Поляна, 2013 № 02 (4), май - Журнал Поляна

Султана Магомедова, отца Казбека, брата Али, допросили накануне. Храбрый вояка и в первую чеченскую войну служил в милиции, воевал плечом к плечу с братом. Узнав о сыне, сомкнул брови. «Нет у меня больше сына, раз он поднял руку на брата!» Так сказал Султан и призвал в свидетели Аллаха…

Тотчас как вернулся домой молодой Казбек, крепко веревкой Султан связал ему руки. Покорно стоял Казбек, опустив голову.

Казаков, войдя в дом Султана, сел за стол, включил диктофон:

— Как попал в банду? — спросил он Казбека.

— Случайно.

— Понятно, — усмехнулся Казаков. — Давай, рассказывай все по порядку. У тебя одно спасение…

Рассказал Казбек, что год тому назад познакомил его с бандитами приятель Ваха, вместе учились они в школе. Как-то раз пришел Казбек домой к Вахе, а там сидят бритоголовые абреки. Чужаки, из горных лесов, и фугас они принесли, и устанавливали тоже они, и камера у них своя, а он, Казбек, снимал на свою камеру, и лица тех абреков снял. А пошел с ними, потому что и без него бы они пошли, а не предупредил оттого, что боялся… А сейчас бандиты у Вахи в доме сидят, ждут темноты, чтобы пойти проверить фугас, почему не взорвался. Завтра опять взрывать будут…

Быстро выехала группа захвата. Взяли абреков, вывели во двор и там же расстреляли. Ни оружия, ни взрывчатки при них не оказалось, не нашли и видеокамеру. Все спрятали абреки в тайнике, думали, что отпустят их солдаты, раз при них ничего нет. В чем их вина?… Да только все они были известны в лицо, всех их снял на камеру молодой Казбек. А Ваху, волчонка молодого, скрутили, посадили в камеру.

На следующий день Казаков показал видеозапись командиру отряда Али Магомедову. Пусть узнает, кому жизнью обязан, а кто его на тот свет спроваживал.

Али, такой же грузный, как и сам Казаков, вошел в кабинет, взмахнул руками, сказал громко:

— Здравствуй, дорогой! Как поживаешь? Зачем звал? Что случилось, слушай, а?

— Кино хочу показать тебе, дорогой Али. Присаживайся поудобнее, — встретил его Казаков.

— Кино? Вах! Кино! Дел невпроворот, слушай! А ты — кино! Вах! Ну, ладно, давай кино. Значит, хороший фильм, раз ты мне его показать хочешь… Казаков включил магнитофон, вставил кассету.

— Вах! Что это? Дорога, да? О, слушай, вон моя машина едет!.. — обрадовался Али. Хорошее настроение было у него с утра — дочь выдавал замуж. Уж все было оговорено. Жених — Эрисхан, джигит, из старинного рода. Дом богатый у него. Перед новой властью чист. Чего еще надо для счастья дочери…

— Это что ж, я еду, да? Слушай, какой хороший фильм!.. Это вы меня снимали, что ли? Это мне подарок такой, да? К свадьбе дочери, да? Ай, спасибо!

— Пожалуйста, дорогой Али, — улыбнулся Казаков. — Только это не весь подарок. Смотри дальше…

— Да? Ну что ж… А это — что это? Подожди! Это — что это?! Это кто ж снимал?! Это меня взорвать хотели, что ли?! Вах… — Али вскочил на ноги, сжал кулаки, лицо его потемнело. — Кто снимал? Всех достану! Где они, слушай?!

— Да уж их достали, — успокоил Казаков. — Один еще в камере сидит.

— Кто такой?

— Ваха Ибрагимов — приятель твоего племянника.

— Что?!

Выбежал на плац Али, а там его брат Султан и племянник Казбек стоят. Шагнул вперед Султан, говорит:

— Брат! Вот сын мой был с теми собаками, что смерти твоей хотели. Вот он, отдаю его в твои руки. Делай с ним, что хочешь…

Подошел к нему Али, крепко обнял брата. На племянника глянул с укором, ничего не сказал.

Спустя год, когда проезжал Али по городу, из подствольного гранатомета ударили по машине. Залетела граната через опущенное боковое стекло и взорвалась у него на коленях… Погиб и водитель — молодой джигит, его зять Эрисхан. Плакал Султан, видя смерть брата, и клялся мстить, пока не остынет кровь…

Цвети, Кавказ. Набирайтесь силы прореженные виноградники. Распускайтесь молодые деревца, да не будут горькими ваши плоды…

Серега ЧП

Далеко слышны отголоски кавказской войны. Вот и в ногайских степях стало неспокойно. Вспомнились давнишние обиды. Пролилась кровь и напитала засушливую равнину между буйным Тереком и мутной Кумой.

