Поцелуй аспида (СИ) - Рокко Джулия

«Сладко… Сладко… Сладко…»

— Держите крепче. Может так мой жертвенный принц научится наконец-то не вздрагивать.

Молодой, беззаботно звонкий голос наполнил арочные своды просторной светлой комнаты. Такой белой, что стены её блестели глянцем, неприятно бьющим по глазам. В этой жестокой белизне пронзительно алый потолок смотрелся как обагренный кровью грешников купол. С него низко свисала черная позолоченная люстра примечательно искусной ковки. В её держателях горели красные магические свечи, а все основные элементы декора имели форму оскаленных клыками черепов. У некоторых из пасти торчали то крошечные ножки, то ажурные стрекозиные крылья. Казалось, что каждый имевший неосторожность обратить на люстру своё внимание станет невольным свидетелем этого отвратительного пира каннибалов.

Едва я удивилась поразительной детальности своего нового сновидения, как моё внимание переместилось на стоящую в этой же комнате кровать. Огромную, должно быть, человек на десять, и такую же отталкивающую, как и единственный здесь источник света. Ложе стояло, небрежно застеленное матово-черными простынями. Вмятины на подушках намекали на то, что ещё совсем недавно кто-то на них лежал. Массивное резное оголовье венчала стилизованная корона, от которой, словно фата тяжелыми складками до самого пола, спадали фалды декоративного балдахина. Но внимание притягивало не это. На высокой спинке изголовья в качестве украшения имелась резьба. Связанный и распятый пленник, с обнаженного тела которого из многочисленных длинных порезов крупными каплями сочилась кровь. Некоторые капли, срываясь, падали на застывший в боевой готовности крупный фаллос, а склонившаяся над ним по-царски разодетая женщина с наслаждением слизывала эту кровь раздвоенным языком.

— Ну вот, — кто-то жалостливо протянул за моей спиной, и я обернулась.

— Ты снова вздрогнул, мой ядовитый. И совсем-совсем-совсем… — раздался притворный вздох — не хочешь меня. В чем дело? Раньше ты никогда меня не разочаровывал. Разве будет несправедливо, если сначала я возьму немного твоей крови, прежде чем ты возьмешь немного моей?

Высокая молодая женщина стояла перед тремя мужчинами и с укором обращалась к одному из них. Он находился в центре и был так же обнажен, как и мученик на резном изголовье. От природы смуглая кожа почти посинела и легкая тень судорог едва различимо для глаза пробегала по ней. В небольших темных сосках тускло блестели колечки пирсинга. На одном из них виднелись следы засохшей крови, да и сама плоть вокруг выглядела воспалённой.

По сторонам от него, несмотря на то, что и сам мужчина выглядел как атлет, и мог похвастаться могучим телосложением, возвышались два нага. Они стояли по стойке смирно, совершенно неподвижные, обвив своими очень длинными черными хвостами и руки, и ноги пленника. Это положение явно имитировало распятие, но только вместо иксообразного креста в качестве опор использовались живые создания.

Оттягивая неизбежное, я долго разглядывала мягкое сияние ромбовидной чешуи. У одного нага она отливала радужным серебром, у другого зеленоватым золотом. Я внимательно обежала взглядом каждый рельеф напряженных от частичной трансформации мышц, зависнув на том месте, где мощный ствол змеиного тела плавно переходил в человеческий торс. Я была готова сделать что угодно, лишь бы не всматриваться в их лица. Ведь уже в самое первое мгновение, когда взгляд ещё лишь только скользнул по застывшей в гротескной композиции чистейшего страдания троице, я точно знала, кто стоит передо мной.

Казалось, в Аспидах не осталось ничего живого. Они как статуи замерли на холодной поверхности безупречно белого пола. Из них словно вынули мятущиеся пламенные души, оставив лишь пустоту и мёртвое безразличие. Они механически и без колебаний подчинялись малейшему приказу своей Высокой Госпожи. А в самом центре, меж ними, с головой, обернутой шёлковым черным мешком, из последних сил пытался не повиснуть на живых путах Хэм.

Я знала это наверняка. Чувствовала, наконец осознав, чьи пронзающие пространство боль и отчаяние слышала тогда на перепутье.

