Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева - Данила Зайцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проехали оне всю Южною Америку, где старообрядцы живут, вернулись домой, и вскоре жена Лукерья попала на машине в аварию и убилась. Как ето получилось, неизвестно, но она давно покушалась на свою жизнь, потому что муж был кровосос.
В 1990 году Николай Басаргин приезжает с отцом Захаром в Уругвай и сватат Марфину сестру Палагею. Та не хотела выходить, он ей не нравился, да и намного старше: она 1963 года, а он 1948 года, вдово́й, семья большая, двоя определённых да семеро на руках, последнему всего один год. Но тёща пристрела: выходи да выходи, что богатый, религиозной да милостливый. И девчонку сбили с ума, она вышла.
После свадьбе приезжают в гости в Аргентину с другим свояком, Василием[122], и собираются проехать по Андам, и в Чили. Заезжают ко мне как свояки, а Иона тут как тут, повёз к себе. Марфины сёстры стали настаивать, что «мы приехали в гости к сестре, а не Иону слушать». Мне обои свояки не понравились, всё подковырки да надсмешки, и всё у них синьцзянсы хуже бесе́й. Стали меня просить, чтобы повозил их по Андам и довёз до границы Чили. Я попросил грузовик у тяти, он дал, но тормоза были слабы, и не заводился. Стал своякам говорить, что машину добыл, но тормоза надо поправить и не заводится. Говорят: «Дорогой поправим». Ну хорошо, поехали. Я взял троих сынков, заехали к тетке Фетинье – у них гостили тесть с тёщай, – и тронулись в путь.
Дорогой говорю: «Тормоза надо поправить». Молчат. Едем по трассе 22, движение много, особенно Алто-Важе. Говорю: «Машину надо справить». Молчат. Думаю: испытаю, что будет дальше. На друго́ утро приезжам в Барилоче, и поехали вдоль Андов на юг, вдоль гор по крутика́м. Мы без тормозов, машина не заводится. Через сутки приезжаем в Корковадо, говорю:
– Куда вас, на границу или поедете со мной рыбачить?
Тесть сразу:
– Поехали рыбачить.
Николай:
– Мне хоть как.
Василий:
– На границу.
Жёны настаивают:
– На рыбалку, чтобы отдохнуть.
Ну, поехали рыбачить. Шестьдесят кило́метров дороги худыя, горы, крутики́. Вот уже вечер, холодно, машина подпрыгивает. Ишо минут пятнадцать, и будем на месте. Стукают из кузова, останавливаюсь: «В чём дело?» Вылазит Василий, и взялся меня материть как мог, что завёз в такую глухомань, Николай туда же. Я слушал-слушал и заплакал. Тесть заступился и спросил:
– Далеко ишо?
– Нет, пошти на месте.
– Ну, поехали.
Приехали. Ето там, где первый раз приезжали землю смотреть. Утром погода угодила прекрасна. Все повеселели, я с детками приготовил сетки, надули камеру, пошли на озеро, поставили сетки. Но вода была очень холо́дна. Покамесь ставили сетки, я замёрз, меня стало стегать[123], едва-едва доплыл, дети напугались. Едва выпрямился и, сколь было силы, пошёл, постепенно разогрелся, и стало хорошо. Наутро пришли – по́лно сетки форели. Мы етот день консервировали, коптили, солили, вышло шестьдесят банок консервы, два ведра по двадцать килограмм солёной да ведро копчёной. Пробыли три дня, и обратно доехали в Корковадо.
Довёз их до границы, помог груз стаскать, оформил в таможне. Когда стали распрощаться, Николай подошёл и бросил сто долларов мне под ноги. Машину не справили, и вернулся я без тормозов, и машина не заводилась. Правды, топливо заливали.
Вернулись оне через две недели. Был праздник, мы были у Тимофея, было много гостей. Заходют Николай, Василий с жена́ми, и взялись меня корить и подсмеивать. Я всё молчал. Народ не вытерпел и заговорил:
– Данила, ты что молчишь? Стань да по морде надавай.
– Да пускай! Хто что сеет – всё себе. – Стали с Марфой, сяли на машину и уехали.
Когда мы жили в Чили у Артёмовских в дому, приезжала к нам в гости Таисья. И что ей надо было – непонятно, поудивлялась и уехала.
17
Переехали мы в город, у нас пошло хорошо. Я стал учить: в понедельник Пуерто-Монт и Осорно, во вторник и в среду Сантьяго, в четверик Темуко, в пятницу Вальдивия, в субботу налаживал[124] иголочки. Марфа учила поблизости: в Пайжяко, Рио-Буено, Ла-Унион и Футроно, в свободно время составляла рисунки и рисовала на материю. Ребятёшки учились в школе, а в свободно время мотали нитки с больших мотков на маленьки.
В Чили школа нам понравилась. Учут хорошо, приучают строго ко всему, и на кажду материю[125] разна[126] тетрадь. В Арьгентине, когда я учился, был хорошой порядок и учили хорошо. Но когда стали учиться мои дети, то ето уже не школа, а разврат. Андриян дошёл до четёртого класса и путём ни читать, ни писать. За весь сезон учились семьдесят процентов, а тридцать процентов забастовки, и учительницы почти не задавали уроков на дом. В Чили наоборот: учут в школе и домой задают уроков.