Из Чечни, Ставрополья и Дагестана потянулись чадящие караваны боевых машин. Из Моздока вызвали Казакова. С первых дней дела не заладились. И опоздал к сроку, и попал под горячую руку начальства и, главное, любимую свою фляжку, с тесненной кожей и надписью «За Аргун» потерял…

Товарищи утешали:

— Подожди, вот приедет Серега ЧП, тогда узнаешь, что такое невезенье. А у тебя еще так, пустяки. — Что это за Серега ЧП? — спрашивал Казаков.

— Этого словами не опишешь, — отвечали ему значительно. — Это видеть надо. И вот приехал молодой парень, рыжий как подсолнух, в плечах богатырь, росту под потолок. С дороги первым делом присел отдохнуть на стальной табурет, на котором уже не одна тысяча человек перебывала, казалось, и сносу ему нет, а тут — трах! — табурет в одну сторону, парень в другую.

— Вот это и есть Серега ЧП, — знакомят Казакова. — Прибыл наш орел!

К вечеру приняли за знакомство, поговорили за жизнь, улеглись спать. «Парень как парень, — удивляется Казаков. — Пьет как конь, здоров как буйвол, а что табурет сломал, так это ерунда».

Под утро проснулся Казаков. Шум, крики, смех…

— Что стряслось? Чего ржете, кони?

— ЧП теракт устроил, — отвечают ему. — Толчок ликвидировал!

— Как так? Да как же он это сделал?

— А пес его знает… На бок завалил… А тут и сам «террорист» стоит, оправдывается:

— Да я только сел, а он и поехал… Я и не знал, что он такой хлипкий.

Казаков пошел смотреть. И точно, лежит изделие на боку, винты выворочены, приступка треснута.

— Ладно, — говорит Казаков, — некогда ерундой болтать, все на улицу, полчаса на сборы и выдвигаемся, а ремонт — вечером…

— Так выйти нельзя, — говорят ему, — он ведь, нехороший человек, и замок сломал… — Как сломал? — не верит Казаков.

— Да я ключ повернул, а он возьми и сломайся… Только душка в руках и осталась… — вздыхает ЧП. Блок двухэтажный, бетонный. На первом этаже все окна замурованы. На втором только бойницы для стрельбы оставлены. Дверь бронированная, взрывать не станешь.

— Что ж ты наделал, садист? — спрашивает Казаков. — Что ж нам теперь с крыши служебную надобность исполнять?!

— Виноват, — бубнит ЧП. И стоит, всею пятерней затылок чешет. Дылда трехаршинная.

Были бы инструменты, можно за обломок ключа ухватить да повернуть. Но они в машине — не достанешь, и попросить некого, в такую рань на улице ни души. Битый час ждали. Наконец, появился первый заспанный прохожий.

— Эй, товарищ! — кричит ему из окна Казаков. Прохожий вздрогнул, попятился.

— Да-да, вы, лысенький! Я вам говорю. Можно вас на минуточку…

Тот хотел было улепетнуть, но Казаков вынул пистолет, пальнул в воздух.

— Стой, сволочь! Ну-ка иди сюда!

Прохожий приблизился с опаской. Казаков бросил ему из окна ключи от служебной девятки.

— Открой багажник, дядя. Там ящик с инструментами, возьми пассатижи и кидай нам.

С пятой попытки «дядя» закинул пассатижи в узкое окошко.

Еще полчаса бойцы провозились с дверью, наконец выбрались, прыгнули в машину, поехали… Серега был как не свой, все переживал за свое невезение…. К месту сбора в Нефтекумске опоздали на два часа. Получили нагоняй и задание прояснить жильцов подозрительного дома на окраине города.

— Ты, Серега, — шутили бойцы, — лучше не ходи. Сиди в машине. Ну, тебя к лешему. Наловишь пуль, что нам с тобой потом делать?

— Ума не приложу, как меня еще не подстрелили? — вздыхал ЧП. — По такому раскладу все пули мои…

Машину оставили неподалеку. К воротам ЧП шел первым, даже шлем не надел — на все рукой махнул, раз уж доля такая, то ничего и не попишешь, от судьбы не уйдешь. За ним еще двое бойцов. Вдруг из ворот на дорогу выскочил бородач с автоматом и косой очередью резанул по головам — двух бойцов за спиной ЧП сразил наповал. Сереге только ухо пулей ожгло. Навскидку выстрелил, попал точно между глаз боевику…

Казаков тем временем с другой группой зачищал дом. Когда дело было кончено, подошел к убитым бойцам. Серега стоял подле, тер оцарапанное ухо.

«Никакой он не ЧП, — подумал Казаков, — Всем бы так везло».

После этого случая Серегу больше не называли ЧП, а все былое забылось…

По справедливости

Казарма и военный госпиталь были взорваны: густая едкая пыль наполнила воздух, искореженные бетонные плиты громоздились друг на друга, из руин торчали изогнутые куски арматуры, слышались стоны раненых…

Те, кто мог, выбирались сами. Плац заполнялся контуженными. Кашляли, отряхивали пыль с одежды, просили пить, курили, лежали на земле.