Бретонская колдунья (сборник) - Юлия Галанина

Господин Шевро быстро сообразил, что это дельце можно выгодно провернуть, поэтому грозно обвел опухшими глазами кухню, погрозил всем кулаком и, прихватив флягу с кружками, сказал:

– Пойдемте, господин Смит, потолкуем спокойненько у меня!

– Какая вы, тетушка Франсуаза, смелая! – восхищенно сказала Жаккетта, когда за управляющим и кузнецом закрылась дверь. – Так хорошо с этим грубияном говорили! Всю правду ему в глаза высказали, да так складно! А господин Шевро одно заладил: «Господин Смит, да господин Смит».

– Может, для кого Кривая Нога и «господин Смит», – хмыкнула тетушка Франсуаза. – А только с той поры, как тридцать лет назад мы с ним в кустах целовались, так он для меня Жаком и остался, ирод колченогий! И тогда он надо мной не верховодил, а уж сейчас и подавно!

Через день вся округа доподлинно знала, что же произошло в кузнецовой роще: Кривая Нога давно спутался с дьяволом, который управлялся за него по хозяйству.

До поры до времени кузнец и дьявол ладили. Но Кривая Нога вошел во вкус легкой жизни, и одного рогатого ему показалось мало.

Недолго думая, он обзавелся и вторым. Да, видать, хилого сторговал, потому что принялся его наилучшей стряпней прямо с графиньского стола откармливать.

Первому черту показалось обидным, что новичка булками потчуют, он и решил поквитаться.

Дождался грозы – и давай выяснять, кто главней! Вон, когда молнии били – это черти на огненных хлыстах сражались.

Но первый силы свои не рассчитал. Второй-то на сдобе отъелся и давай его мутузить. Пришлось первому бежать.

Скользнул змеей вокруг дуба – а второй его и настигни! В дуб загнал, исхлестал и в клетку свою (для пущего позора) запер.

Сам же в преисподнюю подался – перед другими бесами хвалиться!

«А коли не верите – подите посмотрите, как черти у сарая по земле когтями скребли и дуб пополам развалили!»

Маловеров не находилось.

Желающих впустую тратить собственное здоровье и рисковать конечностями, чтобы вернуть кузнецу сбежавшую нечистую силу, тоже не нашлось.

Больше ради порядка стражники обошли замок, лениво тыкая копьями в темные углы. На кладбище никто, конечно же, не заглянул: всем известно, что никакой дьявол по доброй воле у часовни прятаться не будет. Что он, совсем чокнутый?

На всякий случай окропили жилые покои святой водой и на том успокоились.

Пусть кузнец волнуется, раз такой непорядок в хозяйстве завел. Так ему, злыдню ехидному, и надо!

Некоторые (на голову бойкие) так даже загордились чуток: в каких еще землях услышишь, что местный кузнец двух чертей дома держал, а они передрались, по лбу его треснули и удрали!

Не одну полную кружку первоклассного вина можно таким рассказом честно заработать…

Опять же уважение кругом. Особенно если небрежно упомянешь, что помогал нечистую силу искать.

И даже застукали их, голубчиков, в старом овине. Но хитрые черти начали кидать в кюре прелую солому и, пользуясь суматохой, выскочили через дыру в ветхой крыше…

Глава XIII

Важные новости разлетаются быстрее перелетных птиц.

Уже вся Гиень знала, что графини де Монпезá вот-вот покинут родные края и отправятся в дождливый Ренн.

Спеша засвидетельствовать свое почтение и пожелать счастливого путешествия, со всех концов небольшими группками опять потянулись гости.

Первыми, как обычно, нарисовались де Ришары, дю Пиллон и несколько ближних мелких дворян.

Впавшая было в тоску перед непонятным будущим, мадам Изабелла несколько воспрянула духом, и небольшое общество принялось развлекать себя, чем возможно в такое жаркое время.

Из-за этой гостевой суматохи Жаккетта никак не могла попасть в склеп, где несчастный нубиец уже третьи сутки сидел на диете из засохших булок.

Вот и сегодня: вместо того чтобы разбрестись по комнатам и спокойно подремать при закрытых окнах, общество решило предаться одному из самых прекрасных искусств – музицированию.

Расклад музыкантов вышел такой: мадам Изабелла играла через пень-колоду (что поделать, трудное детство), мадам Беатриса не отличалась ни слухом, ни голосом, шевалье дю Пиллон наизусть помнил только непристойные, разухабистые песенки, чета де Ришаров тоже особыми талантами в этой области не блистала, а уж обо всех остальных гостях и вышеперечисленного сказать было нельзя!

Поэтому все они охотно остались слушателями, предоставив молодежи показывать свое умение.

Жанна села за столик, на котором стоял маленький, отделанный перламутром и слоновой костью клавикорд. Рене расположилась рядом, с лютней в руках. И девушки приятным дуэтом (в монастыре умели вбивать в будущих дам основы хороших манер) начали концерт.

Теплый, живой тембр клавикорда и серебристое звучание лютни хорошо гармонировали с небольшими, но красиво окрашенными голосами девушек, унося слушателей в романтические дали.

Пасторали[29] сменялись меланхоличными серенами[30] и грустными альбами[31]. Элегии перемежались балладами и сирвентами[32] прошлых веков, и все присутствующие млели от удовольствия.

Камеристки примостились позади гостей, около дверей, и тоже наслаждались пением.

Все, кроме Жаккетты. Она, сидя на низеньком табурете и изобразив полное внимание, пыталась думать.

С непривычки дело шло довольно туго, но Жаккетта не сдавалась. Поняв, что упрямая голова словами думать не хочет, она заставила себя рисовать в мозгу картинки возможных событий.

Думала же Жаккетта о том, куда девать нубийца и как его кормить.

Сначала возникла довольно интересная картина: Абдулла сидит в конюшне и увлеченно жует овес и сено.

Но Жаккетта, изругав на все корки свою глупую голову, решительно ее стерла.

Вторая картина была пореалистичней: Абдулла сидит в кладовой и жует аппетитный окорок. За продуктами к праздничному ужину входят тетушка Франсуаза, повара и управляющий…

Вторая картина Жаккетте тоже не понравилась.

Картина третья перенесла нубийца в их (Жаккетты и Аньес) комнату: Абдулла сидит под Жаккеттиной кроватью и жует Жаккеттин же обед. Входит Аньес, заглядывает под кровать и падает замертво при виде сбежавшего от кузнеца дьявола. Жаккетта, плача, стоит над свежей могилой подруги…

Картина четвертая засунула несчастного нубийца в потайной ход под башней.

Жаккетта с корзинкой съестного тычется во все закоулки, напрочь забыв верную дорогу в тех лабиринтах, и в конце концов натыкается на труп истощенного, умершего от голода Абдуллы…

Бедная Жаккеттина голова так измучилась, выдавая различные ужасы, что стала трещать по всем швам.