Заработки у нас шли хоро́ши, но приходилось нелегко. Спал я почти в автобусах, и кушать приходилось по-всякому – не желал бы ето никому, делалось всё на ходу. Чиленсы ничего, стараются учутся, хорошо с ними работать: вежливы, ласковы, обходительны. Но сразу видать: конфликтивны, много алкоголиков. Как-то раз разговорился со своими учениками и спрашиваю:
– Почему в Чили много алкоголиков и часто стречаются с шрамами? Вижу, в Чили высокая культура, народ приучён к хорошему порядку и соблюдают етот порядок. Но низкий класс конфликтивный, а вышней класс вообче превосходный, но гордый.
Мне отвечают:
– Чили завоевали конкистадоры еспаньолес, и вообче завоевали почти всю Южною Америку. Испанский виррей[127] везде разослал своих доверенных, особенно в Аргентине даже был виррейнато[128]. В Чили етого не случилось, но испансы объявили по всем тюрмам и предложили: хто поедет в землю конкистадо, тому свобода, лёгкая жизнь, золото. Вот и заселили Чили тюремшиками, смесились с аборигенами. Вот вся и наша раса, а вышней класс – ето европейцы, особенно немсы, все у нас формы немецки, военный строй, карабинеры, школа и так далея.
Учить приходилось разных мастей. Ето были в основном женчины разного возраста, от детей и до шестидесятилетнего возраста. Мужчины попадались редко, оне считали, что ета работа женска, и чиленски мужчины считаются мачисто.
Были и малыя группы, дамы вышняго класса. Собирались оне у себя дома, приходилось стараться ублаготворить. Ну слава Богу, всё шло хорошо. Были группы калеки, но ето бедняжки! Как оне стараются, миленьки, некоторы даже не могут иголочкю в руки взять. Тут мне приходилось трудно. Старался всех приласкать, никого не обидеть и всех научить. Всё ето шло медленно, но видел ихно старание, и ето мне давало силы. Когда у них стало получаться – бедняжки, сколь радости и слёз! Немало и мне приходилось плакать с ними. Потом как прихожу в класс – сколь радости, все считают за какого-то святого. Оговариваюсь, но слушать не хочут.
Запомнились мне старушки, ето тоже нелёгко. Плохо видят, руки трясутся, нервны, часто отвечали:
– Профессо́р[129], ничего с нас не будет!
Приходилось убеждать:
– Потерпите немного, все научитесь.
– Глаза не видят.
– Пожалуйста, смени очки.
– Нервы, руки трясутся.
– Успокойся, не торопись, работай медленно, со вниманием, забудь про всё, и потихонечкю будет получаться.
И каждый раз приходилось убедить и обласкать. Потом приходют и говорят:
– Профессо́р, спасибо! У меня дома конфликтов не стало.
Друга́:
– Ето мне терапия, не стало стресса.
Третья:
– Бросила лекарства от нервов.
Да всё не опишешь, столь благодарностей, а мне толькя радость. Часто подарки: хто сувенир, хто конфет, печенье, торт.
В консэ года выставки. Ето было нелегко – везде организовать и побыть на выставкав, а у меня их получалось немало, даже на некоторы не успел, там заменила Марфа. Но на меня мои школьники обиделись, пришлось перед всеми извиняться. На второй год ета же история.
Но у меня цель была такая: научить как больше, выйти на хороший рынок и снабжать любой запрос. Ходил немало по чиновникам, показывал своё художество, везде отвечали: «Да, как красиво», и сулились помогчи. Но время шло, и никакого результату. Да я понял, вот почему: много бедных, нихто им руку не подаёт, все проекты в шкатулку или на огонь. А всю жизнь учить у меня нервов не хватит: для каждого дела надо иметь цель и результат.
18
С Бразилии с Кулуене приезжают Баяновы, с семьёй и с грузом. Попросили, чтобы помог с таможняй и с документами, – помог; попросили земли найти – помог, купили пятнадцать гектар. Стал просить один гектар под дом – отвечают: «Самим мало».
Артёмовски строили себе дома – Карпей, Илюшка и Васка, часто заезжали в гости погулять. Как толькя приедут, происходют у нас гулянки. Поехали разные туристы – из США, Бразилии, Уругвая, Аргентине. Переехали на жительство Иван Семёнович Анфилофьев с Харитиньяй Лукиничной Бодуновой и Олимпияда Лукинична Бодунова с мужем, аргентинсом Моисеям.
Иван с Харитиньяй сколь-то время жили у нас, и насмотрелись мы на ету историю. Ванькя в Понта-Пора Харитинью, Хаскю, обманул тринадцатилетню и украл, что Бодуновым немало настроил горя. Вообче босяк, он с Харитиньяй почти не жил, нажил ей двоя детей – Капитолина да Георгий. Бил, издевался, идивотничал как мог, сколь раз сулился убить. Бывало, мы в праздник смотрим фильмы, а она с малыми детками в своёй комнате молится. И сколь раз видели её уплаканну. Как-то раз при нас он взялся её душить и кричал:
