Парадоксы гениев - Михаил Семенович Казиник

Девочка восприняла эту сцену как то, что папа убивает маму. Девочка закричала, у нее началась рвота, поднялась температура. Родители вскочили, взяли ее на руки, стали утешать, ласкать, нежить и сказали, что папа делал маме массаж.

…Прошли годы, и когда она сама попала в ситуацию первого эротически-сексуального всплеска, то повторила реакцию себя пятилетней. Понимаете, поэтому я очень настаиваю, чтобы именно с детства было художественное, музыкальное, творческое воспитание. Именно поэтому я очень настаиваю на раннем Моцарте, на раннем Вивальди, на раннем барокко, на ранней риторике.

А у вас в детстве были такие воспоминания, которые вас шокировали?

Когда я был маленький, тетя впервые завела меня в церковь. Она говорит: «Идем, покланяемся Боженьке».

Мы заходим, и первое, что я вижу, это висящий на доске дядька, у которого от гвоздей на руках и на ногах раны. А я был очень чутким творческим ребенком, и мне стало жутко плохо. Спрашиваю у тети: «А за что его так?» А тетенька: «А это Иуда его предал».

Потом через некоторое время я стал читать, кто же такой Иуда и почему он предал. И узнал вдруг удивительную вещь. Я спросил у тети: «А зачем Христос приходил на землю?» Она отвечает: «Чтобы умереть и пожертвовать собой во имя человечества».

Я говорю: «Подождите, тогда почему же Иуда его предал, если он за этим и пришел на Землю?»

Во всех нормальных языках Иуда не «предал», а «передал». И он «передатель», а не «предатель».

Да, у меня к религиозной концепции бога очень много вопросов. Особенно в той части, где бог нам представляется жутким, карающим парнем, который только и ждет наших грехов.

Еще один момент. Когда мы говорим: «Бог в небе, и он все видит», мы уже с детства говорим ребенку: «Ты раб Божий, и он за тобой следит».

Все, считайте, что вы ребенка уже погубили, он никогда не будет ни большим ученым, ни мыслителем, ни юмористом, ни человеком с легким мышлением, потому что за ним все время следят, и он это узнал в детстве. Вот с этим ощущением жить нельзя, потому что Бог становится надсмотрщиком.

Как такое можно говорить детям? Еще и в школах? Это же воспитание паранойи. А потом такой человек вырастает, и он привык перекладывать ответственность на других, потому что он понимает, что сам ничего не решает. Где пенсии? А пенсии кто-то украл. Где дороги? А асфальт сломали какие-то плохие люди.

Я знаю, что вы иногда детей спрашиваете на своих концертах: «Где Бог?»

Да, спрашиваю. Они говорят: «В небе». А небо где? А небо — оно в нас. Мы на 90 процентов наполнены небом, мы только подошвами прикованы к земле. Наши подошвы — это всего лишь маленькие магнитики величиной с 35–39-й размер обуви. Мы сами и есть небожители.

Мы всегда знали про Бога. Мы его называли совестью, душой, гармонией, красотой. Вот наш Бог, и он внутри нас. Никто за нами не следит. Мы сами следим за собой.

Меня поразило ваше выступление в Совете Федерации, потому что я вдруг поняла, что никогда не видела той глубины в классических школьных произведениях…

Сейчас массмедиа и школы делают все, чтобы уничтожить вечную идею искусства. Мы привыкли, что «Сказка о рыбаке и рыбке» — это сказка о жадной старухе. Нет, жадная старуха — это 17-й план, это роль-эпизод.

Когда я выступал в Совете Федерации, я говорил, что по-настоящему это сказка, во-первых, о любви старика. Помните, как она начинается: «Жил старик со своей старухой».

И во-вторых — это то, чего я не говорил в Совете Федерации, — это сказка о свободе. Когда рыбка говорит: «Дорогой за себя дам выкуп», помните, что говорит старик? Он отвечает: «Ничего мне от тебя, рыбка, не надо, ступай себе в синее море и гуляй…» Это же пушкинская формула свободы, понимаете. Пушкин говорит языком старика, свобода не требует никакого выкупа. Свобода — это дар. Если она не дар, она не свобода.

Когда мы не понимаем тайны текстов, то знания превращаются в антизнания.

Ой, а расскажите еще! О Достоевском, например…

Достоевский, как всякий пророк, предупреждал нас. Кто такой замечательный и чудеснейший Родион Романович Раскольников?

Он коммунист-фашист. Чтобы это понять, нужно просто ответить на два вопроса. Первый: «Кто такой коммунист?» Это тот, кто хочет отобрать деньги у богатых, а награбленное раздать всем. «А кто такой фашист?» Это тот, кто имеет право на убийство и преступление через кровь, потому что он сверхчеловек.

Все это и есть про Раскольникова. Смотрите, как Достоевский готовит человечество, чтобы оно сумело распознать заранее и коммуниста, и фашиста.

Публицист Александр Невзоров, который называет себя «профессиональным мерзавцем», как-то рекомендовал ТОП-100 книг. И там не было ни одной художественной книги. Он сказал, что искусство никак не меняет людей. Не делает их ни хуже, ни лучше. Как все-таки работает искусство? Если оно работает, почему так медленно?

На мой взгляд, Невзоров — гениальный робот. Невзоров обладает колоссальной риторикой, и это тот случай, когда риторика оторвана от нравственности. Я его с большим удовольствием порой слушаю, и мне нравятся его риторические ходы, обороты и системы доказательности. Но там нет ни любви, ни нравственности, ни тепла.

Ну а еще смотрите, кто ближайший друг Невзорова? Сергей Шнуров. А еще он дружит с министром культуры Владимиром Мединским. Как он может с ними обоими дружить, если отрицает культуру?

Хм, никогда не думала в таком ключе. Кстати, а как вы относитесь к рэп-батлам?

Я смотрел батл Оксимирона и Гнойного. Мне нравится, что Оксимирон вносит в рэп-батлы элемент интеллигентности. Батлы хороши тем, что они учат молодежь ругать друг друга, не прикасаясь друг к другу. Без поножовщины, без драки. Батлы — это какая-никакая, но риторика.

А почему Оксимирон проиграл Славе КПСС?

Когда Оксимирон прочитал стихотворение Гумилева, он тут же проиграл Славе КПСС. Уровень молодежи, как бы то ни было, очень