Меж тем, королева отошла немного в сторону к небольшому овальному столику, где на светлом бархате лежала целая коллекция украшенных драгоценными камнями пыточных инструментов. Постукивая изящным пальчиком по пухлым, брусничного цвета губам, она с лукавой улыбкой рассматривала свои, без сомнения страстно любимые, игрушки.

— Так-так, интересно, кто же в этот раз полакомится сладкой плотью непослушного Рыцаря Боли? — вопрошала она инструменты, и я видела как аура чистейшего зла, окружающая их, становится всё плотнее, всё прожорливей. В какой-то момент свет словно преломился на полированной грани рукояти одного изогнутого, точно коготь, ножа, как-то по-особому. Будто подмигнул красавице.

Умбрия, бесспорно, была самой восхитительной, с точки зрения внешнего совершенства, женщиной, которую мне только доводилось когда-либо видеть или встречать. Высокая, безупречно сложенная, с гладкой, точно сливочной, кожей, на фоне которой густые фиолетово-черные волосы смотрелись неожиданно ярко, почти вызывающе. Её профиль с женственным подбородком, мягкой линией челюсти, чувственным изгибом выразительного рта и аккуратного прямого носика имел явственно угадываемый налёт наивного, даже какого-то детского очарования.

Все ещё принимая решение, на чем же остановить свой выбор, она медленно повернула голову и посмотрела на меня в упор. Я замерла, как это ни банально, точно кролик перед удавом. Темные, традиционно для Высших, многоцветные радужки переливались рубиновым и васильковым. Такие же изумительные, как и вся она сама, глаза, внимательно осмотрели всё помещение, из углов которого вдруг вынырнула целая армия бесплотных уродливых теней и заметалась, обшаривая комнату. Я боялась сделать вдох или шелохнуться, свято уверенная, что ещё секунда и буду обнаружена. Но, по странности, ни Умбрия, ни её смертоносные чары увидеть меня так и не смогли.

Королева пожала обнаженными плечами, откинула за спину шелковистую прядь прямых, как лезвие меча, волос и, схватив изогнутый нож, поспешила вернуться к прерванному занятию. Острые каблуки на вид хрустальных туфелек издавали задорный радостный «тук-тук-тук». Словно взволнованная девушка бежала навстречу возлюбленному. Стройная ножка с неожиданно маленькой для такого роста ступней игриво выглядывала из разреза распашного темно-синего нарядного платья.

Умбрия прижалась к обнаженной груди Хэма, ласкаясь, как доверчивое дитя. Нежно погладила узкой ладонью. Длинные тонкие пальцы, словно случайно, задели ноготком и потянули вниз колечко… Они тянули его до тех пор, пока сосок, в который оно было вставлено, не налился бордово-синим цветом, так напоминающим оттенки, сияющие в королевском взоре.

Хэм ничем не выдал своей боли, не застонал, не вздохнул, не вздрогнул.

Довольная результатом, Умбрия лизнула многострадальный комочек плоти и, схватив колечко зубами, резко мотнула головой. На мускулистый торс брызнуло алым…

Умбрия прервалась, с выражением неприкрытого наслаждения перекатывая на языке вырванное украшение. Она смаковала его словно ягоду черешни, а потом с победным видом извлекла изо рта, как бывает извлекают обычную косточку.

Отступив на шаг, королева окинула взглядом Аспидов: пустые «манекены» Эфаира и Крайта, безропотно терпящего муки неподвижного Хэма.

Отвращение, ярость, ненависть — всё самое сокрушительное и беспощадное к этой спятившей садистке переполнили меня. Я открыла рот, чтобы хотя бы криком прервать этот кровавый театр, но тут же с чувством сокрушительного бессилия постигла всю тщетность физических усилий. Я осознала себя всего лишь бесплотным, ни на что неспособным повлиять слепком реальной души. Несмотря на расстояние и стоящие меж мной и Аспидами магические заслоны древних охранных чар каждого из дворцов, я пришла сюда, на зов тех, с кем, как оказалось, была давно и крепко связана. Но помочь им совсем ничем не могла.

Действо продолжалось. Слизав и в самом деле оказавшимся раздвоенным языком свежую кровь, королева показательно скривилась.