Изумрудная долина (СИ) - Александр Анфилатов

В ответ Ярослав не сопротивлялся, но медленно высвободился из объятий девушки.

— На нас смотрят, — смущенно пролепетал он, и почти шепотом: — Успокойся! Я не давал тебе повода… Или ты уже не обижаешься на меня?

Юля, потупив взор, отвернулась со словами:

— Я не обидчивая.

Жиган с ехидно–смущенной улыбкой тронул Ярослава за плечо, как бы давая понять — есть разговор. Они отошли в сторону, а Юля присоединилась к другим девушкам, что посреди внутреннего двора, перед мегароном, на специально разведенном здесь огне готовили по последним голодным временам знатные деликатесы — добытого охотой кабана. Силами четвертого взвода и стараниями Павла Петровича готовилось богатое пиршество для всех колонистов.

Ярослав с Жиганом расположились прямо на каменных ступенях, где девушки расстелили циновки, а для Вождя, как это положено, шкуру тигра. Вокруг сидели ближайшие друзья, а за ними все желающие, кто на тот момент оказался свободен. Нашлось место и для вуоксов, и для ласу, которые поддерживали пламя в главном очаге мегарона, принося благодарственные жертвы богам. Аромат жаркого приятно щекотал нервы, девушки–модонки разносили кувшины и плошки с фруктовой настойкой.

Ярослав едва пригублял вино и друзей своих тоже призывал к воздержанию, в шутку говорил:

— В нашей колонии следует установить монгольский закон, введенный в свое время Чингисханом. «Всякий мужчина имеет право пить спиртное не более трех раз в месяц. Превышение считается пьянством и преступлением, потому подлежит наказанию».

По случаю праздника Ярослав отступил от правила и попросил снять с него хауберк. Уже долгие недели он не чувствовал себя свободно, привыкнув к броне, как ко второй коже, снимая только по утрам для омовения или работы. Сегодня решил расслабиться!

А потом начались песни и пляски, среди которых то и дело радостно звучали славословия в честь командиров и воинов, сумевших в «неравном» бою отстоять крепость. Медленные танцы ласу сменялись веселыми и радостными переливами модонских плясок, в чём‑то схожие с мотивами южных славян. Северянка Ноки в компании двух других единоплеменниц, каким‑то чудом занесённых так далеко от родины в составе агеронских семей, отбивая такт ладошками при аккомпанементе флейт и бубнов, показали нечто вроде хоровода, тягучее и медленное, как ледяные воды полярных рек. Глядя на девушку, Ярослав не переставал удивляться, как схожи характеры миров, где север рождает медленно спокойные ритмы, а жаркий юг благоволит быстрым безудержным вихрям. Глядя на Ноки, можно было подумать, что перед тобой не рабыня, украденная разбойниками Риналя, а какая‑нибудь из красавиц полесья вышла в круг показать свое умение и искусство перед парнями.

Жиган отвлек Ярослава от приятных мыслей и созерцания собственного имущества:

— Ты меня предупреждал о ночных гарпиях, но что мы увидели сегодня… — говорил он, качая головой.

— Вы видели гарпий?! — не удержался от восклицания Ярослав, стараясь не привлечь внимания окружающих. — Не может быть!? Днём?!

— Да, Славик, — грустно согласился тот, — и не только я, а все мои люди видели, и теперь после увиденного трудно будет избежать разговоров.

— Что случилось? — взволнованно спросил Ярослав.

— Пока ничего, — успокоил Жиган, — но… Сегодня утром видели нападение этих тварей на один из кораблей, зашедших в устье. Жуть! Все мои люди в шоке! Пять летающих демонов разорвали в клочья несколько моряков, пока их товарищи успели вывести корабль в море. Что было дальше, не знаю, мы постарались уйти как можно быстрее, но крики людей слышали совсем недолго. Думаю, гарпии их просто съели!

— По словам Олега, хищники ведут ночной образ жизни, и я сам видел колонию, где все спали днём!

— Как видим, не только ночной!

— Это многое меняет, — задумчиво произнёс Ярослав, — оказывается устье опасно не только ночью.

— Однозначно, — с готовностью согласился Жиган. — Может лучше напасть на гнездовье вновь, как это делали вы с Олегом, но теперь большими силами и мочить до последнего, — рукой показал, как он будет это делать.

— Нет, Сергей, я пока опасаюсь. Наши враги войо спят и видят Изумрудную долину без людей. Пока у нас баланс сил, и любые напрасные жертвы могут качнуть весы не в нашу пользу. А разговоры… что ж, без них всё равно не обойдется, рано или поздно все узнают…

Разносили печеную кабанятину. За последние недели это был редкий случай отведать мяса, народ питался плодами земли или подножным кормом, в ход шло всё съедобное, вплоть до травы, кореньев, грибов и лесных ягод. После плясок людей нашлось место и для вуоксов. Их «танец воинов» поражал необузданной яростью, грохочущим ритмом барабанов, между прочим, за неимением своих, позаимствованных на время у модонов.

В разгар веселья появился Ибирин.

— Столько выпивки и без меня, — гаркнул морской волк, видя наполненные чаши.

— Что кормчий? — как бы между прочим поинтересовался Ярослав, отправляя в рот очередной кусок мяса.

— Дрегон? — удивлённо воскликнул тот, хватая кусок пожирнее и отправляя по назначению. — Кол ему в печенку, хитрая бестия, на ночь оставил корабли на рейде, но обещал утром подойти к причалу. После боя торговать не желает, боится, отберём корабль.

— Правильно боится! — хохотнул рядом Станислав.

Ибирин сверкнул глазом, но продолжал:

— Ему наплевать на воинов! И он ушёл бы в море, кабы не посол. Этот Веллас большая шишка в Бурути, и, по словам Дрегона, женат на сестре деспота. Поэтому кормчий не может уйти без него или хотя бы его трупа, иначе ему будет плохо.

— Ты говорил, что он твой друг? — спросил Ярослав, поглощая очередную порцию.

— Говорил, — ответил Ибирин, прожевывая печеное хрустящее мясо и запивая настойкой, — только, Дхоу Наватаро, Вам не следует доверять этому человеку, мы все для него возможный товар на рынке рабов Риналя.

— Спасибо за предупреждение, Ибирин, я не обольщаюсь насчёт Дрегона, но завтра мы поймаем его на крючок, как речную рыбу пескаря.

Пришла очередь землян отжигать искусство танца. Среди них преобладала в своей основе молодежь, и потому появился музыкальный центр, провезенный контрабандой кем‑то из москвичей, и звуки рок–н-ролла, а затем тяжелого рока вводили местных в ступор своей новизной и необычностью. Надо сказать, колдовское устройство, время от времени включаемое некоторыми отморозками, действовало на аборигенов поразительно, вгоняя слушателей в благоговейный трепет, скорее не самой по себе музыкой, а возможностью её воспроизведения. А если придуркам удавалось записать чей‑то голос, пиши пропало, паника обеспечена по всей колонии. Ярослав уже давно подумывал конфисковать «музыкальную шкатулку» и не травмировать слабые нервы и буйное воображение людей.