроде закуски порой к вину?С чего вы так — с глупости или холода?На вечер игрушка, живой «сюрприз»,Ведь спрос на вас, только пока вы молоды,А дальше, поверьте, как с горки вниз!Конечно, смешно только вас винить.Но кто и на что вас принудить может?Ведь в том, что позволить иль запретить,Последнее слово за вами все же.Любовь не минутный хмельной угар.Эх, если бы вам да всерьез влюбиться!Ведь это такой высочайший дар,Такой красоты и огней пожар,Какой пошляку и во сне не снится.Рванитесь же с гневом от всякой мрази,Твердя себе с верою вновь и вновь,Что только одна, но зато любовьДороже, чем тысяча жалких связей!

1978