Слуга злодея - Александр Крашенинников

Мысли у Вертухина путались и расползались, как выпавшие из мешка змеи.

На минуту он засомневался, сам-то ли он мужчина теперь. Он ощупал себя. Нет, пока мужчина.

И тут вспомнил Вертухин напутствие Шешковского, как он его из кабинета провожал:

— Дело, друг любезный, опасное. Погибели твоей многие желать будут. Особо следи, как два раза тебя убивать до смерти будут да не убьют. Третий раз он еще в русских сказках третий. Или конец или молодец!

И весь задрожав от сего воспоминания, Вертухин выбежал на дорогу, на санных следах коей лунные отсветы от каждого его движения бегали проворно, будто мыши.

Где же Кузьма? В какую сторону он потащил борова, направо или налево?

Ночной Сибирский тракт, великая дорога России, где дороги только зимой и доступны, лежала перед ним доверчиво, светло и открыто, как любящая и на все готовая женщина. Но молчал сияющий колокол неба над дорогой, молчали чудные пряники отороченных снегом изгородей вдоль нее. Морозная пыль, как серебряный иней с бороды господа бога, тихо дымилась в проеме леса, куда улетала единственная просека в бесконечных царских лесах Сибири.

Дай ответа, царская дорога!

Ничто не давало ответа, в какую даль утащил Кузьма огромного мороженого борова.

Глава двадцать пятая

Шпага или циркуль?

Услышав горячий возглас Фетиньи, все, кто был тем часом в доме Варвары Веселой, кинулись к окнам. За все свои годы никто из них не видел человека, скачущего по Сибирскому тракту не на лошади, а на свинье. От ужаса даже у Лазаревича, самого храброго и бывалого из всех, занемела спина.

И верно, как не устрашиться: по дороге под уклон, подпрыгивая и временами летя по воздуху, на самом деле неслась огромная свинья. И скакала она вверх ногами! А меж ног, крепко ухватившись руками за передние, сидел человек с черной бородою, без шапки и с закинутыми налево волосами.

— Господин леший никак?! — сказал Касьян и отпрыгнул от окна, нащупывая задницей лавку и крестясь.

Лазаревич протаял носом в заледеневшем стекле большую полынью и крепко прильнул к ней глазом. Луна, однако, в сей момент скользнула за тучку, и ничего на великой императорской дороге разобрать было нельзя. Исчез куда-то и Рафаил.

Лазаревич, опять оробев, молча отошел от окна.

Чрез четверть часа или того менее в сенях послышались шаги, что-то с тяжелым стуком упало и в дверь ударили суровой рукой, потом в другой раз. Варвара Веселая и ее гости и без того сидели недвижно, а тут просто растворились в тишине и безмолвии. Одни только часы с жестяным циферблатом бесстрашно бухали в простенке меж окон. На циферблате было рябое от мух изображение Георгия-Победоносца, копьем ему служила большая стрелка. Стрелка сей момент грозно пересекала голову воина, делая его одноглазым инвалидом.

Варвара Веселая неожиданно побежала на кухню и схватила прислоненный к стене обрубок толстенной оглобли. Теперь она была вооружена. С ней, с оглоблей, она и вернулась в горницу.

Взоры дознавателей смертоубийства поручика Минеева были приклеены к двери, их уши ничего не слышали, кроме страшной возни в сенях.

Дверь внезапно отворилась, и в избу, таща за хвост мороженого борова, ввалился Кузьма, без шапки и в расстегнутом кафтане. За те пять минут, пока он мчался с горы на борове, как на санях, шапка ускакала куда-то в темноту, сманив за собою левую рукавицу, кафтан начало трепать, будто парус в штормовом море, и из карманов вытрясло двадцать копеек, кои Вертухин дал ему на табак. Кузьма теперь был без шапки, без табака, без левой рукавицы, но с огромной свиной тушей, коей хватило бы на целую команду гвардейцев.

— Хозяйка, принимай! — сказал он, обращаясь почему-то к Фетинье. — Обменял на капитана нашего Вертухина. Хватит поститься!

Фетинья кинулась на кухню и взяла ухват.

— Что ты, господь с тобой! — припертый ухватом к стене, еле выговорил Кузьма. — Господин наш жив-здоров и рассчитывается за свинью с Яковом Срамословом в его огороде.

При сих словах Варвара Веселая вскрикнула и прислонилась к стене, едва дыша от страха. Ведь она надеялась, что живым господина дознавателя больше не увидит. Такими крепкими оглоблями, кои водились в ее хозяйстве, и медведя можно убить, не то, что человека.

Фетинья подхватила ухватом голову Кузьмы и, высоко ее поднимая, понесла в угол. Кузьма семенил под своей почти отделившейся от туловища головой на цыпочках.

— Стой тут и помалкивай, — приказала она.

Поставив Кузьму на место, она оборотилась к Варваре Веселой:

— Дрова есть? Воды хватит?

Запела печка, начала стонать в чугунке вода. К тому часу, когда в избу вошел измученный, весь в коровьих ароматах Вертухин, тушеную с картошкой свинину поглощали уже по третьему заходу, жуя тяжело и с отвращением.

Вертухина, как могли, очистили, подали таз горячей воды, дабы умылся, и усадили за стол под божницу, на красное место, признав его знатнейшим среди присутствующих. Никто ни словом не спросил его, в каких местах он ныне побывал, с кем имел знакомство и кем столь чувствительно был обижен. Сам же Вертухин молчал, будто клятву дал на отсечение руки.

— Теперь бы пивца… — сказал Калентьев, отвалившись к стене и не в силах встать.

— Затычку бы тебе в хайло! — не в тон ему ответила ему Фетинья. — Вить трех дней не минуло, как в доме нашем убитого нашли! А тебе пивца. Не гневи господа, Калентьев. Он и так-то к тебе милосерден. В прошлом году ты упал в винный погреб при церкви. Тебя неделю весь завод искал. Углежоги всю траву в лесу спалили, думали хоть кости в траве найти. А ты неделю не мог дойти от винной бочки до лестницы.

— Да не был ли он пьян в то несчастное утро? — спросил Вертухин. — Когда поручика нашли убитым до смерти? Три ковша пива с утра выглотил и не соображал, что делает.

Калентьев понял, что надо обороняться.

— А кто, Кузьма, покупал инструмент по имени циркуль в лавке Чумнова? — обратился он за помощью к своему неприятелю. — Ты говорил, будто видел. И будто не шпагой, а циркулем до смерти проткнули поручика Минеева.

Кузьма встрепенулся и страдальчески вытер губы бородой. Уж как ему не хотелось отвечать на вопросы Калентьева — он бы лучше с блохой поговорил. Но правды Кузьма никогда не мог в себе пересилить. Скажет ему, бывало, Вертухин: «Кузьма, а погода нынче дрянь. Ветер с ног сбивает, в рожу снегом так и плюет». «Да нет, ничего, славная погода, зато не жарко, — отвечает он. — А рожу можно и платком закрыть».

— Варвара наша Веселая покупала сей инструмент, — сказал он, жуя бороду и не глядя на хозяйку.

— Вот как! — воскликнул Вертухин и отложил ложку. — По твоему разумению, оным инструментом и проткнули Минеева?